— Тебе самой нужна помощь, Ри! — не выдержал Кайса.

Девушка осеклась на полуслове, нахмурилась и решительно тряхнула головой.

— Я не знаю, как помочь себе, но знаю — как спасти Вирхен! И ты знаешь.

— С чего ты взяла, что я хочу этого? — Кайса твердо взглянул ей в глаза. — Я сталкивался с чернокнижниками не раз, и никогда мне даже в голову не приходило узнать, что привело их к ритуалам. Что заставило сделать подобный выбор, если тебе так понятнее. Я не спрашивал о причинах, не спрашивал о прошлом — просто убивал.

Это было враньем. В начале своей службы разведчик искренне надеялся вернуть магов-отступников к нормальной жизни, только результатов это не принесло ровным счетом никаких. Зачем он лжет, Кайса и сам до конца не понимал. Наверное, хотел услышать ответ. Риннолк молчала довольно долго, потом произнесла пустым голосом:

— Еще не поздно попробовать.

Кайсе до ужаса захотелось обнять девушку, поцеловать в лоб и объяснить мягко и доходчиво, как объясняют ребенку, что чернокнижники все — больные маньяки, которые других людей воспринимают исключительно как источник силы. Сказать, что какой бы прекрасной ни была ее сестра, в том городе, Атчинецке, она, на пару с возлюбленным, тянула жизненные соки из обычных жителей, которые все простодушно списывали на неудачный год и многочисленную нечисть. Добавить честно, что встань Лиотто сейчас перед ним, он бы, конечно, дал Риннолк шанс поговорить с сестрой, но при малейшей же угрозе, точно так же, как в Атчинецке, свернул бы чернокнижнице шею. Произнести все это — и вспомнить о проклятье. И просто подождать, что станет делать его напарница.

Но это было бы слишком жестоко по отношению к ней.

К тому же, вернулись Охотники.

— Где они? — раздался недовольный голос Инквиль.

— Здесь, — отозвалась Риннолк, отдергивая полог. — Присоединяйтесь.

Ульвейг выглядел все таким же потерянным. Он был без парика и камзола, с подозрительно красными глазами, но странным образом казался моложе своего возраста. На кровать он сел, сгорбившись, и устало взглянул на стражу. Паршивую такую стражу, упустившую его дочь, пусть и неродную.

— Мы коротко объяснили ему суть дела, — пояснила Инквиль.

— Позвольте, Окхинг, я буду говорить сам, — под помертвевшим взглядом Охотница совсем сникла.

Касман, устроившийся на краю ложа, хранил молчание.

— Вирхен, — имя далось Ульвейгу с трудом, — училась всему, что стоит знать наследнице герцогства. Магии… магии — в том числе.

Советник нервно дернул плечом.

— Самым простым вещам, вы же понимаете. Когда дар есть, глупо совсем его забрасывать… Какие-то основные заклинания всегда могут пригодиться. Да, есть запрет, но, по сути, он распространяется лишь на сильное колдовство, основание магических школ и академий… Все это — ради отсутствия в государстве реальной силы, способной опрокинуть власть.

— Мы понимаем, — мягко сказала Риннолк. — Так же мы понимаем, что вы не знали ничего о запретных книгах. Нам нужно знать, кто был учителем…

— Старик, — Ульвейг с благодарностью посмотрел на девушку. — Я нанял его… Сначала он учил Вирхен языкам, потом… Понимаете, он сам пришел ко мне и признался, что заметил у нее определенные способностями. И я, и Его Светлость обрадовались, а подобная честность подкупала — ведь господин Каимо рисковал, и рисковал очень сильно. Он встречался с Охотниками, и те подтвердили, что как чародей он слаб и не представляет никакой опасности…

— Мы думаем, он и не представлял, — подсказала Риннолк. — Просто… Может, иногда он приходил не один?

Ульвейг вздохнул и рассказал, что господин Каимо, цнэрг, перебравшийся в Думельз из Даремла во многом из-за боязни стать мишенью для более сильных колдунов, жил в его доме. Только однажды к нему наведался родственник — дальний, но у цнэргов свои семейные традиции. Ульвейг, уважавший старика, разрешил его родичу пару дней пожить в доме Сташшер-Шехенов.

