— Мама, — сказала она, когда вернулась в гостиную за шалью, стараясь говорить как можно спокойнее, — я пойду прогуляюсь и посмотрю, не возвращается ли папа.

Миссис Хэйр не ответила. Она думала о чем-то своем, пребывая в спокойном, счастливом состоянии духа, которое малая толика спиртного дает физически слабым людям. Она минутку постояла, чтобы собраться с силами; ей снова нетерпеливо помахали шляпой.

Барбара Хэйр двинулась к таинственной фигуре с чувством страха перед неведомым злом, которое заполнило ее сжимавшееся сердце, и вдруг с внезапным ужасом почувствовала, что к нему добавился страх перед еще одним неведомым злом — тем, которое, по словам миссис Хэйр, предвещали ее сны.

Глава 4

БЕСЕДА ПОД ЛУНОЙ

Дом выглядел холодным и застывшим в лунном свете. Казалось, луна еще никогда не светила так ярко, освещая далеко тянувшийся сад и даже флюгер на крыше дома, сияя над портиком, когда в нем появилась Барбара. Она выскользнула из портика и пошла в ужасном страхе, не отрывая глаз от рощицы в нижней части сада. Что же это было? Что вышло из-за деревьев и поманило ее таинственным жестом, когда она стояла у окна, отчего у нее буквально оборвалось сердце?

Был ли это человек, пришедший, чтобы причинить еще одно несчастье дому, на долю которого и так выпало немало, был ли это гость из мира теней или же просто обман зрения? Последнее, конечно же, исключалось, поскольку таинственная фигура появилась снова, призывая ее тем же самым жестом, и с побелевшим лицом и дрожью в теле Барбара поплотнее закуталась в шаль и в лунном свете двинулась вниз по дорожке. Поманившая ее фигура скрылась под темными деревьями, когда Барбара приблизилась, и тогда наша героиня остановилась.

— Кто ты, или что ты? — спросила она шепотом.

— Что тебе нужно?

— Барбара, — раздался в ответ горячий шепот, — разве ты не узнаешь меня?

Ну как же она могла не узнать, по крайней мере, голос; у нее вырвался крик, в котором были и радость и ужас, но больше последнего. Она пробежала между деревьями и разрыдалась, оказавшись в руках человека, одетого в костюм сельскохозяйственного рабочего. Несмотря на его холщовый халат, шляпу с пучком соломы и накладные бакенбарды, черные как преисподняя, она признала в нем своего брата.

— О, Ричард! Откуда ты? Что привело тебя сюда?

— Ты узнала меня, Барбара? — ответил он вопросом на вопрос.

— Ну как же я могла узнать тебя переодетым таким образом! У меня мелькнула мысль, что это может быть кто-нибудь от тебя, и мне уже стало дурно от страха. Зачем же ты так рисковал, явившись сюда? Ведь если тебя увидят, это означает верную смерть, смерть на… ты знаешь сам!

— На виселице, — ответил Ричард Хэйр. — Я знаю об этом, Барбара.

— Зачем же тогда рисковать? Если тебя увидит мама, это окончательно убьет ее.

— Я больше не могу жить так, как сейчас, — мрачно ответил он. — Я все время работал в Лондоне с тех пор, как…

— В Лондоне! — перебила Барбара.

— В Лондоне, и никогда не выезжал из него. Но у меня тяжелая работа, и сейчас есть возможность устроиться получше, если я сумею достать немного денег. Может быть, мне удастся раздобыть их у моей матери; за этим-то я и приехал.

— Кем ты работаешь? Где?

— В конюшне.

— В конюшне! — воскликнула она глубоко потрясенным голосом. — Ричард!

— А ты ожидала, что я торговец или банкир, или же секретарь одного из министров ее величества, а может быть, джентльмен без определенных занятий, живущий на свое состояние? — резко ответил Ричард Хэйр с такой мукой в голосе, что его было больно слышать. — Я получаю двенадцать шиллингов в неделю, Барбара, и это на все про все!

— Бедный Ричард, бедный Ричард! — заплакала она, и слезы закапали на его руку, которую она нежно гладила. — Какое несчастье произошло в ту ночь! Единственным утешением нам служит мысль, что ты Ричард, наверняка был не в себе, когда совершил это.

