Белочка сердито застрекотала, бросила шишку, распушила хвост, еще раз почесала бок и перепрыгнула на соседнюю сосну.

Весенний пир

Начало весны. Лед на лесном озере «Боровое» подняло. Образовались закраины с чистой водой.

В затененных местах и низинах лежат белые «заплаты» тающего снега, на полянках блестят лужицы снеговой воды. Земля, освобождающаяся от зимних оков, издает какой-то особый бодрящий запах.

Я был в километре от озера, когда услышал крик чаек. На этом озере чайки не гнездятся и не обитают, в другое время их здесь не увидишь. А сейчас над закраиной между поднявшимся льдом и кромкой зарослей камыша мелькало их несколько сот.

В бинокль увидел интересную картину: стая ловила полузадохнувшуюся рыбу, всплывшую на поверхность. Чайки то и дело падали на воду, взлетали, потом садились на ледяное поле.

Рядом, на этом же поле, сидели десятки ворон. Они боялись воды и, конечно, рыбу не ловили, да и не умели: они ждали остатков пира чаек!

Видно было, что большинство чаек уже сыты, но, бросив выловленную рыбу на лед, снова и снова возвращались к закраине. Выходит, сытые чайки занимались ловлей рыбы ради «спорта». А возможно, их поведение имело другое объяснение.

Существует еще много таинственного во взаимоотношениях существ, населяющих планету. Необходимы внимательные и вдумчивые наблюдения за жизнью этих существ, чтобы понять и объяснить их повадки.

Вороны, сидя на льду, подбирали обильный корм, падавший им сверху. После зимней голодовки они, должно быть, потеряли меру в еде: большинство, объевшись, не могли уже стоять на ногах, лежали брюшками на льду и, для лучшего сохранения равновесия упершись носом в лед, дремали.

Тетеревиный ток

На берегу зарастающего лесного озера была землянка. Пройти к этому месту можно было только по едва заметной тропке. Красиво это озеро. Нравилась мне и землянка в тени старых берез.

Прошло десятилетие. Землянки давно нет, озеро заросло стало «болотом, а в памяти все живет давно прошедшая весна и полянка с тетеревиным током, на которой слеталось до пятидесяти непуганых птиц. Не забыта и та чудная ночь…

В пристройке из плетня, где я устроился, слышны были все ночные звуки весеннего леса. Сна не было. Вышел узнать, скоро ли утро. Полоска зари только чуть-чуть светлела.

Где-то, казалось, совсем близко, чуфыркнул и заворковал тетерев-токовик. Я решил разыскать место тока.

«Оружие» мое — штатив и фотоаппарат — всегда при мне. Прошел более километра, а до тока все еще далеко. С запада надвинулась грозовая туча, сверкнули зарницы первой весенней грозы, послышались раскаты грома, и через несколько минут хлынул ливень. Но так же быстро, как и надвинулась, туча пронеслась, стих ветер, гром грохотал где-то уже вдали, и только последние потоки дождя еще омывали голые ветви берез и осин.

Слетятся ли петухи на ток? Состоится ли весеннее собрание после такой встряски в природе?

Еще около километра прошагал по лесу и полянам, и вдруг где-то совсем рядом закокотала тетерка и хлопанье десятков пар крыльев указало место токовища. Но станут ли птицы, потревоженные сначала грозой, а затем мною, продолжать свой свадебный обряд?

Я спрятался за кустом. Начинался рассвет. Послышался шум полета, прилетел хозяин тока — старый петух. А вслед, точно по сигналу, начали слетаться остальные.

В кустах закокотали тетерки, весенняя песня становилась громче. И сразу же начались боевые схватки. Хлопанье крыльев, шипение, воркование оглашали токовище.

Старый петух-токовик, распушив хвост, раскрыв крылья, опустив голову к земле, ходил влево-вправо по токовищу, но в бой не вступал, и его никто не затрагивал — или из уважения, или, может, не решаясь на схватку с ним. Казалось, он командовал боем.

А вот другой, более молодой и слабый… Его весеннее убранство растрепано, «лиры» хвоста выдерганы, из клюва капает на выщипанную грудь кровь: он устало прижался к земле в сторонке: видно, придется подождать следующей весны!

