Кюхельбекер Вильгельм

Стихи (2)

"Я по отцу и матери точно немец,- писал о себе Вильгельм Карлович Кюхельбекер,- но не по языку: до шести лет я не знал ни слова по-немецки, природный мой язык - русский; первыми наставниками в русской словесности были моя кормилица Марина, да няньки мои - Кириловна и Татьяна".

Вильгельм Карлович Кюхельбекер родился в 1797 году в Петербурге. Его отец приехал в Россию в 1770-х годах из Саксонии и в Петербурге служил управляющим в дворцовом ведомстве. В молодости он учился в Лейпцигском университете одновременно с Гете и А. Н. Радищевым. С Гете они были приятелями. Карл Кюхельбекер писал дилетантские стихи, в которых подражал юношеским произведениям Гете. Выйдя в отставку, он жил в подаренном ему лифляндском имении Авинорм (ныне Эстонская ССР), там прошло детство Вильгельма. Авинорм, эстонские народные песни и сказания, слышанные им в детстве, навсегда запал ему в душу, и впоследствии он пишет целый ряд произведений, посвященных Эстонии, ее истории, людям, пейзажам. Имение Авинорм не приносило никакого дохода, и после смерти отца в 1809 году мать ушла во вдовий дом.

Вильгельма определили в пансион, а затем по ходатайству Барклая-де-Толли, дальнего родственника матери, его зачислили в Царскосельский лицей. Кюхельбекер поступил в Лицей четырнадцати лет, он пришел туда с уже ясно осознанным влечением к литературным занятиям, большим запасом знаний. Его привлекала не "легкая поэзия", а писатели-просветители XVIII века с их проповедью свободы, равенства и братства - идей Великой французской буржуазной революции, он зачитывался Ж..-Ж. Руссо, восхищался немецкими романтиками Клопштоком, Шиллером, Гердером. За глубокие, разносторонние знания и постоянную готовность проповедовать их Кюхельбекера называли "живым лексиконом" и "вдохновенным комментарием". Лицейский товарищ Кюхельбекера М. Корф писал о нем:

"Он принадлежал к числу самых плодовитых наших стихотворцев, и хотя в стихах его было всегда странное направление и отчасти странный даже язык, но при всем том как поэт он стоял едва ли не выше Дельвига и должен был занять место непосредственно за Пушкиным".

Кюхельбекер был одним из самых деятельных участников всех лицейских рукописных журналов. Поэзия же сделала друзьями его, Дельвига и Пушкина. В 1818 году в послании "К Пушкину и Дельвигу" Кюхельбекер пишет:

...наш тройственный союз,

Союз младых певцов и чистый, и священный,

Волшебным навыком, судьбою заключенный,

Был дружбой утвержден!

Лицейские преподаватели были хорошими педагогами и психологами, составленные ими характеристики воспитанников очень проницательны. В 1816 году директор Лицея Е. А. Энгельгардт написал о Кюхельбекере:

"Читал все на свете книги обо всех на свете вещах; имеет много таланта, много прилежания, много доброй воли, много сердца и много чувства, но, к сожалению, во всем этом не хватает вкуса, такта, грации, меры и ясной цели. Он, однако, верная, невинная душа, и упрямство, которое в нем иногда проявляется, есть только донкихотство чести и добродетели с значительной примесью тщеславия. При этом он в большинстве случаев видит всё в черном свете, бесится на самого себя, совершенно погружается в меланхолию, угрызения совести и подозрения и не находит тогда ни в чем утешения, разве только в каком-нибудь гигантском проекте".

Таким Кюхельбекер оставался всю жизнь, ни годы, ни несчастья не сделали его ни рассудительней, ни рассчетливей: он всегда отличался "донкихотством" и строил "гигантские проекты". По выходе из Лицея Кюхельбекер поступает на службу в Министерство иностранных дел, одновременно преподает русскую словесность в Благородном пансионе при Педагогическом институте; там его учениками были младший брат Пушкина Лев, будущий поэт Ф. И. Тютчев, будущий композитор М. И. Глинка, о его преподавании они сохранили самые светлые воспоминания. Еще в годы учебы в Лицее Кюхельбекер посещал собрания "Священной артели" - дружеского кружка декабристов, в послелицейские годы эти связи становятся крепче, он участвует в литературных предприятиях декабристов, высказывается против правительства. Полиция установила за ним тайный надзор.

