Председатель, неотрывно глядя в глаза Чики, ткнул указательным пальцем в потолок, где, кроме утопленных в фальшпанель галогеновых светильников, ничего не было. Сделав необходимую паузу, продолжил:

– Висеть будешь и в том случае, если хоть одна живая душа узнает о нашем разговоре. Поэтому – сейчас я тебе дам до хрена баксов – наймешь совершенно независимую команду. Лучше из другого города. Но не гоп-стопников, а профессионалов из частного бюро. Заплатишь так, чтобы они без страха и сомнений, если придется, ложились под пули. Понял у меня?! Если все будет сделано правильно, то самое большое через месяц будешь богатым. Очень богатым! И свою старую биографию выкинешь на хер, как старый двухсотбаксовый костюм, выходя из магазина для миллионеров. Все понял?

– Все будет сделано, Михаил Филиппыч! И Председатель протянул Чике фотографию Танцора.

Следопыт, выгружая из машины две коробки пива и три пакета с креветками, понял, что слишком поторопился. Из распахнутого окна четвертого этажа неслись Стрелкины вопли, заставляющие вскипать кровь в жилах невольных аудиосвидетелей, – двух сексуальных часов этим двоим, неуемным и ненасытным, оказалось недостаточно.

Он понял, что охотникам за дискетой, знай они такую физиологическую особенность партнерши Танцора, найти искомое было бы совсем несложно. Нанимай тысячу Гаврошей по баксу в день и посылай их ходить под московскими окнами и выслушивать неистовую песнь секса. А потом приходи с парой Узи, и дело в шляпе.

Следопыт присел на скамеечку и закурил. И серьезно задумался о внезапно свалившемся нечаянном-негаданном будущем, которое уже обложило его со всех сторон и начало вползать в поры кожи, делая Следопыта своей неотъемлемой частью. И это настоящее-будущее хоть и сулило прекрасные возможности: обогащения, но было очень опасным. С одной стороны, он, конечно, помнил, как в прошлый раз Танцор со Стрелкой чудесным образом спасли его от неотвратимой смерти. И на них вполне можно положиться. С другой – чудеса регулярными не могут быть по определению. Однако Следопыт был авантюристом, и, значит, его будущее было предрешено.

Сигарета кончилась. Контрастный весенне-вечерний воздух начал вползать за воротник и струиться по позвоночнику по направлению к копчику. Следопыт встал, взял коробки с пивом и креветки и заорал в распахнутое окно, передразнивая Стрелку: «О! О, Мамочка! Ох! Мамочка! Блядь! Мамочка! О-О-О!» Крик на четвертом этаже затих.

Дверь открыл озадаченный Танцор:

– А, это ты! А мы уж, блин, решили, что в городе началась сексуальная революция! Думаю, наши уже телеграф взяли и к телефонисткам подбираются!

– Ага, – ответил Следопыт, – меня ваши только что чуть не трахнули. Еле ноги унес.

– Ну, у тебя сегодня день такой. Вначале от эмэмэмовских стариков с костылями бегал, сейчас от революционных масс.

Двое прелюбодеев привели себя в порядок. Следопыт разулся, вымыл руки и поставил вариться креветки. Сели пить пиво. И каждый молча и сосредоточенно думал о своем и об общем.

Лишь булькало пиво, ходили мужские кадыки, и чуть слышно шлепалась на стол креветочная шелуха.

Наконец Танцор на правах хоть и не самого умного, но самого старшего решил прервать молчание:

– Я так полагаю, что…

Но тут запищал лэптоп. Танцор удивленно вскинул брови и грязно выругался. Поскольку это, несомненно, было письмо от Сисадмина. Какое-нибудь словоблудие. Так оно и оказалось.

tancor!

Сгораю от нетерпения поделиться с тобой удивительной мыслью! Это просто чудо!

«Верные слова не изящны. Красивые слова не заслуживают доверия. Добрый не красноречив. Красноречивый не может быть добрым. Знающий не доказывает, доказывающий не знает.

Совершешюмудрый ничего не накапливает. Он все делает для людей и все отдает другим. Небесное дао приносит всем существам пользу и им не вредит.

Дао совершенномудрого – это деяние без борьбы».

