Алексеева не заставила себя долго ждать. И вновь, как всегда, сразу же взяла быка за рога.
— Дорогой Сан Саныч, — затараторила она, — вы обязательно должны познакомиться с Эйлин, она более чем очаровательна и заранее влюблена в вас. Так что не теряйтесь и не смущайтесь… Правда, у вас есть серьезный конкурент — мистер Пресел, первый секретарь американского посольства. О, это настоящий Джеймс Бонд. По–моему, у них небольшой роман, но это не страшно: мистер Пресел непосредственный шеф Эйлин, и он временно спасает ее от одиночества, для того чтобы она лучше работала.
— А в каком ранге находится моя будущая знакомая? — спросил я.
— Ей недавно присвоили ранг второго секретаря посольства, а приехала она в Москву третьим секретарем консульского отдела посольства. Очень перспективная девушка… Да и вам, Сан Саныч, рисковать нечем, человек вы холостой, свободный, ревнивой жены нет…
— А что, Эйлин боится ревнивых жен?
— Представьте себе, да. Уж скажу вам по секре–ту, что недавно вышел один скандал. Эйлин очень дружила с Володей Слепаком, вы его знаете, один из наших. Так вот, однажды Маша, жена Слепака, увидев сидящими вместе Володю и Эйлин, подумала, что у них роман и при всех собравшихся надавала вице–консулу по щекам… Мы еле ее отбили. С тех пор у Эйлин жуткая антипатия к женатым мужчинам. В общем, с богом, Сан Саныч. До завтра. Тамара вас проводит на встречу…
Встреча на другой день оказалась на редкость короткой. Миловидная женщина, ничем особо не выделяющаяся, чуть–чуть подкрашенная и капельку кокетствующая, протянула мне руку и на чистом русском языке произнесла:
— Зовите меня Аллой…
Потом она сказала, что очень рада нашему знакомству, так как любит мои стихи и «потрясена» моей жизнью.
— Побеги, выстрелы! Это очень любят американцы, — сразу же выпалила она.
— Но я ни разу в жизни не стрелял.
— Но зато в вас стреляли?
— Ив меня — тоже нет.
— Но у вас несколько побегов из тюрем.
— Я уходил без выстрелов.
— Вы мне все расскажете? Ладно? Но только в следующий раз. В среду, например, вы свободны?
— Свободен.
— В шесть я буду ждать вас на этом же месте… Не стану возражать, если вы пригласите меня в ресторан… Это, мне думается, самое удобное место для беседы… Пока — самое удобное.
— Какой ресторан вы предпочитаете — в Москве или за городом? — поинтересовался я.
— Мне все равно, — беззаботно ответила Алла.
С деньгами у меня было негусто, несмотря… на банковский счет на Западе. Пришлось идти к Григоренко и объяснять положение.
— Это не проблема! — сказал Петр Григорьевич. — Вот вам сто… Но в дальнейшем, если вы согласитесь работать на «Свободе» и вообще будете с Аллой в контакте, деньги у вас будут. Правда, платить будет она, а не я…
В среду, как мы и условились с Натансон, я подъехал к назначенному месту, предварительно заказав столик в загородном ресторане на станции Михайловская. Там было не очень многолюдно, по отзыву гурманов, он славился хорошей кухней, а мне, разумеется, не хотелось ударить «в грязь лицом» перед иностранкой…
— Простите, но в этот ресторан я не поеду… — сказала Алла.
— Я заказал столик…
— Все равно не поеду…
— Может быть, в «Баку»?
— Нет, не надо ресторанов. Поедем в одно место (Алла достала из сумочки ключи и позвенела ими у меня перед носом). Ваша подруга Люда Алексеева позаботилась о нас. Ловите такси…
Алла назвала шоферу одну из улиц нового района и попросила его остановить машину около универмага. Мы долго шли молча. Моя спутница мило улыбалась и внимательно глядела по сторонам. Несколько раз она останавливалась, словно для того, чтобы определить наше местоположение, оглядывалась назад…
— И скоро голодные путники найдут гостеприимный кров? — не выдержал я.
— Потерпите, друг мой. Здесь совсем недалеко.
