Но даже больше, чем роскошью отеля или этими юнцами, — их-то он довольно быстро раскусил, — Клайд восхищался потоком мелких подачек, который изливался на него, все увеличивая приятную тяжесть в правом кармане его брюк: монетки в пять, десять, двадцать пять центов и даже полудоллары — их становилось всё больше и больше, и уже в первый день к девяти часам накопилось свыше четырех долларов, а к двенадцати, когда кончилось дежурство Клайда, у него было больше шести с половиной долларов — столько, сколько он раньше зарабатывал в неделю.
И из всей этой суммы нужно только отдать доллар Скуайрсу — один доллар, не больше, так сказал Хегленд, а остальное — пять с половиной долларов за один вечер интересной, восхитительной, изумительной работы — принадлежит ему! Он едва мог этому поверить. Право же, как в сказке! «Тысяча и одна ночь»! И, однако, ровно в двенадцать часов этого первого вечера где-то прозвучал гонг, послышалось шарканье ног, и появились три мальчика: один занял место Барнса за конторкой, двое других должны были исполнять поручения. И по команде Барнса восемь мальчиков его смены поднялись, выстроились в ряд и направились к двери. В служебном помещении, как только его отпустили, Клайд подошел к мистеру Скуайрсу и вручил ему доллар серебром.
— Правильно, — сказал мистер Скуайрс.
Только и всего. Затем Клайд вместе с другими спустился в гардеробную к своему шкафчику, переоделся и вышел на темную улицу. Он счастлив, и в будущем счастье зависит только от него самого! Это ощущение было таким волнующим, что он весь дрожал и даже голова у него кружилась.
Подумать только, что он добился такого места! Каждый день получать столько денег! Он направился было домой, решив хорошенько выспаться перед завтрашней работой. Но, вспомнив, что на следующий день ему нужно явиться в отель только в половине двенадцатого, зашел в ночное кафе и спросил чашку кофе и кусок пирога. И теперь он думал только о том, что завтра надо работать всего лишь с двенадцати дня до шести вечера, а потом он будет свободен до шести часов следующего утра. И заработает еще денег. И немалую часть истратит на себя.
Глава VIII
Больше всего занимала Клайда мысль, как сохранить для себя львиную долю денег, которые он зарабатывал. С тех пор как он впервые начал работать, установился такой порядок, что большую часть своего заработка — по крайней мере три четверти — Клайду приходилось вкладывать в общее хозяйство. Но если он теперь сообщит, что получает по меньшей мере двадцать пять долларов в неделю, — и это не считая пятнадцати долларов жалованья в месяц и дарового стола, — родители, конечно, захотят, чтобы он давал им в неделю долларов десять — двенадцать.
Однако его слишком долго томило желание выглядеть не хуже любого изящного и хорошо одетого юноши, и теперь, когда представлялся счастливый случай, он не мог устоять перед искушением прежде всего хорошо одеться — и поскорее. Поэтому он решил сказать матери, что все его чаевые не превышают доллара в день. А чтобы иметь возможность распоряжаться своим свободным временем по собственному усмотрению, он заявил, что нередко ему приходится, вдобавок к обычным рабочим часам, заменять других мальчиков, когда кто-либо из них болен или занят другой работой. Он сообщил также, что администрация отеля требует, чтобы у служащих был приличный вид не только в отеле, но и вне его. Ему нельзя будет долго ходить в отель в том платье, которое он носит теперь, сказал он. Мистер Скуайрс уже намекал на это. Но, прибавил Клайд, чтобы смягчить удар, один из мальчиков указал ему место, где можно купить все необходимые вещи в рассрочку.
И мать была так наивна во всех этих делах, что поверила ему.
Но это было еще не все. Клайд постоянно находился теперь в обществе юнцов, которые, работая в отеле, приобрели немалый жизненный опыт, познакомились здесь и с излишествами и с пороками и были уже посвящены в некоторые формы разврата, до сего времени совершенно неведомые Клайду. Он только рот раскрывал от удивления, а вначале также и от пугливого отвращения. Хегленд, например, сказал ему, что определенный процент заработка компании, к которой принадлежал теперь Клайд, шел на кутежи, которые устраивались вскладчину раз в месяц — обычно в вечер после получки. Эти кутежи, в зависимости от настроения компании и от наличных денег, начинались иногда «шикарным» ужином с выпивкой в одном из двух довольно известных, но не слишком респектабельных ночных ресторанов. Потом все гурьбой отправлялись в танцевальный зал попроще, чтобы подцепить там какую-нибудь девчонку, или, если этого казалось мало, шли в какой-нибудь известный, по их мнению, публичный дом (обычно замаскированный под «комнаты с пансионом»), где за небольшие деньги можно было, как они часто хвастали, получить «любую девочку на выбор». И так как они были очень юны и, в сущности, наивны, щедры, веселы и недурны собой, они встречали в этих домах самый радушный прием у «мадам» и у девиц, старавшихся — из коммерческих соображений, конечно, — понравиться им и заставить прийти снова.
