Она садится в троллейбус и едет несколько остановок. В троллейбусе гуляет ветер. Машина скрипит и трясется.

Увлекаемая потоком людей, девушка идет бесцельно, не зная куда.

Пыльные деревья, огрубев от жары, скучно шелестят листвой, пахнет асфальтом, кофе и жареным луком.

Зина останавливается у стеклянной будки телефона-автомата и ждет, когда из нее выйдет женщина. В кустах у будки, над оберткой от мороженого, поблескивают черные, перламутровые мухи и золотисто-полосатые осы. Осы, свесив ниточки хоботков, гудят самозабвенно и угрожающе.

Зина входит в тесную телефонную будку, прокаленную солнцем, где еще пахнет духами, снимает трубку, запускает в щель две копейки. Автомат с наслаждением, точно лошадь кусок сахара, тут же схрумкал монету.

— Дуралей! — Зина легонько, беззлобно ударяет кулачком в блестящий диск — лоб автомата, потом достает из сумочки еще одну двушку.

Далеко за жаркими улицами, в квартире с затемненными окнами, поднимает трубку другая девушка.

— Да, слушаю, — весело кричит она.

Зина молчит. Зина слышит в трубке музыку — стонет знаменитый «Бони-М».

— Да! Да! — уже не кричит, а как бы умоляет заговорить на другом конце девичий голос.

Зина молчит, потом начинает смешно хрюкать в трубку. В трубке раздается заливистый смех.

— Зинулька! Ну хохмочки! Ты откуда звонишь?

— Из центра, решила в универмаг заглянуть.

В город Зина приехала с подругой. Эмма высокая, красивая, с большими карими глазами ходит лениво, плавно, все парни смотрят на нее и вздыхают. Эмма пока живет не в общежитии, а в квартире родственницы, которая укатила отдыхать в Крым.

— Ты что делаешь? — спрашивает Эмма.

— Так, болтаюсь…

— Приезжай, а то мне одной скучно.

— Схожу в универмаг и потом…

— Я тебе рассказывала, что познакомилась с одним прямо в троллейбусе?

— Не рассказывала.

— Представляешь, они тут все такие настырные. Привязался вчера один, такой горбоносенький, некрасивый, мелет всякое, насилу убежала от него. Только убежала от одного, а тут прямо в троллейбусе привязался другой. Я выскочила, а он за мной. Ну этот ничего — симпатяга. Глаза большущие, усы. Но усы мне не нравятся. Тащился до тех пор, пока не дала телефон.

— Настоящий?

— Настоящий… Выдуманный номер я просто забыла.

— Ну, сочинила бы…

— Не догадалась. Но он так, смирный парень. Звонил уже сегодня.

— И что?

— Назначил свидание, но я не пойду. Знакомство в троллейбусе — опасное знакомство. Фи-и, пошло все.

— Тебе нужно на бале у Ростовых? — спрашивает Зина и вздыхает так, что в трубке раздается треск.

— Пря-моо! А сама?

— Что сама?

— Говорила же, что у приличных людей должны быть приличные знакомства.

— Между прочим, приличный интеллигентный человек не будет приставать в троллейбусе к девушкам.

— Почему?

— Неэтично.

— А если мы пока никуда не ходим?

— Ну и что! Вера звонила? — спрашивает Зина.

— Звонила.

— Она в театр ходила?

— Ходила и, между прочим, не одна. А еще она хвасталась, что достала кожаный пиджак. Такая проныра эта Верка! Год всего в городе прожила, а у нее тут уже знакомых больше, чем светофоров на улицах.

— Импортный?

— Монгольский и очень приличный.

— Конечно, теперь без знакомства… — Зина вздыхает.

— Ну так когда приедешь-то?

— Побегаю по магазинам.

— Да, чуть не забыла, — Эмма переходит на таинственный, восторженный шепот. — Я увидела у родственницы альбом с обалденными фотографиями. Чего они тут, в городе, вытворяют! Ты даже не представляешь, что это за жизнь! Можно просто свихнуться от такой жизни! Чего только люди не выдумывают, чтобы потешить себя! А какие у нее вещи! Приходи…

— Чао.

