— Я хотел бы, чтобы Вы обсудили это с доктором Уэйнрайтом.

— Я уже видел его. Мы случайно встретились сегодня, и я уже изложил коллеге свою точку зрения. Как поживает миссис Карлайл?

— Неплохо. Правда, нельзя сказать, чтобы она была абсолютно здорова, как Вам известно.

Д-р Мартин улыбнулся.

— Ну что же, бывает. У миссис Карлайл очень крепкий организм, не то что у…

— Кого? — спросил м-р Карлайл, не догадавшийся о причине этой паузы.

— Простите меня, Бога ради. Я, право же, начал говорить, не подумавши, но теперь мне придется закончить: она крепче, нежели леди Изабель. А теперь прошу извинить меня, но я вынужден откланяться, поскольку хочу успеть на шестичасовой поезд.

— Вы будете хоть изредка наведываться в Ист-Линн?

— Если Вам это будет угодно. Bon jour, madame.

Леди Изабель в ответ склонила голову, и д-р Мартин вышел из комнаты вместе с м-ром Карлайлом.

— Как, однако, привязана к мальчику эта Ваша французская гувернантка! — сказал он шепотом, когда они шли через холл. — Я это заметил еще тогда, когда она привозила его в Линборо. А только что Вы сами видели, в какое смятение привели ее мои слова о том, что он, увы, не жилец. Честь имею.

М-р Карлайл схватил его за руку.

— Доктор, спасите его! — взволнованно воскликнул он.

— Ах, Карлайл! Если бы мы, ничтожные смертные врачи, могли задержать на земле тех, кого угодно призвать к себе величайшему из докторов, как бы нас преследовали! Помните: нет худа без добра. Прощайте, друг мой.

М-р Карлайл вернулся в комнату. Он приблизился к леди Изабель и взглянул на нее; впрочем, он едва ли мог как следует разглядеть ее лицо.

— Это горестное известие, но Вы, я полагаю, были готовы к нему более, чем я.

Она внезапно вскочила, подошла к окну и выглянула на улицу, словно увидела кого-то и захотела получше рассмотреть. В душе ее разыгралась настоящая буря: у нее сжималось горло, стучало в висках, а дыхание сделалось судорожным и прерывистым. В силах ли она выдержать, с ним наедине, разговор о состоянии, в котором находился их ребенок? Она сняла перчатки, чтобы хоть немного охладить пылающие ладони, вытерла свой лоб и попыталась, наконец, взять себя в руки. Как ей объяснить причину своего волнения м-ру Карлайлу?

— Я так люблю этого мальчика, сэр, — сказала она, полуотвернувшись. — И приговор, который так обыденно произнес доктор, вызвал у меня нестерпимую душевную боль.

М-р Карлайл подошел к ней поближе.

— Спасибо Вам за то, что Вы столь близко к сердцу принимаете все, что связано с моим сыном.

Она промолчала в ответ.

— Не говорите ничего миссис Карлайл, — продолжал он. — Я предпочитаю сам рассказать ей об этом. Ее сейчас нельзя подвергать внезапным душевным потрясениям.

— А с чего бы вдруг эта новость потрясла и опечалила ее? Ведь она ему не мать!

Она сказала это яростно и презрительно, словно осуждая Барбару, однако опомнилась до того, как закончила фразу, и последние слова произнесла вполголоса.

М-р Карлайл приподнял веки, и голос его, когда он ответил, показался ей надменным и жестким.

— Вы говорите, не подумав, мадам.

Этот упрек поразил ее в самое сердце, еще раз напомнив, кем она была теперь. Она же гувернантка! М-р Карлайл сочтет ее сумасшедшей, хуже, чем сумасшедшей за такие слова о своей жене. Он уже собирался отойти от нее, когда из ее уст вырвалась страстная мольба:

— Если я правильно поняла… мне показалось… Вы говорили о том, что сейчас некому отвезти Уильяма в какое-нибудь место с более теплым климатом. Сэр, позвольте мне сделать это! Доверьте его моим заботам.

— Он не может ехать. Вы же слышали: д-р Мартин сказал, что это не может надолго продлить его жизнь.

— Хоть на несколько недель, — сказала она. — Но разве они ничего не стоят?

— Возможно… Но что пользы в этом, если он будет оторван от семьи. Нет, мадам Вин. Если мне суждено утратить моего мальчика, я не хочу расставаться с ним до самого последнего мгновения.

В приоткрытую дверь заглянул Уильям.

