Ну уж нет!

Нет.

Ошибаться нельзя.

Очень осторожно Леха приподнялся и, по-пластунски загребая копытами, стал сползать с дюны. Не дай бог оказаться черным силуэтом на фоне неба, густо усыпанного звездами! Тот с печальными глазами смотрит сюда. Прямо сюда… Гребаный мечтатель!

Двое других сидят спиной. Леха забрал вправо, чтобы один из них оказался между ним и тем мечтателем, все пялящимся поверх костра на дюны. И, когда черный силуэт закрыл глаза мечтателя, чуть приподнялся и, пригибаясь к самой земле, засеменил еще ближе к костру. Сглатывая иссохшим горлом, где кадык драл глотку, как наждаком, – но заставляя себя двигаться медленно. Бесшумно. Все ближе к свету костра, к гулу мотора. Люди у костра о чем-то болтали. Тихие голоса, добродушные смешки… Двадцать метров.

Тише, тише, не спешить. Шалашик из автоматов совсем рядом с костром… Десять метров.

Еще тише, чтобы не вспугнуть. Только не вспугнуть! Мечтатель и еще один – в рабочих комбинезонах, а третий – в камуфляже. Погон нет, но форма явно военная. И сидит ближе всех к шалашику из автоматов. Ему только руку протянуть…

Леха чуть приподнялся с песка. Чуть-чуть. Как кошка перед броском – брюхо у самой земли, а ноги дрожат от напряжения.

Сначала того, в камуфляже. Чуть подтянуть вперед левую заднюю ногу, чтобы мощно толкнуться правой… Леха поджался.

Ну, на три-четыре. Три, че…

Он рванулся – и тут в темноте за костром протяжно заскрипело.

Леха рухнул в песок, вжался в него. Дыхание вырывалось быстрыми и короткими толчками.

Что там еще, в темноте за костром?! В отсветах от костра угадывались большие круглые баки. Нефть там хранят? Наверно. Но что там могло скрипеть-то?! Словно дверь открывали!

Нет, один из баков не круглый, а угловатый. Сарайчик. Затесался между баками, вот в темноте сразу и не заметить. Оттуда в свет костра вышел человек, тоже в синем комбинезоне. На коленях, на груди – черные маслянистые пятна. Рабочий. Вот только на поясе у него висела открытая кобура, а в ней крупный револьвер. Сорок пятого калибра, не меньше. Прямо ковбой, а не нефтяник.

– О, все в сборе! – сказал ковбой. – Ночки доброй.

– Привет… Ночи… – кивнули двое, что сидели к Лехе спинами. Они сразу увидели ковбоя.

Обернулся и мечтатель.

– Трямы, – сказал он, улыбаясь, но голос почему-то прозвучал не радостно.

Ковбой подошел к костру, хлопнул мечтателя по плечу:

– Ну что? Вахту сдал, вахту принял? Домой пошел?

– Да не… Посижу еще с вами. Хорошо тут, почти как у настоящего костра. Лучше любого чата…

Остальные понимающе захмыкали.

Довольные, неспешные, расслабленные…

Леха сглотнул – и сморщился от боли. Бесполезно сглатывать, только еще больше боли в ободранной глотке. Но чертовы инстинкты заставляли. Жажда грызла изнутри, не давая спокойно лежать.

Снова приподнялся с песка, подобрался…

Ковбой покосился налево, к факелу на нефтяной вышке.

– Эй, на рее! Солдат спит, служба идет? Привет!

Леха стиснул зубы, но заставил себя плюхнуться в песок.

Черт бы их побрал! Еще один?!

Факел из горящего газа слепил глаза. Но, кажется… Да, на фоне звездного неба рядом с нефтяной вышкой вытянулся вверх еще один темный силуэт. Как слон Дали: сгусток темноты далеко вверху, поддерживаемый снизу тоненькими ножками… Наблюдательная вышка?

– Привет… – долетело оттуда. Голосом, сонным до зевоты.

– Конкурентов смотри не проспи! А то возьмут нас тепленькими!

– Да не просплю… Тут у меня ночная оптика, все как днем…

– Да брось ты его пугать, – сказал мечтатель. – Нет здесь конкурентов. Вообще тишь да гладь. Как на курорте, блин…

Парень в камуфляже хмыкнул, кивая.

– А монстры? – возразил ковбой, присаживаясь к костру напротив мечтателя. – Смотрите, как нагрянут к вам урки в звериных шкурках, мало не покажется.

Едва сдерживаясь, Леха с тихой ненавистью глядел на мечтателя. Только он сидел лицом, все остальные спиной. Позади бесконечные часы пустыни, темноты и боли. Рядом то, что так нужно… И только эта сволочь мешает!

