— Попробуй, а!

Впрочем, в его голосе не было надежды.

— Квартира-то вам точно не нужна? Может, передумаешь?

— У меня билет на десятое.

Я почувствовала легкое головокружение. Вот так — несколько дней, и все в этой жизни меняется до неузнаваемости. Физиономия у меня, должно быть, сильно вытянулась.

— Ну чего ты? — спросил Журавлев. — Ладно тебе, на других заработаешь.

— Кретин, — выругалась я, хотя передо мной сидел немолодой мужчина, страдающий от несчастной любви.

Он не понял:

— Да не переживай ты так… Мы ведь тоже… Конечно, думали, квартирку, ремонт, все дела. Кухонька, арочки там, спаленки. Дудки! — Он взял со стола деньги, сунул в карман и сказал, словно очнувшись: — Прости, конечно, но сейчас я тебя проспонсировать не могу. Не имею права! Сам весь в долгах, так что прости.

— Да ничего, — усмехнулась я горько. Хорошая была идея. Хорошая пара была. И все, лопается все в одночасье, как мыльный пузырь. Остается прошедшее время — были, любили.

Я шла по улице и думала о том, какая я неделовая. Мне бы вцепиться мертвой хваткой в Олега — он хорош собой и очень богат. Мне бы трезво оценить обстановку у Журавлева и вовсе не возвращать деньги, даже разговор о них не заводить. Странно, но думать о себе хуже, чем я есть на самом деле, мне еще не приходилось.

Чем занять этот свободный день, было непонятно. Я шла и шла по улицам и неожиданно оказалась возле собственного дома. Там-то мне точно нечего было делать, однако я уже пришла. Может, пообедать, я давно не ела горяченького. Готовить для себя одной — эта мысль показалась невыносимой, и я обошлась бутербродами с кофе. В тот момент, когда я поднесла ко рту кусок хлеба с сыром, зазвонил телефон.

— Ты как, Марин? — Это был голос Андрея.

— Нормально.

— Что с деньгами-то?

— Ничего. Продавай Егору, как собирался.

— Не понял, — возмутился Андрей, — я тут ее жду, жду…

— Чего ты ждешь? Все равно Егора в городе нет, тебе так или иначе ждать.

— Да мы бы эту квартирку еще неделю назад оформили! Ну ты даешь!

— Отстань!

— Слушай, а что с двушкой в Отрадном? У меня покупатели есть, они тебе даже дозвониться пытались. Тебя нет и нет. Слышишь, Марина, где ты пропадаешь-то? Работа стоит… Двушка-то хоть приличная?

— Приличная.

— Ну ты с ними договорись…

Я положила трубку и бутерброд. Я действительно медленно соображала, а пока разговаривала с Андреем, вдруг поняла, что квартира Журавлева так и остается непроданной и что это еще один выгодный клиент. Пускай себе чешет в Америку, а мы тут разберемся как-нибудь. Не думаю, что Лика захочет купить его квартиру после всего, после счастливых, бессонных ночей и нежного солнца, лучи которого путались у них в волосах. Надо срочно искать покупателя.

Мой ищущий взгляд вдруг наткнулся на письменный стол. Там, в недрах ящика, лежали деньги Уклюйко. Нет, все-таки это смешно — в последнее время столько людей оказывало мне доверие, что я при желании могла бы сама купить квартиру. А у меня пока есть только одно желание — вернуть Егора. Или нет, сохранить Егора. Удержать, связать, усыпить и любить его, любить до изнеможения.

Мысли мои неожиданно повернулись в другую сторону — деньги, лежащие в ящике стола, можно было отдать Эльмире. Я испугалась собственных планов, но в голове уже отчетливо вырисовывалась картинка. Беру, прихожу, отдаю — и сделку можно считать удачной. Покупатель Эльмиры возвращает мне деньги, я вношу следующий задаток, уже за Уклюйко — и вторая удачная сделка. Вот и все, так просто на самом деле.

Я подхватилась, быстро собралась, зачем-то покидала купюры в спортивную сумку и выскочила из дома. Я так торопилась, что снова налетела на рабочего.

— Все, закончили мы тута! — заревел он радостно.

— Наконец-то, — вздохнула я, потирая ушибленную коленку, — значит, и вода горячая скоро будет, да?

— И лифт заработает, — хохотнул мужик. Посчитав все это за хороший знак, я прибавила шагу.

