Изменить стиль страницы

В этой связи напрашивается вывод: хотя авторы новой конституции и пытаются на словах подгримировать свою национальную политику, она по существу узаконивает те органы власти, против которых выступали гибетцы, уйгуры и другие народности Китая. Пекин не сделал надлежащих выводов из провалов своего национального, а точнее — антинационального курса.

В результате политики великодержавного шовинизма Пекина в Тибете произошли стихийные вооруженные восстания в 1967, 1968, 1970 годах. Китайская армия (НОАК) силой оружия сумела подавить эти выступления, однако поставить народ на колени пекинским руководителям не удалось. И хотя 300-тысячная армия КНР по–прежнему расквартирована в селах и городах Тибета, очаги сопротивления продолжают существовать в различных местах этого высокогорного района.

В статье 4 конституции 1978 года сказано: «Все национальности равноправны, они должны сплачиваться воедино, помогать друг другу и учиться друг у друга. Запрещаются дискриминация и гнет в отношении любой национальности, а также действия, направленные на подрыв сплоченности национальностей».

Как представляет себе на практике Пекин идею «сплочения национальностей воедино»? Оказывается, ни больше ни меньше, как поглощение этих национальностей ханьцами. Еще в 1960 году журнал «Синьцзян хунци» писал, что «китайцы составляют 94 процента всего населения и с точки зрения политического, экономического и культурного развития они являются более передовыми. Поэтому слияние национальностей должно осуществляться на основе одной национальности. Особенности китайской нации превратятся в общие национальные особенности национальных меньшинств».

Что же касается положения той же статьи конституции о действиях, направленных на «подрыв сплоченности национальностей», то она дает властям возможность считать такими действиями любое проявление национальных чувств. В соответствии с этой политикой Пекин проводил и проводит курс на наибольшее распыление национальных меньшинств. Так, в свое время уйгурам — основному населению Синьцзяна — было отказано в праве создать в рамках КНР на основе ленинских принципов на самоопределение свое национальное государство. Вместо этого Тибет и Синьцзян были выделены в так называемые «особые пограничные районы», превращены в своеобразные полигоны, где Пекин не только испытывает «надежность» своего великоханьского курса, но и отбирает у людей землю под военные базы, военизированные поселения ханьцев, испытательные центры ядерного оружия.

К чему это приводит, видно хотя бы из сообщений, полученных из Синьцзяна. В них говорится, что в конце февраля 1978 года в некоторых уездах произошли вооруженные выступления местного населения против притеснения со стороны китайских властей. В ответ на это ЦК КПК и военный совет ЦК КПК приняли решение о «суровом подавлении вооруженного восстания».

Следует также отметить, что в январе 1978 года, то есть уже при нынешнем китайском руководстве, был смещен со своего поста первый секретарь парткома Синьцзяна Сайфуддин, а на его место пришел ханец Ван Фэн, что наглядно свидетельствует о дальнейшей «китаизации» нацменьшинства по всем направлениям. В Синьцзян насильственно переселено более пяти миллионов ханьцев. Но на этом политика ассимиляции Синьцзян—Уйгурского автономного района не закончена. Пекин планирует перебросить туда еще более 60 миллионов лиц китайской национальности, резко сократив за этот счет проживающих там представителей нацменьшинств.

Пекинские лидеры любят говорить об «извилистости» своего пути. Так же неоднозначна была за минувшие годы и линия маоистов в отношении национальных меньшинств, в частности тибетцев. Как отмечает гонконгский бюллетень «Чайна ньюс аналисис», вся «мудрость» Пекина состоит в том, чтобы ослабить тетиву, когда она слишком натянута и грозит порваться.

