Но мне не повезло: в комнате кто-то был. Поднявшись выше, я услышал мужские голоса. Досадно! Придется лезть через окно верхнего этажа.

– Ну, я-то не собираюсь класть голову под топор палача в Тауэре, – произнес вдруг голос джентльмена в желтом, причем так звонко и явственно, что от неожиданности я чуть не свалился вниз. – Я знаю, что другие говорили то же самое, и тем не менее им пришлось сложить голову на плахе. Но на этот раз все будет иначе.

– Эх, дорогой мой, – перебил его приятный насмешливый голос, – всем кажется, что у них будет иначе.

Я устроился поудобнее и внимательно слушал. Мне очень надоело изображать муху на стене, но разговор был слишком интересен, чтобы пропустить хоть единое слово, К счастью, в том месте, где я стоял, можно было немного расслабить мускулы и при необходимости задержаться на несколько минут.

– Жаль, что я не могу рассказать вам кое-какие подробности, – снова раздался раздраженный голос джентльмена в желтом, – тогда вы не стали бы квакать, как старая жаба. Но Мортона-то вы знаете?

– Мортона? – Говоривший был удивлен не менее, чем я. – Вы имеете в виду Филиппа Мортона? Он тоже завяз в этом деле?

– По самые уши.

На минуту наступило молчание. Затем второй голос заговорил уже совсем в другом тоне:

– Если и Мортон с вами, тогда все, может, будет иначе. В этом человеке есть нечто демоническое. Я вспоминаю, что, когда он впервые вошел в Уайтхолл, она взглянула на него и, сказав Эссексу: «Сам дьявол явился ко двору», встретила его не более приветливо, чем сатану.

– Я знаю, – подтвердил джентльмен в желтом. – Этого он и не может простить.

Тут все часы в Сити начали бить восемь. Я припал к стене в ожидании удобного момента. Голоса продолжали спокойно беседовать, но ничего нового я не услышал. Я понял, что замышляется государственная измена и что мой враг, сэр Филипп Мортон, замешан в заговоре.

Бум! Бум!

Далеко от меня, по другую сторону дома, Кит бешено колотила в ворота. Сюда доносились лишь глухие удары.

– Что там происходит? – спросил джентльмен в желтом.

– Кто-то стучит! – не нашел ничего другого ответить его собеседник.

– Но кто?

Я понял, что они встревожились. Когда что-нибудь скрываешь, то даже внезапный стук в дверь может испугать не на шутку.

– Пойду взгляну, – решил джентльмен в желтом, и я услышал звук отодвигаемого стула и скрип двери. Он что-то крикнул вниз – слов я не мог разобрать – и обернулся к своему собеседнику:– Говорят, там какая-то девушка. На нее напали грабители на улице. Она кричит и колотит в ворота. Хотите спуститься вниз?

– Конечно. Но безопасно ли оставлять это… здесь?

– О Боже мой, конечно! Там нет ничего криминального.

– Тогда поспешим вниз и утешим несчастную девицу.

Не успели они закрыть за собой дверь, как я уже спрыгнул с подоконника. Комната была невелика. В ней размещались высокий шкаф, несколько стульев, сундук и стол, на котором стояли вино и свечи, а рядом были разбросаны книги и бумаги. Я чуть не запрыгал от радости, увидев мою рукопись, полускрытую кипой каких-то писем или домашних счетов.

Возможно, мне следовало вести себя несколько иначе: я, наверное, должен был собрать всю эту писанину, засунуть ее под камзол или хотя бы поднести к свету и рассмотреть, что там написано. Правда, джентльмен в желтом уверял своего приятеля, что в этих бумагах нет ничего криминального, но мне удалось бы, по крайней мере, узнать некоторые имена, что сослужило бы нам хорошую службу в дальнейшем и избавило бы от многих бед, которые выпали на мою долю. Но ведь я не был опытным сыщиком, превосходно знающим свои обязанности. Я был просто мальчишкой, у которого что на уме, то и на языке; к тому же я боялся, что джентльмен в желтом может каждую минуту войти в комнату: вдруг ему понадобится вино, чтобы привести в чувство «несчастную девицу». Я нашел то, за чем пришел, и не стал больше задерживаться. Спрятав под камзол плотную пачку бумаг, я вылез из окна и с величайшей осторожностью пустился в обратный путь.