— Чао. Жду…

Зине нужно побыстрее Забыть дом, маленький пыльный городок. Она теперь начинает новую жизнь, но еще боится этого огромного города, не понимает его, чувствует себя чужой в нем. Ей так хочется быть его частью, его законной дочерью, ей хочется быть в этом городе независимой. И если город даст ей эту независимость, она искренне и преданно будет любить его.

Зина попадает в людской поток, который, как в мельницу, втягивается в узкие двери универмага. Вот перед девушкой качается рыхлое, стянутое шелком женское тело, потом мужская спина с синими точками волосинок под капроновой майкой, потом Зину прижимают к стройной крепкой девушке в джинсах.

За прилавком продавщицы в синих атласных халатах с белыми воротниками, потные, уставшие от ругани, субботней сутолоки, похожие на вымокших, разъяренных орлиц. В обувном отделе дают женские сапожки, очередь давится и бранится. Зина протискивается к прилавку, рассматривает через голову сапожки, находит их не совсем модными и, удовлетворив любопытство, покидает обувной отдел.

В отделе верхней одежды Зина примеряет пальто. Оно серого цвета, приталенное, с пояском и Высоким воротником. Вообще Зина любит ходить по магазинам и примерять вещи. Разумеется, денег у нее нет: она всего-навсего ученица на фабрике. Пальто ей впору, и какая-то пожилая женщина, которая тоже выбирала одежду, поджав по-хозяйски губы, посоветовала:

— Бери, дочка. Хорошо сидит на тебе, да и недорого стоит.

Зина мечтает купить пальто модное — с широкими рукавами, балахоном.

Усталая и потная, Зина выходит из универмага, сворачивает в небольшой скверик, садится на скамейку рядом с двумя старушками. Старушки говорят об Агафьях, Авдотьях, Авенирах, Казимирах, которых, наверное, давно нет в живых, но которые все еще любили и страдали в воспоминаниях этих двух женщин. Она слушает старушек, и на душе у нее становится спокойно и благостно, как в миг засыпания.

Потом старухи говорят о своих болезнях, и перечень этих болезней длиннее очереди в универмаге.

Зина проходит сквер, цокая по асфальту деревянными подошвами босоножек, и опять ее подхватывает пестрая людская река, зажатая домами, рассекаемая потоками машин. Все сильнее и сильнее розовеет солнце и как-то неожиданно скатывается к горизонту. Дома тонут в алом свете уходящего знойного дня.

Зина заходит в коктейль-бар. Она здесь впервые, и ей все ужасно нравится. В зале прохладно, непривычно мало людей. Мягкий синеватый свет льется из бра, похожих на свечи.

Девушка заказывает коктейль «Шампань», садится в уголок, откуда ей виден весь синеватый квадрат зала. Три парня, сидящие перед стойкой, поглядывают на Зину. Коктейль сначала холодит внутри, а потом легко туманит сознание.

Парни у стойки о чем-то шушукаются, громко смеются и начинают пускать кольцами дым. Теперь на Зину смотрит только один — худой, с рыжеватой бородкой, голубоглазый, с длинными шелковистыми поблёскивающими волосами. Взгляд его оценивающе спокоен, несколько даже самонадеян.

Зина касается влажными губами соломки, чувствует на себе взгляд парня, краснеет и боится смотреть в сторону стойки.

В бар входят две девушки, пухленькие, белотелые, неимоверно похожие друг на друга лицом, станом, одеждой. Девушки вертят русыми кудрявыми головами, доверчиво, по-овечьи пугливо, смотрят на сидящих, что-то заказывают, затем садятся за соседний с Зиной столик и начинают щебетать.

Парень с бородкой берет стакан и вразвалочку, будто матрос по качающейся палубе, бредет от стойки к столу Зины. У парня узкие плечи, впалые щеки с глубокими ямочками, похожими на жирные запятые, проницательный взгляд.

— Я самый несчастный человек в мире, — роняет он грустно, обращаясь к Зине, как к давней знакомой. — Я заблудился в этой запутанной жизни, но помочь мне некому.

— Как это? — искренне не понимает девушка.

— Не узнаю улиц, знакомых, даже своих родственников и родителей, не узнаю, казалось бы, привычных вещей, разучился читать и писать. Я — это бедуин на Северном полюсе или эскимос в Сахаре. Весь этот мир как бы переродился и стал мне совершенно чужд, непонятен и даже страшен.

— Хмм… Вот еще!

— Как найти спасение от своей потерянности?