Нет, дорогой Танцор, это не я. Это великий Лао-Цзы, его «Дао-дэ-цзин». Как подумаешь, что две с половиной тысячи лет назад жил и мыслил мудрец, равного которому так и не появилось за бесчисленные годы, которые прошли после его кончины, то дух захватывает!

sisadmin

Все сгрудились у лаптопа. Стрелка обернулась и дала Следопыту «Орбита», мол, освежи дыхание или ходи в противогазе. Все стали изучать мудрость Лао-Цзы, ища в ней подсказку. Через три минуты Танцор изрек:

– Все ясно. Совершенномудрый все отдает людям. Значит, этот хрен собачий намекает, что надо наделать карточек по этому списку и все их раздать. Людям. Совершенномудрый, то есть я, ничего не накапливает. Нормально, блин. Польщен, весьма польщен оказанной честью.

– Э нет, дорогой. Что значит раздать карточки людям? – начал излагать свою версию Следопыт. – Это значит обрушить банк. Ты же сам об этом говорил.

– Ну, говорил, – взвился Танцор, – и что с того?! Я теоретически говорил. Что мне, банк, что ли, жалко? Мне гораздо жальче, например, бомжей, которые побираются и мрут, как мухи. Вот я бы им и раздал карточки. А банк – хрен с ним, с банком.

– Социалист ты у нас, блин, настоящий социалист! – встала на сторону Следопыта Стрелка. – Все отобрать у богатых и раздать бедным! А понимаешь ли ты, пустоголовый чечеточник, что тут бомжам и конец? Поскольку на девяносто девять процентов они изношенные алкоголики, то, получив деньги, немедленно выжрут столько, сколько смогут, и окочурятся. Ты просто какой-то волк – санитар леса.

– Шакал, санитар города, – ляпнул Следопыт и тут же понял, что перегнул палку, поскольку Стрелка имела право козлить Танцора как угодно, что не было позволено ему, не состоящему с Танцором в интиме. – Ладно, давайте жить дружно. Давайте попытаемся понять, что надо этому козлу Сисадмину.

– Я думаю, – сказала Стрелка, – все дело в двух последних предложениях: «Небесное дао приносит всем существам пользу и им не вредит». И «Дао совершенно-мудрого – это деяние без борьбы». Главное, Танцор, никому не навредить. Существует баланс между этим сраным банком и окружающим миром, и его нельзя нарушать. Иначе будет вред очень многим. Деяние без борьбы – это значит, дискету надо стереть. И уйти от борьбы с киллерами, которые за ней охотятся.

– Вот чисто женская логика! – вспылил Следопыт. – Почему бы вам не стереть, когда баксов навалом? И что делать мне, с тремя талонами на троллейбус в кармане и компьютером, который я сегодня, рискуя жизнью, вынес из конторы? Конечно, стереть на хрен. Стереть и сохранить мировую гармонию, которой в Москве до хрена и больше!

Танцор и Стрелка переглянулись. Было понятно, что жадность Следопыта способна погубить всех троих. Однако и голова у чувака была прекрасная, и машина отменная, и втроем было работать удобней и приятней. И не так страшно. В конце концов, было ясно, что и без жадности Следопыта неведомые силы во главе с Сисадмином готовят им массу романтичных приключений в патолого-анатомическом стиле.

– Ладно, не кипишись, – сказал примирительно Танцор Следопыту. – Мы тебя не бросим под забором с голоду помирать. Давай-ка попытаемся выяснить, на что этот козлина намекает. В косвенной, конечно, форме.

Допил из горлышка «Старопрамен», подростковое воспоминание о дружбе советского народа с чехословацким, которое в материализованной жидкой форме частенько демонстрировалось советскому народу на Выставке достижений народного хозяйства. Сел к лэп-топу и настучал письмо:

sisadmin!

Какого хера ты лезешь со своими идиотскими, намеками? Не ты ли говорил, что не будет никакого вмешательства? Что я предоставлен сам себе. Что я сам. ищу, как ты выразился, «смысл жизни». Может, я чего не помял? Или тебя склероз прошиб?!

Отвянь, sisadmin! Мне твои идиотские подсказки не нужны:(

tancor

Через три минуты бипнул буззер, и на жидкокристаллическом мониторе лэптопа выскочил ответ:

tancor, dorogoy!

Зря ты так горячишься! Я и не помышляю посягать на твою драгоценную независимость мышления а самостоятельность поступков!