Недалеко продолжалось еще с километр. Наконец мы поднялись на пятый этаж высотного дома. Отдельная двухкомнатная квартирка. Уютная. В столовой накрыт стол на двоих. Виски, водка, сухое вино, семга, севрюга, икра и прочие атрибуты для ужина. Полуоткрытая дверь второй комнаты давала возможность узреть половину широченной кровати… Алла сразу же взяла на себя роль хозяйки.
— Раздевайтесь, Александр Александрович. Чувствуйте себя, как дома. Можете снять пиджак.
— Спасибо, мне не жарко.
Мы сели за стол. Поначалу беседа не клеилась. Потом через несколько рюмок отчуждение прошло. Алла буквально забросала меня вопросами: «В каких колониях был? Кто сидит? Фамилии начальников? Кто из сотрудников КГБ вел следствие?» Но особенно ее интересовал, как ни странно, период более чем тридцатилетней давности, когда я работал в печати…
— Напишите нам о журналистских и партийных работниках того периода. Ведь вы встречались с очень интересными людьми. Что вы думаете о них? О их работе в прошлом, характере…
Я молчал. Я не мог не молчать, понимая, чего от меня хотят…
— Мы вам очень хорошо будем платить. Я уж не говорю о том, что все ваши литературные работы будут широко опубликованы и популяризированы на Западе. О работе на радиостанции «Свобода» вам уже говорили?
Нет, не получалось у нас беседы с Аллой — Эйлин Натансон. Она, видимо, почувствовав, что я не очень иду на крючок, прибавила страсти к своему монологу.
— Александр Александрович, мы хорошо знаем вас, ибо интересовались вашим прошлым. Наши цели совпадают, ибо эта цель — святая борьба против советской системы, которая не устраивает и вас. Соглашайтесь на сотрудничество с нами, и мы пойдем рука об руку до самого конца…
До конца мне идти не хотелось, а захотелось домой… Мы попрощались, условившись встретиться через десять дней. Алла осталась на квартире. Решила не уходить вместе со мной.
Через десять дней мы встретились с Натансон еще раз. Теперь уже у метро «Маяковская». Снова вопросы о людях, с которыми работал, о советских писателях, с которыми встречался, о «диссидентах»… Опять звала на «Свободу»…
— Нет, вам в этой стране делать нечего… Только к нам! Только к нам!
— К вам в Америку или на радиостанцию «Свобода»? — полушутя–полусерьезно спросил я.
— Америка и радиостанция «Свобода» — это и есть мы, — отпарировала она. Когда я спросил, не скучает ли она по Америке, — заплакала:
— Скучаю. Очень скучаю. Но вы, пожалуйста, не забывайте, что я — Алла. То есть я — русская. И никакого отношения к американскому посольству не имею… Не подумайте, пожалуйста, что я боюсь. Но так будет лучше. Осторожность никогда не мешает.
Еще через десять дней мы должны были с Аллой пойти в Большой театр на «Лебединое озеро».
— Ьилеты будут у меня, — пояснила она. — Захватите все свои рукописи, сложив их в коробку из–под конфет. Но в дальнейшем так часто мы встречаться не будем. Это не очень полезно. Держите связь с Григоренко и Алексеевой. Они наши люди. Все через них. В острых критических случаях можете позвонить. Желательно по–английски, конечно, не называя себя. Скажете: «Джон просит». Запишите телефон…
Я записал. Но в театр не пришел, хотя за день до намеченного свидания Тамара Гальперина напомнила мне по телефону: «Не забудьте: завтра у вас Большой театр…»
Почему я не пришел в театр, порвав тем самым связь с Эйлин Натансон? Да просто не захотел быть предателем! И к Григоренко, и к Алексеевой, которые, кстати, уехали за границу и продолжают там бурную антисоветскую и антирусскую деятельность, и ко всем другим «диссидентам» — тоже больше не пошел. По той же причине: не захотел быть предателем… Стыдно признаться, но неоднократные разъяснения сотрудников прокуратуры, органов государственной безопасности, с которыми мне, конечно, приходилось встречаться при арестах своих, о том, что «диссиденты» работают на иностранные разведки, я расценивал как клевету, пропагандистский прием. А на поверку это оказалось правдой. Страшной правдой…»
Так закончилась история знакомства А. Петрова—Агатова с американским вице–консулом Аллой Натансон, которая оставила столько грязных следов от своей грязной работы на Центральное разведывательное управление, сидя под крышей американского посольства в Москве.