Мы проходим по хаосу разрушения. Краснеет в снегу ржавлеными пятнами котел локомобиля. Он завалился набок, оброс кустами. Точно зверь лесной, безвестно издохший в трущобах, дотлевает он под зимним небом.

— Безотрадное у меня впечатление, — говорит инженер. — Сколько мест мы с вами проехали, а видели вы хоть один объект, который позволил бы развернуть настоящую работу? Нет? Ну и я не видел! Так, обглодки остались. Не будет здесь толка…

Я возражаю:

— Как вы можете утверждать без разведки?

Но инженер упрям:

— Я о нынешнем дне говорю. Выручить прииск может только особый случай, который даст возможность немедленно черпать металл… Об этом я и сообщу тресту!

Мы устали и начинаем раздражаться.

Вечереет. До сна надо поговорить еще с артельщиками. В одном из домиков собирается с десяток людей. У всех настороженные взгляды. Что-то расскажут новые люди?

Не умеет мой инженер зажигать народ! Правильно говорит, и дельно, но скучно. Не открывает он обнадеживающих перспектив! И у меня только одни митинговые слова получаются…

Слушают хмуро артельщики, и чувствуется, что нет у них к нам должного доверия.

— Все это так, — говорит, поднимаясь, один из рабочих (руку он заложил за борт пиджака, смотрит в незримую точку), — но, все это не главное. Главное вы, товарищ инженер, придержали. Рабочие золото найти не умеют. А знают, что оно есть…

— Есть! — убежденно поддерживает его собрание.

Вместе со всеми хочется крикнуть и мне: есть!

— Пора нам помочь, — укоризненно продолжает рабочий, — потому что который уж год мы прииск позорим и хлеб советский задаром едим! А движения нет. Тот потолкует, другой расскажет. А мы, как сидели на старых отвалах, так и сидим. Дайте нам новую россыпь, товарищ инженер!

Видно, что инженер задет за живое. Он отвечает сердито, будто собирается ринуться в драку.

— Хорошо! Люди вы местные, ну-ка, выкладывайте! Где, по-вашему, в первую очередь разведку поставить нужно?

Молчат. Вопрос прямой. Сразу на него и не ответишь. Выручает десятник.

— На Буринде, конечно! Наши родители уши об ней прожужжали. Ручались, что золото богатейшее. Разве даром ее Рудаков шурфами избил? Ему революция не дала, а то бы во какое здесь дело раздули! А мы в одиночку, понятно, не можем…

— Согласен! — успокоившись немного, говорит инженер. — Завтра, десятник, иди в шурфовку! Воды не боишься?

— Будет вода! — гудят голоса. — У самой-то речки? Как же не быть!

— Я тоже думаю, — замечает инженер. — Так вот, справитесь без насоса?

— Какая же без насоса работа!

— Но нет же насосов на прииске, сами вы знаете! — кричит инженер, и голос его трепещет от обиды. — Все ведь растащили!.. И сапог тоже нет. В ботинках ты в шурф не полезешь? Вода в ноябре не шутит!

— Не полезешь! — подавленно соглашаются артельщики.

Инженер поникает от тяжести своего бессилия. Продолжает он уже тихо, устало:

— Не могу я очки вам, ребята, втирать. Не могу обещать, что завтра же заработают машины… Достанем средства, выпишем оборудование, тогда увидим… А пока вот чего — приберите-ка мне к месту локомобиль и трубы…

Мы победили. Но нерадостна эта победа. Даже стыдно смотреть в глаза рабочим — так мы слабы еще.

Но золото все же есть, думаю я, и вспоминаю о Торбалыке.

— Товарищи, где река Торбалык?

Рабочие переглядываются, думают… О Торбалыке никто ничего не знает.

3

Вчера нежданно-негаданно к нам прикатил арендатор-концессионер, с письмом из треста.

В письме сказано, что так как сами мы затрудняемся «в кратчайший срок сделать прииск достаточно доходным, то на известных условиях территория его может быть передана в аренду гражданину Максакову..»

В письме приведены также пункты, по которым может состояться сделка.

Узнал я об этом от Ивана Григорьевича. Чуткий нос его быстро пронюхал новость.

