— Привет, старлей! Ты что такой зеленый?

— Не спал. Голова трещит, таблетки вот глотаю.

Андрей сел на стул, вытянул перед собой ноги.

— Ну, какие дела? — вяло поинтересовался Кострюков.

— Да какие, иду собак запрягать. Лаврентьев просил кирпич подвезти к бане. Печку перекладывать надо.

— Ты, что ли, перекладывать будешь?

— С Ванькой вдвоем.

— С каким Ванькой? — не понял Кострюков.

— С механиком. Один здесь Ванька. Сейчас зашел к нему, а он смурной какой-то. Вроде тебя. Чего смурной, спрашиваю. А он: аккумулятор пропал. Приготовил, говорит, аккумулятор вчера на замену, сегодня пришел, а его нету. Ну я посмеялся, кому, говорю, твой аккумулятор нужен, небось, хватил ты Ваня с вечера, вот и не помнишь, куда что дел, А Ванька, чудак, обиделся.

Кострюков, поначалу слушавший Андрея вполуха, насторожился. Стоп-стоп-стоп! Аккумулятор? Интересно, очень интересно!

— Как нога-то? — спросил Андрей.

— Чешутся спасу нет. А что еще говорил механик?

— Больше ничего. Пропал, мол, и все. Ладно, старлей, пойду, а то до обеда не успею кирпич подвезти.

Но Кострюков уцепил Андрея за рукав.

— Подожди, успеется с кирпичом. Ты лучше вот что сделай: притащи сюда механика.

— Да зачем он тебе?

— Надо. Потом объясню зачем, а сейчас сделай, что прошу.

Андрей пожал плечами и ушел, а Кострюков закурил и стал ждать. От возбуждения голова прошла, мысли текли четко и ясно.

Теперь Кострюков понимал, почему провалилась затея с караваном, — у агента что-то стряслось с рацией. И даже не что-то, а конкретно — сели батареи. А запасных, как видно, нет. И можно точно сказать, какие батареи сели, — катодные, потому что вместо анодных аккумулятор не годится. Да, положеньице у агента: надо передавать, а рация не работает. Попсиховал, наверное, сволочь. Но тут случай — механик со своим аккумулятором. Вот он и приделал ему ноги… Значит, расклад снова изменился, и карту механика можно выбрасывать из колоды. Механик — не агент. Иначе зачем кричать на всю Европу, что у тебя пропал аккумулятор? Молодец Андрей, что зашел. Очень многое сразу прояснилось, и теперь можно поговорить с механиком в открытую. Во-первых, узнать кое-какие подробности, а во-вторых, полюбопытствовать, как механик намеревается вести себя дальше — заявит о пропаже или промолчит. Тут свои тонкости. Агенту, конечно, выгодно, чтобы промолчал. Молчит человек, значит, ничего не случилось и можно тихой сапой делать свое дело. А нам этого не нужно. Нам нужно, чтобы механик покричал, позлобствовал. Глядишь, и напугает агента, и тот либо совсем ляжет на дно, что ему не в жилу, либо, наоборот, заторопится. А тут недалеко и до промашки.

Войдя в медпункт и увидев Кострюкова, механик заметно стушевался и оглянулся на Андрея, словно спрашивая, зачем тот привел его сюда.

— Входи, входи, Ваня, не бойся, — подтолкнул механика Андрей.

— А я и не боюсь, — сказал механик, однако так и остался стоять у двери.

— Ну что вы, как сирота, Иван Иванович, — сказал Кострюков. — Проходите и садитесь.

— Так ведь некогда рассиживаться, мне сани налаживать надо.

— Ничего, подождут аэросани. А нам поговорить неплохо бы. Механик сел, стараясь на задеть чего промасленной спецовкой. Он явно не понимал, с какой это стати охотовед распоряжается здесь как в собственном доме, и для чего он, механик, понадобился этому человеку.

— Разговор вот какого рода, Иван Иванович. Андрей мне сказал, будто у вас пропал аккумулятор.

— Почему будто? Пропал. А вам-то зачем об этом знать?

— Видите ли, Иван Иванович, все не так просто, как вы думаете. Я не могу сказать вам всего, но главное скажу: я не тот человек, за которого себя выдаю; Я старший лейтенант госбезопасности. Если желаете, могу предъявить удостоверение.

— Не надо, зачем оно мне, — отказался механик. — Начальству показывайте.

