Набоков любил бабочек, но самый знаменитый его роман повествует о жизни куколки, так и не вылупившейся из своего кокона. Впрочем, «Лолита» была не первой его попыткой такого рода. В книге, написанной в молодые годы и озаглавленной «Камера обскура» (1933), главный герой Бруно Кречмар бросает жену и ребенка ради нимфетки по имени Магда… В «Приглашении на казнь» двенадцатилетняя девочка Эмми питает эротическую тягу к мужчине вдвое старше ее… Неужто Владимир Набоков, как все гении, вечно писал один и тот же роман? Я подозреваю что, его всю жизнь преследовала навязчивая мысль о детстве (особенно о его собственном, но иногда и о чужом).

Будь в моем распоряжении побольше страниц, я мог бы описать здесь массу других скандальных подробностей, которые немедленно сподвигли бы отдел нравов на арест этой книги. Вот, например, такой пассаж: (СЛЕДУЮЩИЙ ПАРАГРАФ ВЫЧЕРКНУТ ЦЕНЗОРОМ).

№26. Маргерит Юрсенар «ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ» (1968)

Номер 26 – снова не я, но зато это Маргерит Юрсенар (1903—1987), с ее «Философским камнем», романом, вышедшим в 1968 году, то есть одновременно с «Прекрасной дамой», и так же мало отразившим события данного года, как и тот. Приятно сознавать, что Маргерит Крейянкур (alias Юрсенар) одержала победу в сражении между двумя Маргерит, поскольку Дюрас не фигурирует в нашем «топ-50». Это доказывает, что лучше быть членом Французской академии, нежели лауреатом Гонкуровской премии. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.

Все романы Юрсенар абсолютно не современны, и «Философский камень», который она считала самым значительным своим произведением, не изменяет этому принципу. В нем рассказывается о жизни Зенона, врача эпохи Ренессанса, эдакого алхимика минус Пауло Коэльо или гусара минус крыша. Сей искатель приключений темного периода нашей истории странствует по Европе, врачуя богатых и бедных. Но проблема состоит в том, что попутно он занимается философией, и это навлекает на него серьезные неприятности, ибо его принимают за Антихриста (тогда как на самом деле все обстоит еще хуже: он анархист, да притом отнюдь не мирского плана). Преследуемый вплоть до самого Брюгге, его родного города, он покорно дает приговорить себя к смерти, совсем как Мерсо в конце «Постороннего» или Джордано Бруно в конце жизни. Ах, черт, я же рассказал вам конец романа!

Ну что ж, тем хуже, и все-таки прочтите его: сюжет – не самое главное. Напротив, освободившись от заботы о развязке, вы полнее насладитесь эрудицией Юрсенар, ее классическим, более того – аскетичным стилем. Временами возникает впечатление, будто вы и впрямь читаете роман XVI века, где даже лексика не нарушает стиля эпохи, например: «Премного благодарен! Я намереваюсь добывать себе наилучшее пропитание, прилагая к тому как можно меньше сил!» Не правда ли, очень похоже на «Посетителей»[109], только не так потешно? Впрочем, ядовитый Марк Ламброн насмеялся над «пасторским синтаксисом» Юрсенар, определив ее как «величайшего скандинавского романиста, пишущего на французском».

Но для чего же и служит литература, как не для этого – заставить говорить мертвых?! Из всех 50 писателей нашего списка 45 – нынче уже трупы. Конечно, все мы потенциальные жмурики, но сила Юрсенар состоит в том, что она, будучи трупом, развязывает язык другим трупам, возвращая к жизни причудливых свидетелей былых веков, наделяя их даром речи. Великая литература всегда должна быть темным обиталищем живых мертвецов.