В 1820 году из Петербурга был выслан за вольнолюбивые стихи Пушкин; друзья считают, что Кюхельбекеру тоже лучше уехать из столицы, его устраивают секретарем вельможи А. Л. Нарышкина, желающего совершить заграничное путешествие. Кюхельбекер с Нарышкиным посешает Италию, Германию, Францию. В Париже он выступает с лекциями о русской литературе. За границей Кюхельбекер живет мыслями о России. Встретив в Германии петербургского знакомого, он об этой встрече записывает в дневнике:

"Мы разговариваем только и единственно о России и не можем наговориться о ней".

В парижских лекциях Кюхельбекер поднимает очень важный и новый для русской литературы вопрос о том, что она может и должна войти в общечеловеческую культуру.

"Для нас наступило время, - говорил Кюхельбекер, - когда для всех народов существенно взаимное знакомство, знание того, до какой степени развились среди них идеи, порожденные веком и просвещением, идеи, которые совершают в настоящую минуту великий переворот в духовной и гражданской жизни человеческого рода и пророчат еще более значительную и всеобщую перемену... Под эгидой чести и гостеприимства французской нации я могу без боязни провозглашать эти истины, равно и живо чувствуемые всеми, кто в разных странах Европы предпочитает свободу - рабству, просвещение - мраку невежества, законы и гарантии - произволу и анархии. Мыслящпе люда являются всегда и везде братьями и соотечественниками, и вам будет, без сомнения, отрадно сблизиться с народом, учреждения которою, надо признать, оставляют желать много лучшего, но молодость которого, мощь и великая восприимчивость к правде должна в любой стране внушать большие надежды другу человечества".

Тайные русские агенты донесли, что Кюхельбекер проповедует революцию, и ему было приказано прекратить лекции и возвращаться в Россию. Он пробует служить на Кавказе при А. П. Ермолове, но, не прослужив и года, вынужден уехать и оттуда. Теперь литературная работа становится единственным содержанием его жизни и источником существования. В 1823 году он вместе с В. Ф. Одоевским предпринимает издание в Москве альманаха "Мнемозина". Альманах по идейной направленности близок к декабристской "Полярной звезде", он имел большой успех у читателей.

В 1825 году Рылеев принял Кюхельбекера в тайное общество. 14 декабря Кюхельбекер на Сенатской площади призывал товарищей к решительным действиям, стрелял, но неудачно, в великого князя Михаила, в конце дня под картечным огнем верной царю артиллерии пытался построить солдат и повести в штыковую атаку. Кюхельбекера приговаривают к смертной казни, замененной каторгой.

Десять лет он просидел в одиночном заключении в различных крепостях, тюрьмах, затем был выслан в Сибирь. В тюрьме, в ссылке Кюхельбекер продолжает писать. Его литературные планы грандиозны, он создает драмы, романы, повести, лирические стихи. Поскольку позволяют обстоятельства, он следит за современной литературой. Лицейские друзья Пушкин и Дельвиг стараются помочь Кюхельбекеру: вопреки правительственному запрету анонимно печатают его произведения в "Литературной газете", Пушкин обращается к царю с просьбой об издании книг Кюхельбекера, чем навлекает на себя гнев Николая I, но все-таки получает разрешение напечатать драму Кюхельбекера "Ижорский", посылает ему свои сборники.

Только выйдя на поселение, Кюхельбекер получает возможность написать Пушкину, и он пишет:

"А вот же Пушкин оказался другом гораздо более дельным, чем все. Верь, Александр Сергеевич, что умею ценить и чувствовать все благородство твоего поведения; не хвалю тебя и даже не благодарю, потому что должен был ожидать от тебя всего прекрасного; по клянусь, от всей души радуюсь, что так случилось".