— Вот и хорошо… Тогда расскажите, как случилась эта история с аккумулятором.

— Обыкновенно случилась. Вечером, стало быть, принес я его, чтобы, значит, заменить, а утром прихожу, гляжу нету. Вот чудеса, думаю. Ну, туда-сюда, посмотрел, поискал. А тут Андрюха. Рассказал я ему, а он смеяться. Говорит: выпил ты, наверное, Иван, вот и растерял память. Не приносил ты аккумулятор, а говоришь, что пропал. Кому он нужен?

— А может, так и было, Иван Иванович?

— Да что вы из меня дурачка делаете! — рассердился механик. — Говорю ж: принес, поставил!

— Ну хорошо, хорошо. А где вы храните аккумуляторы?

— В складе, где же еще.

— Склад запирается?

— А то как же?

— И ключи всегда у вас?

— Вот они, — механик вытащил из кармана связку ключей.

— Так-так, — сказал Кострюков. — А сами вы что думаете по этому поводу?

— Ума не приложу. Никогда ничего не пропадало.

— Понятно… А гараж, он тоже закрывается?

— Само собой.

— А когда вы днем работали в гараже, к вам никто не заходил?

— Никто.

— А утром, когда вы пришли, гараж был закрыт?

— Закрыт.

— А кто ночью стоял на посту, не скажете?

— Панченко стоял.

Панченко. Опять Панченко… Но, с другой стороны, не мог же он так нахально в свое дежурство открыть гараж и взять аккумулятор? А почему, собственно, не мог? Никто ему не мешал, открыл и взял. Но почему он полез в гараж, а не в склад? Ведь в гараже стоял всего один аккумулятор, и пропажа не могла не броситься в глаза, что и случилось, тогда как из склада бери любой, никто не заметит. Может, не смог открыть склад? А гараж открыл, подсмотрев, наверное, как механик нес туда аккумулятор.

— Скажите, Иван Иванович, а замки в складе и в гараже одинаковые?

— Что я, дурак? — сказал механик. — У нас здесь не станция, а проходной двор, за три года уйма всякого народа перебывала — и летчики прилетали, и матросы с пароходов жили, когда грузы привозили. А у меня в складе и аккумуляторы, и свечи, и ремни приводные, и насосы. Вот я от греха и навесил на склад свой замок, с секретом.

— Понятно, — улыбнулся Кострюков. — И последний вопрос: что вы теперь намерены делать?

— А что делать? Пойду сейчас, возьму другой аккумулятор и заменю.

— И все? Значит, докладывать о пропаже не собираетесь?

— Да что о ней докладывать? Подумаешь, аккумулятор! Что у меня, других нет?

— А вот это напрасно, Иван Иванович. Нужно доложить. Понимаете, нужно. И сделайте это при всех, за обедом, скажем, или за ужином.

— Ну, раз нужно, сделаю, — сказал механик.

— И еще, Иван Иванович: о нашем разговоре никому ни слова. Ни гу-гу, ладно?

К столу, как правило, не опаздывали — дорожа временем, Лаврентьев был строг к подобным нарушениям, но сейчас место механика пустовало, и начальник зимовки спросил:

— А где Кулибин?

— Был здесь, наверное, руки моет, — ответил кто-то.

Лаврентьев недовольно хмыкнул, и в эту минуту появился механик.

— Вот, Василий Павлович, — сказал он, подходя к столу и подавая Лаврентьеву вдвое сложенный листок.

— Что это? — спросил Лаврентьев:

— Заявление.

Начальник зимовки отложил ложку и стал читать. Брови его удивленно взметнулись вверх.

— Ты совсем спятил, Иван! Нельзя разве просто сказать, что у тебя пропал аккумулятор? Без бумажки?

— Ну да, — ответил механик, уже занявший свое место.

— А потом ваша же комиссия меня вздрючит. Да еще деньги вычтет за новенький аккумулятор.

— Так куда же он делся?

— Вот и я спрашиваю, куда. Стоял возле входа, а потом испарился.

— А сани твои не испарились? — спросил кок, наливая механику супа.

— Сани нет, — серьезно ответил механик, и все за столом прыснули.

— Чего смешного? — сказал механик. — Вот если бы у тебя самописец сперли, — обратился он к метеорологу, — ты бы, небось, в милицию письмо настрочил.

— Конечно, — ответил Панченко, подмигивая остальным. — Самописец, Ваня, это прибор. А твой аккумулятор — простая банка с кислотой.