А ещё я чертовски уверена в том, что он прав, и от этого содрогаюсь сильнее. Это было не какое-то случайное преступление. В этом нет ничего случайного.

Моё лицо горит, а челюсть сводит, мне нужно перестать думать. Кусочки встают на место слишком быстро, и формирующаяся картина пугает меня до смерти.

Я сажусь в машину, потому что если не сяду, то просто упаду. Упаду прямо здесь. Я больше не могу здесь находиться, зная, что внутри тело и так много крови… о, Боже, меня сейчас стошнит.

Адам включает зажигание, и я подпрыгиваю от этого звука. Затем появляется другой звук, от которого ребра болят, а горло сжимается. Сирены. Две полицейские машины, сверкая голубым и красным, влетают на парковку.

Адам чертыхается себе под нос, трогая Камаро прочь.

— Это ты им позвонил? — Хотя я знаю, что он этого не делал. Не знаю, зачем вообще спрашиваю.

Он выезжает, не сказав ни слова, потом неловко закрепляет телефон на руле, снова набирая сообщение. Он не просто напуган. Он взбешён, смущен и в ужасе одновременно: в нём сейчас намешано столько эмоций, что моя голова идёт кругом.

— Что с тобой такое? — спрашиваю я, а моя грудная клетка болит. Действительно болит. Это плохо.

Он не отвечает, и я прижимаю руку к своей груди, заставляя себя дышать глубже. Но не могу. Дыхание слишком прерывистое, слишком быстрое. Это не хорошо. Совсем не хорошо.

Мой телефон жужжит, и я судорожно достаю его.

— Алло?

— Хлоя, эт-т-то я. — Мэгги. Она плачет. — Ты была права.

— Права в чём? — спрашиваю я. Задыхаюсь и борюсь с тошнотой, сжимая своё кресло, когда Адам мечется сбоку.

— Положи трубку, Хлоя, — говорит Адам. И это не просьба.

Бросаю на него взгляд и пододвигаюсь ближе к окну со своей стороны. Мэгги делает судорожный вдох.

— Я посмотрела на генеалогическое д-д-древо Миллеров. И т-там отсутствуют случаи шизофрении в семье Джулиен. Ты была права, Хлоя. Она в оп-пасности.

— Как и я, — отвечаю.

— Положи трубку, — снова повторяет Адам, почти крича. А затем не оставляет мне выбора, просто вырывая телефон из моих пальцев.

Я слишком шокирована, чтобы пошевелиться. Чтобы заговорить.

Думаю о том, как он писал сообщение в пиццерии. Проверял свой телефон ранее этим вечером. А затем я вспоминаю ту первую ночь вместе, когда мы ехали на башню в Корбине. Когда он сказал мне выключить телефон.

Не может быть. Только не это.

Смотрю на Адама краем глаза, когда мы с визгом останавливаемся на красный. Он снова чертыхается, опуская своё окно вниз. Высовывает запястье, и я подпрыгиваю на своём месте, когда слышу, как сначала один телефон, а потом и другой разбиваются о землю.

— Что ты сделал? — спрашиваю, зная, что он не ответит.

Я чувствую удушье и холод, как будто медленно гаснет солнце. Темнота надвигается. Меня как будто затягивает в ледяной водоворот. Я понимаю, что это значит.

— Адам, — говорю я, зная, что мой голос отражает все мои страхи. Удерживаю себя от крика. Я знаю, что если начну, то уже никогда не остановлюсь. Никогда.

Он сворачивает вниз на узкую улочку рядом с моим домом. Ставит машину на парковку и закрывает лицо руками. Шрам на его руке смотрит на меня, зубчатый и белый, как жестокая улыбка.

— Я не могу сделать это, — говорит он. Его голос тихий, слабый и дрожащий.

Хочу, чтобы он заткнулся. Прямо сейчас. Мои пальцы сжимаются на дверной ручке, потому что я хочу убежать.

— Даже не знаю, что сказать или с чего начать, но я не могу сделать это с тобой, — говорит он. — Не важно, что они сделают со мной, я не могу. Больше не могу.

Я слышу звон в ушах, пальцы начинают неметь. Как будто манжета для измерения давления затянута посередине моего тела. Каждый вздох даётся всё труднее, чем предыдущий.

Адам смотрит на меня, его глаза блестят в преддверии слёз.

— Ты была права. Отчасти, но всё же. Твоя потеря памяти была случайностью, но не была естественной. Дэниел Таннер тестировал химические вещества на нашей учебной группе. Не знаю, как или почему, но он хотел продавать их. И мы, очевидно, были подопытными кроликами.