Встретив меня в коридоре, он хитро сощурил глаза и невесело спросил:

— Бают, новый хозяин приехал?

Меня взяла досада. Поторопился инженер со своей оценкой!

В кабинет меня позвали для разных справок. Максаков выглядел крепким, рослым мужчиной. Сидел он на стуле и, развалясь, курил толстую папиросу. На темном, как у цыгана, и пьяном лице его играла сладкая улыбка. Казалось, всем он рад, для всех любезен. Так приятностью и сверкает!

— Арап! — толкнул меня под бок инженер.

— Ну, арап или нет, а обеспечение представил, должно быть, солидное, если трест согласился иметь с ним дело…

Управляющий наш деловито-вежлив. Партийной дисциплинированности от него не отнимешь. Что частный капитал допущен сейчас временно для возрождения производства — усвоил хорошо, и что тут нужна особая, большевистская тактика — тоже.

Инженер, как мне кажется, обескуражен. Ему, может быть, стыдно за техническую нашу несостоятельность, и именно сейчас, когда она подчеркнута приездом Максакова.

Арендатор привез с собой карту. На ней отмечен большой участок, который он и собирается получить в аренду.

Я изумляюсь. Для этой площади мы почти не имеем разведочных данных! Не знаем запасов…

— Но позвольте, — я тяну к себе карту и начинаю понимать.

Вот что! Туда вошла река Буринда! Но все-таки, что может знать он об этой речке?

Максаков говорит солидно, стараясь держаться с достоинством:

— Я старый золотопромышленник. В Ленинграде, в тресте, меня отлично знают. Мне предложили материалы по нескольким районам, я выбрал ваш. У меня есть нюх и смелость к риску! Может быть, заработаю… А провалюсь — значит, заплачут мои денежки… Прииск я обстрою, оборудую. Когда аренда кончится, все останется вам… Свою выгоду я понимаю хорошо и ссориться с государством не намерен… Ну… и опыт кое-какой имею…

Максаков добродушно смеется. Я не верю в этот смех. Мне кажется, что этот делец высокомерно презирает нас с высоты былого своего величия. И презирает, и боится… У меня появляется к Максакову неприятное чувство, загорается неприязнь.

— Изложите ваш план, — хмуро говорит инженер. — Поглядим, какой у вас опыт!

Я благодарно взглядываю на него — хорошо сказал, без церемонии!

Арендатор, однако, словно не заметил недружелюбного тона инженера.

Он по-прежнему добродушно улыбается.

— Да, с удовольствием! Без планов я — спекулянт!..

Подо мною крякает стул. Управляющий укоряет меня глазами.

— Итак, граждане, — начал Максаков, — как вы видите, я интересуюсь наиболее выработанными площадями. Удивительного в этом ничего нет, потому что я собираюсь перемывать отвалы… Да, да! Старые громадные отвалы, в которых, конечно, осталось достаточно золота! Не ожидали?

Я прислушиваюсь. Любопытная мысль! Не откажешь ей в расчете. Золота в отвалах, конечно, много. И если уметь, то работу можно поставить легко и просто.

— Мною, — продолжал Максаков, — выбран такой участок, где старые работы особенно густы. — Там отвалы на каждом шагу. А в середине участка проходит река Буринда. Не выкинешь же ее из плана? А потом, если будем здоровы да живы, мы и по этой долине разведочку проведем. Для прииска будет полезно..

Инженер смущен. Он не возражает и что-то записывает в блокнот.

Мы переходим к пунктам предполагаемого соглашения.

Перед обедом Максаков просит ознакомить его с чертежами и планами, относящимися к облюбованному им участку. Я советуюсь с управляющим. Подумав, он тихо напутствует меня:

— С этим будьте особенно осторожны. Он может нас здорово облапошить! И отказать нельзя! В этом и смысл аренды, чтобы поднять производство, чтобы больше добыть золота. Куда же он денется без необходимых материалов?

Действительно, положение щекотливое!

Планы мы показываем Максакову вместе с Иваном Григорьевичем. Арендатор жадно набрасывается на документы. Он буквально ложится на стол, широко расставив локти.

Я пробую объяснять, но сразу же чувствую, что это совсем не нужно! Максаков быстро разбирается сам, оценивая материалы с одного взгляда.