— Я почти не видел его, — признался Ульвейг. — Один или два раза столкнулся, даже лица не запомнил… Да и имя…

Впрочем, всем и так было понятно, что за парень гостил когда-то у советника дома. Наемница закусила губу, с жалостью глядя на Ульвейга, потом кинула быстрый взгляд на Кайсу. Тот догадался, о чем она думает.

— Скажите, — тихо и твердо произнес бард. — Что случилось с господином Каимо потом, когда Ройоль убрался?

— Да ничего, — советник едва заметно пожал плечами. — С месяц еще жил у нас, потом заболел… Осень, простуда, а он уже старый был… Вирхен неделю в себя прийти не могла…

"Не сомневаюсь! — со злостью подумал разведчик. — Такой опыт!"

— Это ничего не значит, — тихо проговорила Риннолк. Смотрела она вниз, но обращалась к Элле-Миру. — Осень, простуда и старость.

— И чернокнижие! — прошипел Кайса. — А также первая любовь! Прекрасно вписывается даже в твою сказку!

Советник побледнел еще больше, глаза его закатились, а тело стало медленно сползать на пол. Касман и Инквиль бросились приводить советника в чувство, а стражники Вирхен еще с меву смотрел друг другу в глаза.

Кайса чувствовал, что наломал дров — не стоило при Ульвейге давать понять, что Вирхен наверняка приложила руку к смерти господина Каимо. Сколько ей лет было тогда? Четырнадцать-пятнадцать? Может, меньше? Скорее всего… Если "неудачи" преследуют Вирхен два-три года, то…

— Она же ребенок! — отчаянно прошептала Риннолк, помогая укладывать советника на кровать. — Я, наверное, могу понять…

Кайса вот не мог. Как ни старался.

— …дети при дворе… они могут быть вздорными и капризными, но все равно взрослеют быстрее многих… Но такое!..

— Маги… — начал бард.

— Я знаю, какие они, Кайса! В Шермеле своя магическая школа!..

— Успокойся, Ри, — Касман на всякий случай проверил у советника пульс, легонько потряс того за плечо. — Принесите воды, кто-нибудь.

Наемница замолчала. Инквиль вытащила цветы из ближайшей вазы и брызнула на Ульвейга водой со стеблей. Мужчина только прерывисто вдохнул.

— Касман… — тихо произнес разведчик. — Мы последим за господином Сташшер-Шехен. Договорись с Его Светлостью. И лучше будет, если мы встретимся не ночью, а вечером… наверное, сейчас.

— Постараюсь.

— Мне нужно пойти с тобой, — внезапно попросила Риннолк. — Я поговорю с ним сама.

— Ты честно скажешь, что его дочь — чудовище, которое заслуживает смерти? — резко спросил бард.

— Заткнись уже! — прошипела девушка.

— И вправду, уведи ее, Касман, — пробормотал Элле-Мир, с сомнением оглядывая Ульвейга. Бард бывал свидетелем того, как в обморок падают дамы, а вот видеть, как теряет сознание взрослый мужчина, приходилось впервые.

Охотник молча взял Риннолк за руку, и вместе они покинули комнату.

— А вот теперь я могу сказать, — вздохнул Кайса. — Инквиль, полмевы — и беги за лекарем. Нельзя, чтобы тебя заметила Ри, она и так слишком нервная.

— В чем дело? — побледнела Охотница.

— Думаю, на Ульвейга сейчас действует яд.

Инквиль непонимающе нахмурилась.

— Я слышу запах гнили, — признался бард, провел пальцами по лбу советника и поднес их к носу.

— Здоровый человек так не пахнет. И не спрашивай меня ни о чем, беги за лекарем!

Говорил он уже с дверью. И к лучшему. Элле-Мир зажмурил глаза, открыл, встряхнул головой. Этого не ожидал даже он. Снова яды… Дротик, вино, теперь… что-то неизвестное. И, помня обстоятельность девушки, бард серьезно ожидал, что Ульвейг перестанет дышать через кейду-другую. Не зная, что ему делать, разведчик просто держал руку на пульсе советника и думал.

Дротик, вино… Дротик. В саду Ульвейг и Риннолк стояли не очень далеко от Кайсы и Вирхен и, что важнее, ровно по тому же самому направлению… Стреляли в Вирхен, промазали, попали в отца — до чего трагично…

Бард выжил — потому что оборотень. Ульвейгу же надеяться можно было только на лекаря.

Глава 28. Отец и дочь