— Он ушел, не так ли? Я не хотел возвращаться, пока он был здесь, из страха, что придется выпить еще рыбьего жира, прямо сейчас.

М-р Карлайл сел, посадил Уильяма на колени и нежно прижался лбом к шелковистым волосам ребенка.

— Милый мой, ты же знаешь, что рыбий жир пойдет тебе на пользу, даст тебе дополнительные силы!

— Но я не считаю, что он в самом деле идет мне на пользу, папа. Доктор Мартин говорит, что я умру?

— Кто тебе говорил о смерти?

— Ну, кое-кто поговаривает об этом.

— Надо подумать, что мы можем сделать для твоего излечения, вместо того, чтобы позволить тебе умереть, — ответил м-р Карлайл почти растерянно, пытаясь не выдать сердечной боли, которую сам испытывал в этот момент. — Но ты же знаешь, Уильям: живые или мертвые — все мы находимся в руках Господа, а все, что он пожелает — всегда благо для нас.

— Да, я знаю это, папа.

М-р Карлайл встал и подвел мальчика к мадам Вин.

— Передаю его на Ваше попечение, мадам, — сказал он и вышел в холл.

— Папа, папа, послушай! Я хочу пойти с тобой! — закричал Уильям вырвавшись из рук мадам Вин и выбежав следом за ним. — Можно, я пойду домой с тобой? Ты идешь пешком?

Ну как он мог хоть в чем-то отказать ребенку в такой момент?

— Хорошо, — ответил м-р Карлайл. — Подожди меня здесь.

Мадам Вин восприняла это известие без особого восторга, но что она могла сделать? Вскоре м-р Карлайл вернулся, и они пустились в путь все вместе: он вел сына за руку, а мадам Вин шла рядом с ребенком с другой стороны.

— Папа, а где сейчас Уильям Вейн? — спросил мальчик.

— Он ушел куда-то с лордом Маунт-Северном.

Едва м-р Карлайл сказал это, как кто-то стремглав выскочил из здания почты чуть не сбив их с ног. Смущенный, он попятился к канаве: это был не кто иной, как сэр Фрэнсис Ливайсон. Впрочем, это известие, должно быть, не удивило проницательного читателя!

Уильям, будучи всего-навсего ребенком, повернул голову, чтобы получше разглядеть его.

— Я ни за что не хотел бы стать таким гадким человеком, как он, — заявил Уильям, снова повернувшись к отцу. — А ты, папа?

М-р Карлайл промолчал, и леди Изабель невольно посмотрела на него. Лицо его было совершенно бесстрастным; лишь губы нашего джентльмена презрительно скривились. Подойдя к калитке Хэйров, они увидели главу семьи, который, казалось, вышел прогуляться. Уильям заметил миссис Хэйр, сидевшую на садовой скамейке возле дома, под окнами, и подбежал к ней, чтобы поцеловать эту добрую женщину, которую он искренно любил, впрочем, как все дети.

Господин судья выглядел… не то чтобы бледным — это слово было слишком слабым, чтобы описать его состояние, — а просто желтым. Локоны его лучшего парика безвольно свисали, вместо того, чтобы бодро завиваться, как прежде, и вся его напыщенность, казалось, куда-то улетучилась.

— Послушай, Карлайл, что же это такое, скажи на милость? — воскликнул он таким тоном, который для него мог считаться удивительно сдержанным и даже кротким. — Я сегодня не был в суде, но Пиннер рассказал мне о… заявлении, которое им было сделано во время секретного слушания. Это неправда, ты же знаешь, что это не может быть правдой: все в этой истории притянуто за волосы. Что тебе известно об этом?

— Ничего, — сказал м-р Карлайл. — Меня ни во что не посвящали.

— Они, похоже, собираются заявить, что Дик вовсе не убивал Хэллиджона, — полушепотом продолжал судья, оглядываясь, словно кто-то мог подслушать их, спрятавшись за деревьями.

— Вот как! — сказал м-р Карлайл.

— Да! А сделал это Ливайсон. Ливайсон!

М-р Карлайл лишь кивнул, ничего не ответив. Лицо его сделалось еще более бесстрастным, нежели ранее, чего нельзя было сказать о лице его собеседника.

— Но этого же не может быть. Быть этого не может, говорю я Вам!

— Что касается невиновности Ричарда, так я давно убежден в ней, — заговорил, наконец, м-р Карлайл.

— А что ты скажешь касательно виновности Ливайсона? — спросил судья, широко раскрыв глаза от изумления.