Лика выглядела очень худой и очень взрослой и, наверное, оттого была похожа в этот момент на меня сегодняшнюю. Мы столкнулись во дворе моего дома, когда я возвращалась от Эльмиры.

— Ты уезжала куда-то? — спросила сестра, кивая на мою сумку.

Я неопределенно пожала плечами.

— Давно ты меня ждешь?

— Только подошла.

Мы зашли в квартиру, обе какие-то измученные, с усталыми лицами.

— Ты была у Журавлева? — спросила Лика, пока я раскладывала вещи по местам.

— Ага. Ничего толком не поняла.

— У меня нет сил рассказывать. Я просто так пришла, знаешь, дома сейчас невыносимо. Мать все время злорадствует… Хорошо еще, что ей неизвестно, от чего я отказалась, иначе она меня со свету сжила бы!

Мне пришла в голову гениальная мысль:

— Оставайся у меня. Если хочешь, можешь пожить некоторое время.

Лика посмотрела на меня недоверчиво:

— Пожить? А твой Егор, он где сейчас?

— Далеко. И он вряд ли сюда вернется.

Мы вдруг расхохотались, правда, в нашем смехе была одна только горечь.

— Стало быть, мы обе свободные и несчастные, — констатировала Лика, отдышавшись.

— Предлагаю по этому поводу выпить, — подумав, добавила она.

Я воздела руки к небу:

— Пожалей, мне вчера уже довелось напиться, и не скажу, что мне это понравилось. Но если хочешь, стаканчик-другой я тебе налью.

— Не-а, так не пойдет. Пить в одиночку я не согласна.

Мы прошли на кухню, я поставила чайник на плиту и села напротив сестры.

— Что думаешь делать?

Она правильно поняла мой вопрос.

— Я не поеду с ним, это решено. Буду искать квартиру.

— А Ленькина тебе не подойдет?

— Нет, — отрезала Лика.

— Ладно, я так и думала.

— Ты что, хочешь заняться ею? Будешь искать покупателя? — Ее голос звучал возмущенно, словно я собиралась заняться чем-то постыдным.

— А ты против?

— Так ты думала об этом? — продолжала обвинять Лика.

— Была такая мыслишка, — призналась я со смешком, — но если тебе это неприятно, я забуду об этом. Клиентов, правда, сейчас маловато…

— А я? Я хороший клиент.

— Так у тебя есть деньги на квартиру? Я думала, ты истратила их, когда вы решили с Леней жить вместе…

— Журавлев был очень щедр.

Она произнесла это с такой грустью, что мне стало ясно — сейчас мы обе расплачемся. Обычно так и бывает после беспричинного, невеселого смеха, который недавно нами владел.

Точно, в глазах сестры заблестели слезы.

— Лика, в моем доме попрошу без этой мокрухи! — попробовала пошутить я, но она даже не услышала, сидела, тупо уставясь в пол, и хлопала мокрыми ресницами. — Между прочим, еще неизвестно, кто из нас больше страдает. Это ты должна меня сейчас утешать, у тебя-то по крайней мере все впереди, а мне, старой кошелке, уже ничего не светит!

— Тоже мне кошелка! — фыркнула Лика, размазывая по щекам слезы.

Я разлила чай, достала печенье, варенье. Скромный пир двух разбитых сердец.

— Ну что, — я подняла свою чашку, — помянем любовь?

— Ты говоришь такие страшные вещи!

— Абсолютно житейские! Но если хочешь, могу кое-что получше. — Я хихикнула, вспоминая среднюю дочку своей подруги, и провозгласила тот самый женский тост, которым Аленка однажды нас поразила.

Лика рассмеялась, на этот раз искренне и весело.

— Это ж надо, — повторяла она, — пусть плачут те, кому мы не достались! Пусть сдохнут те, кто нас не захотел! Целая философия.

— Пей давай.

Чай с печеньем показался мне чрезвычайно вкусным и даже экзотическим блюдом. Наверное, все дело в обстановке, нам с Ликой довольно просто было общаться. Никого другого я не хотела сейчас видеть и никому бы вот так запросто в двух словах не призналась в своей несчастной любви. Лика, несчастная по-своему, меня понимала и не расспрашивала. В этом не было равнодушия — только деликатность: молчание не тяготило нас.

Выпив по третьей чашке чаю, мы переглянулись, чувствуя себя примерно одинаково — этакими неуклюжими кумушками с набитыми животами.