Спускаться было ничуть не легче, чем карабкаться вверх. В сгущающейся тьме я осторожно опускал ногу и махал ею в разные стороны, пока не удавалось нащупать прочную опору. А когда я добрался до лестницы из кинжалов, то, чтобы спуститься вниз, мне вдобавок пришлось вытаскивать и переставлять их один за другим. Для этого надо было каждый раз делать сильный рывок, а малейшая неосторожность могла нарушить равновесие и лишить меня неверной опоры. Я вытаскивал кинжалы и засовывал их за пояс, постепенно приобретая вид настоящего пирата. Правда, в темноте вообще нельзя было разглядеть, на кого я похож.

Труднее всего было найти лодку, которая, болтаясь на бакштове, очутилась совсем не там, где я ее оставил или намеревался оставить. Но это меня мало встревожило; главная опасность была позади, а промокнуть я не боялся. Я умудрился даже оставаться сухим и, не промочив ног, добрался до лодки. В это мгновение один из кинжалов выскользнул у меня из-за пояса и с громким плеском шлепнулся в воду. «Вот досада! – подумал я. – Придется теперь покупать новый, но это лучше, чем оставить в стене такую очевидную улику».

– Это, наверное, водяная крыса, – донесся до меня голос джентльмена в желтом, и, к своему ужасу, я увидел высоко над собой его голову, черный силуэт, который четко обозначился на фоне освещенного свечой окна, когда он наклонился, чтобы поглядеть вниз. – Нет! Там какая-то лодка.

Я еще не успел отвязать лодку, а для того, чтобы поднять весла и отъехать на расстояние пистолетного выстрела, требовалось несколько минут.

Лучше усыпить их подозрения… Я сообразил, что из окна трудно разглядеть лодку и что в темноте моя фигура кажется лишь смутным, бесформенным пятном, которое можно принять и за двоих тесно прижавшихся друг к другу людей.

– Дорогая! – сказал я хриплым басом.

– Любимый! – ответил я сам себе, по-женски хихикнув, и добавил с беспокойством: – О Робби, на нас кто-то смотрит!

– Убирайтесь! – крикнул джентльмен в желтом. – Нечего здесь торчать! Милуйтесь подальше от наших окон. – Он отошел от окна, и из глубины комнаты донесся его голос: – Это парочка влюбленных идиотов…

Я схватил весла и поспешно начал грести прочь от берега.

Когда я, вернув лодку хозяину, пришел к условленному месту встречи у Темпл Бара, там меня уже ждала Кит, еще одетая в женское платье.

– Достал! – торжествующе сказал я. А затем добавил:– Чего ты хохочешь?

Кит фыркала от смеха, как чайник, который вот-вот закипит.

– Я… я так здорово одурачила их! – с трудом выговорила она. – Они даже послали лакея проводить меня. Они были так внимательны, что мне просто стыдно. Меня отпаивали вином, чтобы привести в чувство.

– Вот ты и заливаешься, как восьмилетняя девочка, – сказал я, беря ее за руку: она еле передвигала ноги.

Было уже поздно, когда мы добрались до своего дома. Кит начала искать какую-нибудь еду, а я поспешал зажечь свечу, так как мне не терпелось удостовериться, что пьеса цела и невредима.

Да, рукопись была в полном порядке. И лишь одно обстоятельство привело меня в недоумение. В середине пьесы, в длинном монологе Хора были подчеркнуты слова:

Я был уверен, что не подчеркивал этих стихов. Их мог отметить только заведующий шумовыми и световыми эффектами, но у него был свой экземпляр пьесы. Конечно, это пустяк, но он не давал мне покоя. Я показал подчеркнутое место Кит, но и она не могла придумать никакого объяснения.

– А это что? – спросила она, переворачивая рукопись и указывая на строчки, нацарапанные на последней странице. – Разве ты сочиняешь стихи в свободное время? Что-то уж слишком много помарок!

Я смотрел на черные буквы, написанные незнакомой рукой. Если принять во внимание все поправки, то перед нами лежали следующие стихи: