Это оказалась большая деревянная щепка, будто оторванная от чего-то. На гладкой поверхности было нарисовано довольно спутанное переплетение виноградных лоз и… наперстянок. Наперстянки неправильного оттенка синего.

У меня перехватило дыхание. Всё это время, все эти месяцы…

- Мелкие фокусы твоего зверя не подействовали на меня, - в её голосе звучала спокойная сталь. – По-видимому, железная воля – единственное, что необходимо для противостояния чарам. И я была вынуждена смотреть как истерические рыдания отца и Элейн мгновенно сходят на нет. Мне пришлось слушать их разговоры о том, как тебе повезло, что тебя забрали в дом какой-то выдуманной тётки, как невероятным образом зимний ветер разнёс нашу дверь в щепки. Я думала, я схожу с ума – но каждый раз так считая, я смотрела на разрисованную часть стола, затем на отметины когтей ниже, и я понимала, что это не только в моей голове.

Я никогда не слышала, что чары могут не сработать. Но разум Нэсты полностью и абсолютно принадлежал ей; она выстроила такие крепкие стены – из стали, железа и ясеня – что даже магия Высшего Лорда не смогла пробить их.

- Элейн сказала… но она сказала – ты ездила меня навестить. Что ты пыталась.

Нэста фыркнула, её мрачное лицо было полно накипевшего гнева, с которым она никогда не сможет справиться.

- Он выкрал тебя ночью, неся какую-то чушь о Договоре. А затем всё пошло так, будто этого никогда не было. Это было неправильно. Ничего из случившегося не было правильным.

Мои руки бессильно опустились.

- Ты пошла за мной, - выдохнула я. – Ты пошла за мной – в Прифиан.

- Я добралась до стены. Я не смогла найти способ пересечь её.

Я поднесла дрожащую руку к горлу.

- Ты два дня добиралась туда и два дня обратно – через зимний лес?

Она пожала плечами, глядя на щепку, которую она содрала со стола.

- Спустя неделю, как тебя забрали, я наняла наёмницу из города, чтобы она провела меня. За деньги с той шкуры. Казалось, только она мне поверит.

- Ты сделала это… ради меня?

Глаза Нэсты – мои глаза, глаза нашей матери – встретились с моими.

- Это было неправильно, - повторила она.

Тамлин ошибался, когда мы говорили о том, мог бы мой отец прийти за мной – в нём нет отваги, гнева. Если бы пришлось, он бы нанял кого-то другого сделать это за него. Но Нэста отправилась вместе с той наёмницей. У моей полной ненависти, равнодушной сестры хватило храбрости пойти в Прифиан ради моего спасения.

- Что случилось с Томасом Мандри? – выдавила я, слова душили.

- Я поняла, что он бы не пошёл со мной спасать тебя в Прифиан.

И для неё – с её бушующим, безжалостным сердцем, это был конец.

Я посмотрела на свою сестру, по-настоящему посмотрела на неё, на эту девушку, которая не выносила подхалимов, теперь её окружающих, которая и дня не провела в лесах, но решилась вступить на волчью территорию… Которая обратила потерю нашей матери, затем и наше банкротство, в ледяную ярость и горечь, потому что гнев был способом выжить, а жестокость – освобождением. Но ей было не всё равно – под этой бронёй, ей было не всё равно, и, вероятно, она любила гораздо отчаяннее и яростнее, чем я могла понять, гораздо глубже и преданнее.

- В любом случае, Томас никогда тебя не заслуживал, - негромко сказала я.

Моя сестра не улыбнулась, но в её серо-голубых глазах сверкал свет.

- Расскажи мне обо всём, что произошло, - не просьба, приказ.

И я рассказала.

Когда я закончила свой рассказ, некоторое время Нэста просто смотрела на меня, прежде чем она попросила меня научить её рисовать.

***

Обучение Нэсты рисованию оказалось примерно таким же приятным, как я и предполагала, но, в любом случае, для нас это был повод избегать более оживлённых и суматошных частей дома, который с приближением моего бала всё больше и больше превращался в хаос. Материалы нашлись достаточно легко, но объяснить как я рисовала, убедив Нэсту выражать её мысли и чувства… По крайней мере, она повторяла мои мазки кистью точной и уверенной рукой.