– Да ладно, монстры… – сказал мечтатель. – Такие же люди. Ты их не трогаешь, и они тебя не трогают.

Но ковбой не согласился:

– Не скажи. Просто так уркой в звериной шкурке не становятся. У нас вот вчера в соседнем подъезде один такой почти людь влез в квартиру. Днем, там только девчонка восьми лет, после уроков пришла. Так эта сволочь…

– Ладно, пойду я… – поморщился мечтатель.

Встал, кивнул оставшимся у костра и зашагал в темноту, к бакам с нефтью и чему-то угловатому.

Леха дрожал от нетерпения, едва сдерживаясь. Ну шагай же ты быстрее, черт бы тебя побрал!

Наконец в темноте скрипнуло, через секунду чуть слышно хлопнуло.

Ковбой у костра не переставал бубнить. Привстал, чтобы сесть удобнее – лицом к остальным, на место мечтателя…

Но не успел.

Леха ворвался в свет костра и расшвырял их, как игрушечных солдатиков, – прочь от шалашика из автоматов!

Ковбой что-то крикнул, на вышке изумленно охнули, а через миг оттуда тяжело забухало. Бым, бым, бым! Трассирующие нити били сверху вниз в песок – и тут уже грохало по-настоящему. Разрывные пули рвались над песком, встряхивая воздух, как стенки огромного колокола. Взбивали вверх тучи песка.

Уши заложило, каждый выстрел отдавался в голове тяжелым ударом. Если бы это было в первый раз, наверняка застыл бы в ступоре. В первый раз ведь и застыл…

Но тот первый раз остался в двух годах позади, далеко на юге. И сейчас Леха не застыл. Быстро крутился между этими смертельными нитями, отыскивая в тучах пыли тех троих.

Они уже поднимались, но Леха снова сбивал их на землю и давил копытами, бил рогами… Топтал, рвал – и ревел, больше не в силах сдерживаться от жажды, грызущей изнутри…

В памяти не осталось того, как все это кончилось.

Просто в какой-то момент оказалось, что никто больше не убегает и никто больше не пытается убить. И крупнокалиберный пулемет больше не бухал с вышки.

И ночь словно отодвинулась. Вокруг светло, как днем: из простреленных бочек вытекла нефть и загорелась. Ветер сносил маслянистый дым в сторону, окутывая нефтяную вышку черной, чуть светящейся изнутри стеной.

Поперек рабочей площадки валялась наблюдательная вышка. Хрупкая, как осинка. Снес ее с одного удара, подломив сразу две опоры.

Какие-то механические устройства, замершие возле баков с нефтью…

Перегонный аппарат, цистерна для бензина – к ней уже подбирались ручейки горящей нефти, вытекшей из простреленных бочек.

Болел левый бок, опаленный разрывами крупнокалиберных пуль.

Но это все так, не важно…

Прикрыв глаза от наслаждения, Леха пил. Вкус странный – одновременно и солоноватый и железом отдает. Но почти сразу влюбился в этот вкус. Сразу и навсегда.

Жажда отступала. То, что грызло изнутри несколько часов, заставляя стонать от желания и боли во всем теле. То, что превращало в тварь, способную думать только о том, как бы напиться, – теперь это отступало, уходило…

Леха жадно пил, всасывал эту густоватую жидкость, дороже которой сейчас не было ничего…

Где-то протяжно скрипнуло.

– Не, народ, посижу еще с вами, – с ленцой начал знакомый голос – А то как в реал выйдешь, моя грымза тут как тут, сразу привяжется и запряжет… Эй, народ, вы где? Что у вас тут вообще…

Леха поднял морду.

Мечтатель сделал еще несколько шагов – и замер. Уставился на Леху, как мартышка на удава.

Еще один живой сосуд с несколькими литрами этого блаженства. Леха шагнул к нему… и остановился. Потряс головой. Господи! Так же нельзя…

Мечтатель смотрел на Леху, и его лицо съеживалось от отвращения. – Зачем?… – выдавил он и попятился. – Господи, ну зачем?…

Зачем…

Леха стиснул зубы, поглядел ему в глаза – и дернул головой на сарайчик: уходи!

Едва сдерживаясь.

Уходи, черт бы тебя побрал! Быстрее!!! Пить хотелось, все еще очень хотелось…

Кажется, еще не все трупы высосал, где-то в пыли должны быть еще двое с кровью – но все равно. Невозможно было спокойно смотреть на это тело, в котором несколько литров крови, утоляющей эту чертову жажду…