Я словно покинула своё тело. Как будто плыву где-то снаружи, в миллионе миль от этих слов. Обретаю голос, но он слабый и тихий.

— Откуда? Откуда ты знаешь?

Боль в его глазах очевидна.

— Потому что я работаю на них. Дэниел нанял меня, чтобы вести мониторинг группы. Он сказал, что хотел собрать информацию о техниках релаксации.

— О техниках релаксации, — невозмутимо повторяю я, а мои лёгкие сжимаются с каждым вздохом.

— Он кормил меня кучей дерьма о подсознательных сообщениях и медитации, но он никогда… Я не… чёрт, это даже не важно. Он продал всю эту фигню. Продал это школьному совету, как большой общественный проект, и продал мне, как единственный вариант для меня выбраться из этого дерьмого городка, а я купился на это, Хлоя. Я заглотил крючок, леску и грёбаную наживку.

Кусочки соединяются. Вставая на место. Как я сидела напротив него во время первого теста по математике. Комментарии Блейка в туалете. «Я её парень, помнишь?»

Блейк. Блейк, который целовал меня… Я не могу. Не могу поверить в это.

Качаю головой, а слёзы прочерчивают горячие следы вниз по моему лицу. Как я могла не обращать на это внимания? Как?

Все эти смс-сообщения... сегодня, перед тем, как он выбросил наши телефоны. Да даже до этого.

— Ты писал Дэниелу сегодня?

— Да. Я понятия не имел, что он может быть причастен к чему-то такому, но знал, что это должен быть он, сукин сын.

Снова качаю головой, не желая больше слушать. Больше ни единого слова.

— Мне нужны были деньги для колледжа, — горько говорит Адам. — Я не знал… никто не говорил мне о наркотиках. Никто не говорил мне ни о чём таком.

Я толкаю дверь, и его рука мягко оборачивается вокруг моей.

— Хлоя, пожалуйста.

— Отпусти меня! — Вырываю руку и шире открываю дверь.

— Хлоя, я рассказал тебе, потому что люблю тебя! Я был влюблён в тебя с той самой секунды, когда ты разбила пожарную сигнализацию, а может, даже с четвёртого класса.

— Прекрати! Просто прекрати!

Я давлюсь всхлипом и выхожу в холодный тихий вечер. Слишком много. Или слишком мало. В любом случае, слишком поздно.

— Подожди…

— Держись от меня подальше, Адам. Я серьёзно.

Я хлопаю дверью и оказываюсь на холодном ноябрьском воздухе. Бегу по соседнему двору и каким-то образом переношу себя через проволочный забор, игнорируя голос зовущего меня Адама.

Через двор к следующему забору. Я не останавливаюсь. Не думаю. Просто бегу.

Глава 28

Я пойду домой.

Пойду домой и поговорю с родителями, мы пойдем в полицию, и всё будет в порядке. Но когда я заворачиваю за угол на свою улицу, мой дом абсолютно чёрен. Крыльцо не освещено. Лампы внутри не горят. Нет даже бледно-голубого света от телевизора.

Субботний вечер. Вечер свиданий. Наверно, они на ужине, в кино или ещё где-то. И это чертовски плохо. Это чрезвычайная ситуация.

Я сразу вспоминаю про свой разбитый телефон. Психотерапевта в луже крови.

Что, если он вернётся за моими родителями? Что, если я вмешала их в это, и они закончат, как доктор Киркпатрик? От этой мысли желчь подступает к горлу. Боже, что, чёрт возьми, я собираюсь делать?

Этим вечером у холода острые зубы, они вгрызаются сквозь пуховик и превращают джинсы на моих ногах в ледяные лоскуты. Я больше не могу находиться на улице. Но куда мне пойти?

Внутри дом странно тихий, что заставляет меня нервничать и подпрыгивать от каждого звука. Я просматриваю мамину записку на столе и нахожу тарелку, которую она оставила в холодильнике. Ужин и кино. Они будут дома к полуночи.

Долго и пристально смотрю на телефон на кухонной стене, но, в конце концов, ухожу. Я не могу потерять их. Если знание об произошедшем подвергнет их опасности, тогда им лучше не знать. Но я не могу оставаться здесь. Не могу сидеть на кухне в окружении еды на вынос и использованных чашек для кофе и делать вид, что весь мой мир не разлетелся на осколки, а мой почти-парень не один из тех, кто причастен к этому.