Здесь, как и в Бильце, большинство молодых людей, которые были ближе ей по развитию и по характеру, смотрели на фабричных работниц свысока, словно на существа второго сорта. И, хотя Роберта отнюдь не была работницей обычного типа, все же, постоянно общаясь с этими девушками, она усвоила их психологию, их пренебрежение к самим себе. Именно тогда она прониклась убеждением, что никто из молодых людей, которые ей нравятся, не заинтересуется ею, а если и заинтересуется, то, уж во всяком случае, не с серьезными намерениями.
Два события заставили ее всерьез задуматься не только о браке, но и о будущем вообще, независимо от того, выйдет ли она замуж. Ее двадцатилетняя сестра Агнесса (она была тремя годами моложе Роберты) вновь встретила недавно молодого учителя, который преподавал раньше в школе по соседству с фермой Олденов; теперь он пришелся ей больше по вкусу, чем во времена, когда она была школьницей, и она решила выйти за него замуж. И Роберта поняла, что, если она тоже не выйдет в ближайшее время замуж, ее станут считать старой девой, а пока она раздумывала об этом, фабрика в Трипетс-Милс внезапно и окончательно закрылась, и Роберта вернулась в Бильц, чтобы помогать матери по хозяйству, а заодно помочь сестре в приготовлениях к свадьбе.
Но тут произошло еще и третье событие, изменившее планы и мечты Роберты. Грейс Марр, девушка, которую она знала по Трипетс-Милс, уехала в Ликург, через несколько недель устроилась там на фабрике Финчли и стала зарабатывать пятнадцать долларов в неделю. Она написала Роберте, что в Ликурге можно получить работу — фабрика «Грифитс и К0», мимо которой она проходит каждый день, вывесила объявление «Требуются работницы». Из расспросов выяснилось, что там девушкам на первых порах платят девять или десять долларов, но быстро обучают какой-нибудь специальности, и тогда, работая сдельно, можно заработать от четырнадцати до шестнадцати долларов в неделю, смотря по способностям. На стол и на комнату нужно только семь долларов, и Грейс разумно предлагала Роберте, к которой была очень привязана, приехать и поселиться с ней вместе.
Роберта к этому времени почувствовала, что жизнь на ферме стала для нее невыносима, надо как-то устраивать свою судьбу; в конце концов она уговорила мать отпустить ее, — ведь, работая на фабрике, она сумеет помогать семье.
Поселившись в Ликурге и получив место под начальством Клайда, Роберта под влиянием такой огромной перемены испытала короткую вспышку эгоистической радости; но очень скоро оказалось, что вся ее жизнь здесь — и материальное положение, и круг знакомств — так же скудны, как в Бильце и Трипетс-Милс. Правда, к ней была искренне привязана Грейс Марр: эта бесцветная девушка надеялась, что красивая и веселая Роберта (чья веселость была несколько наигранной) внесет в ее жизнь то, чего ей так недоставало, — оживление и дружбу; но среда, в которой оказалась здесь Роберта, не отличалась ни большим разнообразием, ни большей свободой мысли, чем та, из которой она вышла.
Начать с того, что Ньютоны — сестра и зять Грейс, у которых она жила, — люди, несомненно, добрые, были все же самыми заурядными рабочими из маленького провинциального городка, даже еще более религиозными и ограниченными, чем те, с кем Роберта постоянно сталкивалась раньше в Бильце и в Трипетс-Милс. Джордж Ньютон — это всякому бросалось в глаза — был славный малый, отнюдь не чувствительный и не романтик. Свои дела и планы на будущее он ставил превыше всего на свете. Он служил на фабрике Крэнстонов и откладывал из своего заработка все, что мог, рассчитывая скопить достаточно, чтобы открыть когда-нибудь собственное дело. Ради этой цели, чтобы как-то пополнить свои скудные сбережения, чета Ньютонов решила снять старый дом на Тэйлор-стрит, где можно было сдавать несколько комнат; это приносило кое-какой доход и даже позволяло сносно кормить и семью, и пятерых постояльцев, — а собственный труд и хлопоты, связанные со сдачей комнат, Ньютоны не ставили ни во что. Жена Ньютона Мэри, да и сама Грейс Марр принадлежали к очень распространенному типу женщин, чьи интересы ограничены самыми узкими рамками: они вполне удовлетворены, если им удалось создать свой маленький семейный очаг, заслужить уважение незначительных, ограниченных соседей, и смотрят на жизнь и на людей сквозь призму чисто сектантских верований.