И настолько скудна была до сих пор жизнь Клайда, его так тянуло ко всяким развлечениям, что теперь он жадно ловил каждый намек на приключения и удовольствия. Не то чтобы он одобрял похождения такого рода. Правду говоря, вначале такие рассказы оскорбляли и угнетали его: они слишком противоречили всему, что он слышал с детства и во что его заставляли верить много лет. И, однако, эта жизнь была таким резким контрастом, таким облегчением после безрадостных, гнетущих занятий, к которым Клайда приучали дома, что его неудержимо влекло к этим соблазнительным похождениям, казалось, обещавшим столько разнообразия и блеска. Он слушал внимательно и жадно даже тогда, когда внутренне не одобрял слышанного. Видя, что он всегда приветлив и весел, товарищи один за другим стали приглашать его то в театр, то в ресторан, то к себе домой — сыграть в карты, а то в один из тех непристойных домов, куда Клайд вначале наотрез отказывался идти. Но постепенно он все больше сближался с Хеглендом и Ретерером — оба они ему очень нравились, — и, когда, собираясь устроить кутеж в ресторане Фриссела, они позвали его, Клайд согласился.
— Завтра вечером мы устраиваем у Фриссела очередной кутеж, — сказал ему Ретерер. — Хочешь пойти, Клайд? Ты еще ни разу с нами не пировал.
К этому времени Клайд уже освоился с атмосферой отеля и почти избавился от своей прежней нерешительности. Старательно и не без пользы для себя подражая Дойлу, он обзавелся новым коричневым костюмом, кепкой, пальто, носками, булавкой для галстука и ботинками, по возможности такими же, как у его ментора. И костюм очень шел к нему, чрезвычайно шел, — он казался теперь привлекательнее, чем когда-либо: не только его родители, но и младший брат и сестра были удивлены и даже потрясены происшедшей с ним переменой.
Как сумел Клайд так великолепно одеться и так быстро? Сколько все это стоило? Не наделал ли он ради этого преходящего великолепия слишком больших долгов в надежде на будущий заработок и благоразумно ли это? Ему могут потом понадобиться деньги. И другие дети тоже во многом нуждаются. Да и подходящая ли моральная и духовная атмосфера в этом отеле, где его заставляют работать так много и задерживают каждый вечер так поздно, а платят так мало?
На все это Клайд отвечал (довольно умело), что все идет хорошо, что работа не слишком тяжелая. Его костюм вовсе не так уж хорош, — посмотрела бы мать на других мальчиков. Он тратит не слишком много. И, во всяком случае, все это куплено в рассрочку, и он может расплачиваться постепенно.
Но ужин! Это уже совсем другое дело. Пирушка, вероятно, затянется допоздна, и как он тогда объяснит матери и отцу свое долгое отсутствие? Ретерер говорил, что веселье кончится не раньше трех-четырех часов ночи; впрочем, Клайд, конечно, может уйти в любое время. Но хорошо ли расстраивать компанию? Да, но, черт возьми, большинство из них не живет в семье, как Клайд, а если и живут, то родителей — например, мать Ретерера — мало беспокоит, что делают дети. Но все же благоразумное ли это дело — такая поздняя пирушка? Все его новые друзья — и Хегленд, и Ретерер, и Кинселла, и Шил — выпивают и не видят в этом ничего дурного. Глупо с его стороны думать, что это так опасно — выпить немножко, как все они делают в таких случаях. И потом ведь он может не пить, если не захочет. Он пойдет, а если дома спросят, он скажет, что пришлось задержаться на работе. Почему бы ему когда-нибудь и не прийти поздно домой? Разве он теперь не взрослый человек? Разве он не зарабатывает больше всех в семье? Пора бы ему вести себя так, как хочется.