Мне нельзя пошевелиться — перед самым лицом у куста сидит петух и внимательно рассматривает меня своими глазами-бусинками. Ноги мои, выставившиеся из куста, тоже «взяты в дело» — через них, как через барьер, перескакивают дерущиеся птицы.

Солнце поднималось, бой ослабевал, израненные и покалеченные выбыли из него, а счастливые победители ушли в кусты к тетеркам. На сегодня весенний обряд закончен!

Нарушение правил, норм и сроков охоты привело к тому, что такие тетеревиные тока остались только в воспоминаниях…

Когда наступает старость

Вдали послышались голоса наших лаек — они звали нас к себе. Подходим. Обе сидят у полусгнившего пня и, опустив головы, взлаивают, посматривая вниз, под корни.

В развилке корней — отверстие, похожее на вход в норку.

По следам на первом выпавшем снегу узнаем, что под пеньком прячется ночной зверек — колонок. Он покрупнее горностая и чуть меньше хорька. Цвет шерсти коричневый, с особым желто-кофейным оттенком. Круглая головка с кошачьей мордочкой. Хвостик пушистый.

Своей фигуркой и поведением он очень похож и на хорька, и на горностая, и на ласку. Разница лишь в цвете «одежды» и еще в том, что колонок легко забирается на деревья, чего те не могут делать.

По ночным следам колонка видно, что он пытался забраться па сосну (на ней «гайно» — домик белки), но почему-то сорвался, упал и медленно побрел в свою «квартиру» под пенек.

Отверстие было довольно большое, и мой спутник, надев на руку две рукавицы, засунул ее под пенек.

Колонок обладает «мертвой хваткой», то есть, вцепившись зубами в кого-либо, не разжимает челюстей даже под угрозой смерти.

Ожидания наши оправдались — зверек вцепился в рукавицы и был вытащен из норки. Но что с ним! Какой у него вид! Когда-то блестящая шерстка потускнела, сделалась клочковатой, на шубке — лысины, глаза помутневшие. Притупившимися зубками он не смог прокусить даже одну рукавицу…

Да, неизбежная старость не миновала и его! Вот потому-то он и упал, когда захотел, как бывало в молодости, забраться на дерево, чтобы поживиться белкой, спавшей в своем домике. Его ослабевшие лапки не выдержали, хотя коготки были еще достаточно остры.

Мы отпустили его в норку.

Приближалась зима. Что ему было делать? Голодно. Облысевшая шубка греет слабо… Только возвратиться под пенек — там все же теплее!

В то утро мы добыли пару белок и около норки оставили ему беличьи тушки. Дня через два опять подошли к этому пеньку: одна тушка объедена, а вторая замерзла, притупившиеся зубки колонка не смогли ничего сделать с нею. Зверек своими еще острыми коготками нацарапывал мороженое мясо и съедал. Работа долгая и трудная, но… «голод не тетка»!

В каждый поход мы наведывались к колонку и клали у его норки мясо. И он так привык к нам, что перестал бояться, а иногда даже выглядывал из норки, как бы проверяя, принесли ли ему поесть.

Наступила весна. Снег в лесу стаял, мы пошли прогулять собак. Побывали у норки под пеньком, где прятался зимою наш подопечный. У пенька он встретил нас, выглянув из норки. Значит пережил все зимние лишения, и, думается, наша помощь содействовала его спасению: он дожил до весеннего, греющего солнца…

Красногрудка

Как вестники близкой зимы, появляются в селениях и городах синички, залетают из леса сороки, а еще позднее мы видим других гостей из леса — снегирей, значит и морозы, и сама волшебница-зима совсем рядом.

Нынче же осень еще и не начиналась, а у нас в саду уже появилась красногрудая птичка — снегирь.

Лесная гостья, печально посвистывая, прыгала по земле и как-то неумело разыскивала пищу.

«Красногрудка» — так мы назвали птичку — была очень неосторожна и доверчива, когда к ней подходили, не улетала, видимо, ждала, не дадут ли ей поесть. Наверно, она долго жила у кого-то в клетке и потому потеряла осторожность, привыкнув получать готовый корм.