Поселившись у Ньютонов, Роберта скоро убедилась, что если не во всем Ликурге, то, по крайней мере, в этой семье царят та же узость и ограниченность, как и во многих знакомых ей семьях в Бильце. Есть рамки, которые, по мнению Ньютонов и им подобных, необходимо строго соблюдать. Нарушение их ни к чему хорошему не ведет. Если ты работаешь на фабрике, тебе следует полностью приспособиться к жизни и обычаям лучшей, добропорядочной части фабричных рабочих… Итак, поселившись здесь, Роберта каждое утро в обществе Грейс и других постояльцев — двух работниц с фабрики Крэнстона и молодого монтера с городской электростанции — наспех глотала в столовой Ньютонов весьма посредственный завтрак и тотчас, выйдя на улицу, присоединялась к нескончаемой процессии, которая день за днем в этот час направлялась за реку, в фабричный район. Едва переступив порог, она неизменно попадала в поток рабочих и работниц примерно своего возраста, не говоря уже о множестве пожилых, изможденных женщин, куда больше похожих на привидения, чем на живые существа; они выходили из всех соседних домов, из всех близлежащих улиц. Ближе к Сентрал-авеню толпа густела, так как со всех сторон в нее вливались новые людские потоки, и всегда в этой толпе находились охотники завести знакомство с девушками покрасивее; Роберта замечала их взгляды и понимала, что они ищут легких развлечений, чтобы не сказать хуже. А иные девушки, — далеко не отличавшиеся строгостью нрава, присущей тем, кого она встречала до Ликурга, — отвечали на заигрыванья хихиканьем и глупыми улыбками. Какой стыд!
А вечером, когда кончалась работа на фабриках, такая же толпа пускалась в обратный путь через мост у вокзала. И таково было воспитание Роберты и усвоенная ею мораль, что, несмотря на свою красоту, решительный вид и пылкий нрав, она оставалась одинокой и никем не замеченной. А как это грустно, когда все вокруг веселы, а ты живешь одиноко. Она всегда возвращалась домой в седьмом часу, а после обеда просто нечего было делать: изредка они с Грейс шли куда-нибудь в кино; иногда Роберта даже заставляла себя пойти вместе с Грейс и Ньютонами на собрание прихожан методистской церкви.
И все же, войдя в эту семью и работая у Клайда, она радовалась перемене в своей жизни. Какой большой город! Как красива Сентрал-авеню с ее магазинами и кинематографом! И эти огромные фабрики! И мистер Грифитс — такой молодой, красивый, улыбающийся. И она ему нравится.
Глава XIV
И Клайд тоже волновался при встрече с Робертой. Отношения его с Диллардом, Ритой и Зеллой оборвались, приглашение в дом Грифитсов, где ему удалось лишь мельком увидеть настоящих светских девушек — Беллу, Сондру Финчли и Бертину Крэнстон, — было, видимо, случайным и не имело последствий, и теперь он чувствовал себя очень одиноким. Ах, этот высший свет! Но Клайду явно закрыт доступ туда. А между тем в тщеславной надежде на это он порвал все другие знакомства. Для чего он это сделал? Никогда еще он не был так одинок. Общество миссис Пейтон! Только и остается по дороге на работу или с работы перекинуться иной раз ничего не значащими приветливыми словами с кем-нибудь из владельцев магазинов на Сентрал-авеню, если им заблагорассудится окликнуть его, или раскланяться с кем-нибудь из работниц; но они его не интересовали, да он и не решался познакомиться с ними ближе. Но ведь это все равно, что ничего! Да, но зато он — Грифитс, и уже по одному этому вправе рассчитывать на уважение и почтительность всех этих людей. Ну и неразбериха! Что же делать?
Тем временем Роберта Олден немного привыкла к новой обстановке, лучше поняла, каково положение Клайда на фабрике и какой он привлекательный, заметила и его, робкий, но все же несомненный интерес к ней, — и начала с тревогой думать о будущем. Живя в семье Ньютонов, она поняла, что принятые в Ликурге нормы поведения, видимо, раз и навсегда запрещают ей проявлять какой-либо интерес к Клайду или к кому бы то ни было из фабричного начальства: по местным понятиям, работница не имеет права влюбиться в начальника или допустить, чтобы начальник увлекся ею. Богобоязненные, порядочные и скромные девушки не позволяют себе этого. Она вскоре поняла, что граница, разделяющая в Ликурге бедных и богатых, столь резка, словно одни отделены от других взмахом ножа или высокой стеной. Было и еще одно «табу», касавшееся работниц и рабочих из иммигрантских семей: все они невежественны, безнравственны, люди низшей породы — неамериканцы! С ними ни в коем случае нельзя иметь ничего общего!