Повозка покатила из города, лошади чавкали копытами в грязи, а Ли Бо баюкал седую голову того, кто первым не плюнул в него.

Глава шестая

1.

Ближе к озеру слышнее стук вальков. Ветер доносит запах мокрого белья. Поодаль от женщин, на плоском камне сидит мальчик, громко повторяя:

— Учитель сказал: «Нельзя не знать возраст родителей, чтобы, с одной стороны, радоваться, с другой — проявлять беспокойство».

Рядом, вложив пальцы в рукава халата, дремлет на солнышке учитель.

И его, Ли Бо, когда-то учил почтенный Фан: «Учитель сказал... Учитель сказал...» До пятидесяти лет бедняга сдавал уездные экзамены, ни разу не сдал, только и прославился упрямством да еще тонким воспитанием; если чужая курица забредет на межу, склюет ростки, Фан не бросит в нее камень, — низко кланяясь, станет вежливо упрекать: «Почтенная, что это вам вздумалось нанести убыток моему состоянию? С какой стати, объясните, ученый человек должен терпеть от вашей невоспитанности?»

Он забыл все, чему учил его почтенный Фан, забыл все на свете, не помнит, сколько лет прожил, отцвели лимоны или зацвели лотосы. Рыбаки, набив обручи на пустые бочки, скатили их в озеро, наполнили водой — если новые бочки хорошенько не замочить, рассохнутся, станут пропускать рассол, рыба протухнет. Волны покачивают бочки. Рыбаки у соляного ларя распутывают сети, готовят носилки для рыбы. А мальчик все повторяет: «Учитель сказал...»

А кто учит его Байцина, знает ли сын, сколько лет непутевому отцу? Там, в тени Черепаховой горы, пора сажать рис, но нет мужчин в доме; там с восточной стороны видны ветви и листья персикового дерева, окутанного голубым туманом, — это дерево посадил он сам, когда покинул семью и ушел по дороге. Теперь, наверное, верхушка доросла до карниза, маленькая Пинъян вспоминает отца, и слезы бегут по щекам, как быстрый ручей. Дети приходят к абрикосовому дереву, чтобы их приласкали, погладили, но далеко отец, никогда не вернется к ним.

Если дорогу преградил валун, сильный отбрасывает глыбу с пути, умный обходит, трусливый возвращается, бессильный плачет. Но бессмертный проходит сквозь камень, не помяв даже складки рукава. Он, Ли Бо, проходил сквозь скалы, мчался, оседлав пятицветный ветер, а его сын стоял на земле, устремив взгляд на звезду Тайбо — трудно человеку встретиться со звездой, трудно смертному сыну постичь пути бессмертного отца.

Мальчик все повторяет урок, учитель все дремлет. И у него были учителя — почтенный Фан, монах Чжу, Хозяин Восточной Скалы, Пятнистый Бамбук, а здесь, в Бей-хае, где у повозки с клеткой отвалилось колесо, — наставник Гао Юйгун. Стражники пошли искать плотника, Гу И пригласил настоятель храма Лао-цзы — вон виднеются лазоревая кровля и вершины громадных кедров. Когда-то в этом храме, в тесной келье, выходящей раздвижной стеной во двор с цветником и колодцем, Ли Бо два месяца в одиночестве постигал «Дао дэ цзин». От учителя ученик не вправе скрыть ничего, вытряхивает к его ногам всю жизнь, как мешок с зерном, — учитель знает, как поступить с мешком и содержимым. Молча проходил в келью наставник Гао Юйгун, молча уходил. Наконец, священное пространство перед храмом с лазоревой крышей оградили веревкой с пучками тростника; с руками, связанными за спиной, послушник четырнадцать дней очищал душу исповедью и постом.

Пройдя путь очищения, Ли Бо был введен в храм Лао-цзы, где монах-каллиграф начертал на золотистой бумаге чудесные знаки, что Ли Бо из Цзянлина постиг сокровенное «Дао дэ цзина». Из храма он вышел в зеленом плаще даоса, подвязав к поясу свиток посвящения.

А теперь стены монастыря забрызгала кровь, только безумец надеется обрести здесь покой.

Женщины уже выстирали белье, рыбаки засолили рыбу, а мальчик все повторяет: «Учитель сказал...» Стремительный баклан нырнул, схватил щуку — вскипела вода; баклан то вытаскивает щуку, то она его тянет под воду — не поймешь, кто добыча, кто жертва. Волна отнесла птицу-рыбу к мосту, мальчик припустился за ними, смотрит и Ли Бо: баклан устало бьет крыльями, все реже... исчез под водой, только перья качаются на волне. Жаль баклана. А поднял бы он щуку в облака, жаль стало бы рыбу.

Учитель сказал... учитель сказал...

2.