Мы вышли из тихой комнаты, оккупированной нами для рисования, обе забрызганные краской и перепачканные углём, а в усадьбе заканчивались последние приготовления. Вдоль дороги к дому выстроились цветные стеклянные фонарики, а внутри цветочные венки и гирлянды украшали все перила, любые поверхности и каждую арку. Восхитительно красиво. Элейн лично выбирала каждый цветок и инструктировала прислугу, где их следует разместить.

Мы с Нэстой проскользнули верх по лестнице, но когда мы поднялись на лестничную площадку, внизу показались отец и Элейн, идущие под руку.

Нэста напряглась. Отец шептал Элейн дифирамбы, а она лучезарно улыбалась, склонив голову на его плечо. И я была счастлива за них – за комфорт и лёгкость их образа жизни, за радость на их лицах. Да, и у отца, и у сестры были свои маленькие горести, но они оба выглядят такими… беззаботными.

Нэста пошла дальше по коридору и я последовала за ней.

- Бывают дни, - заговорила Нэста, остановившись около двери в свою комнату, расположенную напротив моей. – Когда я хочу спросить его, помнит ли он годы, когда он практически бросил нас умирать с голода.

- Ты тоже тратила каждый медяк, который я зарабатывала, - напомнила я.

- Я знала, что ты всегда сможешь достать ещё. А если бы ты не смогла, то я хотела увидеть, предпримет ли он хоть какую-то попытку заработать самому, вместо того, чтобы вырезать на тех огрызках дерева. Сможет ли он на самом деле выйти за порог и сражаться за нас. Я не могла позаботиться о нас, так, как заботилась ты. Я ненавидела тебя за это. Но ещё больше я ненавидела его. И до сих пор ненавижу.

- Он знает?

- Он всегда знал, что я его ненавижу, даже ещё до того, как мы обеднели. Он позволил умереть нашей матери – в его распоряжении был целый флот, который он мог отправить по всем свету на поиски лекарства, или он мог бы нанять человека и отправить его умолять о помощи в Прифиан. Но он позволил ей увядать.

- Он любил её – он скорбел за ней, - я не знала, что было правдой – возможно, и то, и другое.

- Он позволил ей умереть. Ты бы бросилась на край земли ради спасения своего Высшего Лорда.

В груди снова разлилось опустошение, но я спокойно сказала:

- Да, я бы так и сделала, - и я скользнула в свою комнату, чтобы подготовиться к балу.

Глава 31

Бал был вихрем из вальса и прихорашивания, из обвешанных драгоценностями аристократов, из вина и тостов в мою честь. Я держалась рядом с Нэстой, потому как она отлично отпугивала чрезмерно любопытных поклонников, желавших больше узнать о моём состоянии. Но я пыталась улыбаться, разве что только ради Элейн, порхающей по залу, лично приветствующей каждого гостя и танцующей со всеми их важничающими сыновьями.

Но я всё думала о том, что сказала Нэста – о спасении Тамлина.

Я знала, что-то не так. Я знала, что он в беде – не только из-за болезни в Прифиане, но и потому что силы, собирающиеся его уничтожить, были смертельно опасны, и всё же… и всё же я прекратила искать ответы, прекратила бороться, счастливая – так эгоистично счастливая – оградившаяся от той звериной, дикой части меня, вынужденной беспокоиться только о выживании час за часом. Я позволила ему отправить себя домой. Я не приложила никаких усилий, чтобы собрать воедино кусочки информации, собранной о болезни или Амаранте; я не пыталась его спасти. Я даже не сказала, что люблю его. А Люсьен… Люсьен тоже это знал – и показал это своими резкими словами в мой последний день в Прифиане, показал своё разочарование во мне.

Два часа ночи, а вечеринка не выказывает ни единого знака о замедлении и завершении. Отец вёл беседу с несколькими другими торговцами и аристократами, которым я была представлена, но чьи имена мгновенно забыла. Элейн смеялась в кругу своих красивых друзей, румяная и блистательная. Нэста молча покинула бал в полночь, и я не стала прощаться, когда тихо ускользнула наверх.