«Философский камень» являет собой книгу гораздо менее мрачную, чем можно предвидеть: это не только фокус с оживлением покойников, но главным образом машина времени, позволяющая заглянуть в глубь веков. Впоследствии Турнье[110] боксировал в той же категории, только с более эзотерическим уклоном. К чему описывать реалии своей эпохи – куда интереснее погружаться в бездны прошедших времен, рассказывать бессмертные легенды, решать извечные вопросы бытия, которые занимают и будут занимать людей до скончания веков, аминь. Конечно, страницы прошлого запорошила вековая пыль, но дуньте на нее, и она обнажит такие глубины!…

Кто знает – может быть, в 2845 году какой-нибудь чокнутый напишет роман о XX веке. И, может быть, в нем он расскажет об этой сверходаренной девушке, которая в возрасте 12 лет уже говорила по-гречески, в 18 написала книгу о Пиндаре, а в 1958 году переехала в Соединенные Штаты[111], где перевела Генри Джеймса и спасла от забвения Адриана, императора II века[112], поступив как Флобер в своем «Саламбо», иными словами, «найдя приют во тьме былых времен».

№25. Зигмунд Фрейд «ТРИ ЭССЕ О СЕКСУАЛЬНОЙ ТЕОРИИ» (1905)

Под номером 25 в этом списке стоит мой отец… Ой, пардон, это вовсе Зигмунд Фрейд (1856—1939) с его «Тремя эссе о сексуальной теории». Любопытный ляпсус… Интересно бы узнать, что мне хотело сообщить таким образом мое подсознание?

Фрейдистская революция, разумеется, заслуживает своего места в этом хит-параде 50 лучших книг нашего века, а выбор «Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie» кажется идеальным. В самом начале века доктор Зигмунд определил в них основы психоанализа: 1) человеческая сексуальность есть отклонение от нормы; 2) сексуальный инстинкт проявляется до наступления пубертатного периода, и ребенок – это полиморфный извращенец; 3) сексуальные отношения имеют лишь опосредованную связь с воспроизведением рода. Эти постулаты, сегодня уже вполне обычные и принятые всеми (за исключением, разве что, Кристины Бутен[113]), в те времена произвели грандиозный скандал. С Фрейдом перестали здороваться не только на улицах Вены, но и по всей Австро-Венгерской империи. Его только что не побивали камнями, этого симпатичного бородача-кокаиниста 49 лет и вполне буржуазной внешности. (Позже нацисты посжигали все его книги, чтобы помешать желающим произвести анализ их собственной сущности…)

В начале века Фрейд занимался исследованием снов, а затем страстно увлекся сексуальными извращениями и, в частности, половыми инстинктами. Это было чертовски интересно, но не так уж ново (учебник Крафта-Эбинга вышел еще в 1886 г.). Настоящую революцию книга производит с того момента, как автор начинает докапываться до глубинных причин этих инстинктов. Откуда берется наше либидо? Фрейд утверждает, что оно формируется еще в раннем детстве, что наши неврозы возникают на анальной, оральной, фаллической стадии, так же как и Эдипов комплекс: грубо говоря, все зависит от того, в какой форме вы испытывали вожделение к своей матери или к своему отцу до наступления половой зрелости.

Эти открытия, обсуждаемые до сих пор, произвели полный переворот не просто в XX веке, но и во всей истории человечества. После Коперника, открывшего нам, что Земля вовсе не пуп вселенной, и Дарвина, сообщившего нам, что мы происходим от обезьяны, Фрейд возгласил, что мы даже не управляем собственной волей, а следовательно, и собственной сексуальностью. Это известие он назовет «третьим разочарованием»; оно заставит его по приезде в Нью-Йорк заявить: «Я принес им чуму». Чтобы жить счастливо, мы должны научиться анализировать свое подсознание. Вы мне, конечно, тут же выдадите цитатку: «Познай, мол, самого себя». Да, я в курсе, что Сократ сказал это задолго до Фрейда. А я вам отвечу: «О'кей, но сначала дайте мне закончить!» Совершенно ясно, что сегодняшний человек не более уравновешен, чем те, кто жил век назад. Значит, психоанализ потерпел фиаско? В научном плане эта тема достойна обсуждения; при виде Жерара Милле[114] на телеэкране мы имеем полное право задаться этим вопросом, однако, по моему мнению, истинная история данной проблемы лежит в области литературы.