— Я вообще не совершал этого, — ответил он.

— Что?! — воскликнула она.

— Барбара, клянусь, что я не виновен; клянусь, что меня не было там в момент убийства; клянусь тебе, что я не видел, кто сделал это, своими глазами, и знаю об этом не больше тебя. Но мне достаточно догадываться, и я так же уверен в правоте своей догадки, как в том, что луна находится на небесах.

Барбара вздрогнула и потеснее прижалась к нему: сам предмет разговора уже вызывал дрожь.

— Ты же не собираешься обвинить Бетела?

— Бетела! — презрительно ответил Ричард Хэйр. — Он здесь ни при чем. Хотя он и осматривал свои силки и западни в ту ночь, браконьер несчастный!

Бетел не браконьер, Ричард!

— Вот как? — многозначительно возразил Ричард Хэйр. — Правда о том, кто он такой, может всплыть в один прекрасный день. И не то, чтобы я хотел этого: этот человек не причинил мне никакого зла и, что касается меня, пусть себе безнаказанно браконьерствует хоть до самого судного дня. Он и Локсли…

— Ричард, — перебила его сестра, понизив голос, — у мамы есть одна навязчивая идея, от которой она не может избавиться. Она уверена, что Бетел имеет какое-то отношение к убийству.

— В таком случае она ошибается. С чего она это взяла?

— Я не могу сказать, как впервые возникло это убеждение: думаю, она и сама не знает. Но ты же помнишь, какая она болезненная и мнительная, и с той самой ужасной ночи она постоянно видит «сновидения», имея в виду, что ей снится убийство. Во всех этих снах фигурирует Бетел; и мама, как она говорит, чувствует абсолютную уверенность в том, что он каким-то образом в этом замешан.

— Барбара, он замешан в убийстве не более тебя.

— А… ты говоришь, что ты тут ни при чем?

— Меня в это время даже не было в коттедже, клянусь тебе! Это сделал не кто иной, как Торн.

— Торн! — как эхо, повторила Барбара, поднимая голову. — Кто такой Торн?

— Я не знаю, кто он. Хотел бы я знать, хотел бы я докопаться до него. Он был другом Эфи.

Барбара надменным жестом откинула назад голову.

— Ричард!

— Что?

— Ты забываешься, упоминая это имя при мне.

— Ну, хорошо, — ответил Ричард, — я подвергал себя опасности не для того, чтобы обсуждать такие вещи. И доказывать свою невиновность бесполезно: вердикт следователя не отменить: «Ричард Хэйр-младший виновен в преднамеренном убийстве». Отец по-прежнему настроен против меня?

— Еще как! Он никогда не упоминает твое имя и не позволяет этого другим: он приказал слугам никогда более не произносить его в доме. Элиза не могла, или не хотела, запомнить это и по-прежнему называла твою комнату «комнатой мистера Ричарда». Я думаю, она делала это не нарочно, не из озорства, чтобы позлить папу: ты же знаешь, что она была хорошей служанкой и проработала у нас три года. Когда она провинилась первый раз, папа предупредил ее, после второго раза он грозно отчитал ее, как, я думаю, никто на свете не умеет, кроме него; после третьего раза он вывел ее за порог, даже не позволив забрать шляпку. Другая служанка вынесла ей шляпку и шаль к калитке, и в тот же день были отправлены коробки с ее вещами. Папа поклялся, что… Ты не слышал об этом?

— Какая клятва? Он их дает множество.

— Это была торжественной, Ричард. После вынесения приговора он поклялся в судейской, в присутствии своих коллег, мировых судей, что, если сумеет найти тебя, предаст в руки правосудия, и он сделает это, даже если ты объявишься через десять лет. Ты знаешь его характер, Ричард, и можешь не сомневаться, что он сдержит обещание. Право же, для тебя очень опасно находиться здесь.

— Он никогда не относился ко мне хорошо, — с горечью воскликнул Ричард. — Если у меня было слабое здоровье, из-за чего бедная мама баловала меня, являлось ли это достаточным основанием для того, чтобы высмеивать меня при малейшей возможности, публично и наедине? Если бы я был немножко счастливее дома, я не искал бы компании на стороне. Барбара, ты должна разрешить мне переговорить с моей матерью.

Барбара задумалась, прежде чем ответить.