Много было учителей, но не было лучше Пятнистого Бамбука. Монах Чжу учил его тело, Хозяин Восточной Скалы — мысли, а Пятнистый Бамбук — чувства.

...Стена без просвета, светло-зеленая, глянцевая. Только вершина видна над бамбуковым лесом. Ли Бо ударил веслом, и узкая, в три доски, лодка свернула в восточный рукав, еле проходит сквозь заросли — тут не поможет ни парус, ни шест. Увидев тропинку, привязал лодку, перевесил удобнее меч и пошел между цветущими рододендронами, пока не набрел на хижину, крытую листьями, — из нее и поднимался дымок очага.

Так Ли Бо встретился с Пятнистым Бамбуком, ему тогда было за семьдесят. Возделал он рядом с хижиной маленькое поле, засеял гаоляном. В долине крестьяне уже убрали поля; во всех дворах идет молотьба, ветер разносит полову. Недели через две-три выпадет первый снег, а здесь, в горах, гаолян только красным стал, распушились метелки на стеблях.

Старец срезал стебли, когда пришел гость. Обтер полой серп, пригласил в дом, напоил холодной водой. И Ли Бо остался в хижине отшельника. Первые ночи не мог сомкнуть глаз — жуткие стоны и крики прогоняли сон, молодая поросль бамбука растет, с ревом продираясь сквозь старые стволы; под порывами ветра стволы трутся о стволы, Лязгают, как железо, но особенно ужасен стук сухих деревьев — они воют, скрипят, трещат. Три ночи Ли Бо провел без сна, потом привык. Так и жили вдвоем в хижине. Циновки, корзины, лежанка, коромысло, чашки, кадки — все из бамбука. В очаге жгли бамбук. Ели ростки бамбука — белые, крепкие, хрустящие на зубах, как капустные кочерыжки. Вставали рано, ложились рано. Иной раз наставник за весь день слова не скажет, а светлая радость в сердце, так и хочется услужить ему.

Раз в неделю учитель уходил ненадолго, всегда на северо-запад, взяв желтый узелок. Ли Бо, живя у старца месяца три, так и не знал, куда он уходит, что уносит, спросить не осмеливался, хотя ладони чесались от любопытства. Однажды не вытерпел: Пятнистый Бамбук взял узелок, и он осторожно за ним; остановится — он замрет; пройдет дальше — он ставит ступню. Старик идет медленно — шаг длиной в три пальца. Наконец дошел до полянки, где земля гладкая и черная, достал что-то из платка, встал на колени, шепчет, склоняясь до земли. Когда завертывал платок, Ли Бо увидел камень — большой серый голыш, какие лежат на дне горных рек. Но не камню же почтительно кланяется отшельник!

У каждого есть нечто, чем человек дорожит. У богатого — сундуки с добром, у чиновника — печать на фиолетовом шнуре, у храбреца — меч. А что у него, Ли Бо? Кисть и тушь?

Пальцы утратили гибкость, давно не упражнял их, катая нефритовые шарики. А ведь поэт не должен оставлять кисть надолго, как Чжоу Цзи свою жену.

В давние времена учредили должность Великого Непременного, чтобы отвечал за очищение храма императорских предков, — этот человек всю жизнь должен был хранить чистоту. В этой должности всех превзошел некий Чжоу Цзи. Однажды, когда его жена услышала, что он болен, и навестила супруга, Чжоу Цзи так рассердился нарушением правил, что велел заключить ее в тюрьму, ведь они могли видеться только один день в году — последний. Но в этот единственный день Чжоу Цзи, говорят, всегда напивался. Разве не столь же печален удел супруги Ли Бо? Даже раз в год не видит непутевого мужа. А помнят ли дети о нем, бессердечном отце?

Шелестит на ветру бамбук, проще всех звуков в мире его шелест, а после дождя все ветви и листья пропитаны влагой, шуршат беспрерывной капелью, но сколько покоя в пресных, бесцветных ветвях!

...Прошел место, где Пятнистый Бамбук развязал платок, доставая камень. За спиною не слышен скрип и шорох рощи, тихо вокруг. Заросли ежевики с черными ягодами, плети вьюнков, крупные белые лилии. Небо все ближе, камни растут из земли. Ли Бо дышал ровно; чем выше, тем легче дышать, чистая прохлада омывала сердце — давно не дышалось ему так легко. Шел все быстрее, прыгая по камням, цепляясь пальцами за морщины глыб, пока не встал на краю, над далью. Самому захотелось броситься в пропасть — казалось, взлетит, подхваченный ветром к слоистым тучам, ныряя и нежась в воздушных потоках, — один, как журавль, летающий в одиночку, кувыркаясь через крыло, падая камнем и снова взмывая над миром. Тени бамбуков. Лазурные блики моста. Белесый туман оседает каплями на бороде. Уши, как витые океанские раковины, полны шороха, шелеста, гула земли; зрачки изострились всевиденьем.