Весной и летом 1972 года началась кампания по пропаганде среди национальных меньшинств «образ–новых» пьес жены Мао — Цзян Цин. Именно в то время нацменьшинствам была предоставлена возможность свободно распевать их национальные песни, демонстрировать другие виды искусства — применительно к тематике, которая излагалась в «образцовых» пьесах. В Пекине, Юньнани, Тибете были вновь открыты институты национальностей. На церемониях начала учебного года вывешивались лозунги на языках нацменьшинств дословно такого содержания: «Объединиться, чтобы завоевать еще большую победу!»

Пьесы Цзян Цин «пересаживались» на местную почву национальностей, однако героями, преподносимыми как образец поведения, по–прежнему оставались китайцы, которых теперь воспевали на языках различных национальностей. Одним из таких героев стал Ту–ло. Его причислили к «лику святых», возвели в ранг «великого борца». Он сражался (и погиб) с классовыми врагами (врагами тибетцев!). Навлекая на себя гнев тибетцев–ламаистов, он твердил: «Мы не верим в духов, мы не верим в дьявола; мы следуем за председателем Мао по пути социализма».

1978 год в Китае, как известно, проходил под лозунгом ликвидации последствий деятельности «банды четырех», в которую входила Цзян Цин. «Образцовые» пьесы Цзян Цин преданы анафеме. Нужно было избрать новый путь и в отношении нацменьшинств. Не найдя ничего другого, ухватились, в частности, за апробированный «картографический экспансионизм». С помощью археологических экспедиций пекинский режим пытается, например, доказать, что обширные земли соседних стран являются «китайскими».

В частности, Пекин давно стремился превратить в свою колонию Монгольскую Народную Республику. Вспоминается эпизод, происшедший на монголо–китайской границе зимой 1957 года. Тогдашний министр железных дорог Китая Тэн Дай–юань оказался среди иностранных журналистов. Кто–то спросил его, почему до сих пор не отрегулированы спорные пограничные вопросы между КНР и МНР. (Было известно, что монгольская сторона не раз предлагала провести переговоры на эту щекотливую тему.) Министр ухмыльнулся, подошел к валявшемуся на песке ржавому чайнику, сильно пнул его ногой и заметил: «Для чего нужны переговоры? Там, где чайник упадет, там и будет на сегодня граница. А завтра я отброшу его еще дальше и тогда там будет новая граница…»

В 1962 году Китаю все же пришлось заключить с МНР соответствующий договор. Но антимонгольские провокации не прекращались.

«Беспрецедентным, — как подчеркивал Первый секретарь ЦК МНРП, Председатель Президиума Великого народного хурала МНР Ю. Цеденбал, — является отношение Пекина к Монгольской Народной Республике. Китайские руководители не раз заявляли о своем намерении аннексировать нашу страну. Эти наглые притязания сопровождаются идеологическими и экономическими диверсиями против Монголии, усилением военных приготовлений, которые создают непосредственную угрозу безопасности МНР.

В сложившихся условиях МНР видит свою первоочередную задачу в том, чтобы давать решительный отпор проискам врагов мира, неустанно разоблачать антинародную, антисоциалистическую сущность политики китайского руководства, крепить узы дружбы, братства и интернационального союза с великим Советским Союзом и другими странами социализма, непоколебимо выступать за торжество дела мира и безопасности народов».

Не оставлял все эти годы в покое Пекин и жителей Автономного района Внутренней Монголии. Маоисты кроили и перекраивали границы района, в конце концов сократив его площадь почти в два раза. Они искусственно отделяли от Автономного района земли и присоединяли их к площадям, которые были заселены в соседних провинциях ханьцами. Сейчас во Внутренней Монголии монголы составляют не более 12 процентов населения.

Жизнь показывает, что Пекин давно уже скатился в одно болото с оголтелыми душителями свободы и независимости народов. Маоисты экспортировали, например, в Кампучию свой «опыт» проведения террористических акций, накопленный в Тибете, Синьцзяне, Внутренней Монголии. Ведь именно в этих районах Пекин в первую очередь старался вырвать с корнем всякое недовольство маоистским режимом, чтобы обеспечить себе базу для внешнеполитических авантюр.