Я могу сделать это — даже если не хочу — если это означает прочитать письмо от моей сестры.

Охранник посмотрел на меня, проверил мое удостоверение личности и поставил огромный, уродливый штамп на мою руку — мгновенный знак того, что я была несовершеннолетней и не могла пить. Я ожидала этого, так как мистер Прекрасные глаза заранее предупредил меня.

Чего я не ожидала, так это эмоций, когда я вошла внутрь. Так много воспоминаний обрушились на меня, просто стоя внутри бара. Группа устанавливала оборудование, а я задыхалась от слез, с которыми боролась. Откуда это? Почему я хочу расплакаться?

— Я сделаю это, — усмехнулась Габи, смотря на сцену, когда мы проходили мимо бара. — Когда мне станет лучше, первое что я сделаю — выступлю в этом баре.

Я закатила глаза, рассмеявшись над своей сестрой.

— Когда тебе станет лучше, первым пунктом на повестке дня будет спеть в грязном баре?

— Что я могу сказать? Мне нравится жить на грани.

Через секунду я снова стояла снаружи бара. Двигаясь к краю здания, я почувствовала, как мои руки вспотели, и глаза снова увлажнились. Это было чересчур — все изменения в моей жизни. Всё старое, что забрали у меня. Я не могла дышать. Я даже больше не могла двигаться. Стояла, согнувшись, и плакала.

Воздух наполнял мои легкие, но я не могла вдохнуть достаточно, в результате чего икала от слез. Я была уверена, что это вопрос времени, прежде чем мое тело рухнет на горячий асфальт. Мои колени начали подтверждать мои мысли об обмороке, и я услышала голос, доносящийся из-за угла.

— Эй, ты в порядке? — прошептал глубокий, мужской голос недалеко от меня.

Мои внутренности сжались, когда я услышала, что шаги становились ближе. Я видела, что его руки тянулись ко мне, и подпрыгнула, не желая, чтобы он прикасался. Он, должно быть, заметил мою реакцию и отступил.

— Извини, — извинился он, и я опустилась на колени, ближе к земле.

Когда я увидела его лицо, все замерло. Мир затих, и я уставилась в голубые глаза, которые заставили самые яркие океаны земли выглядеть тусклыми.

Прекрасные.

Поразительные.

Потрясающие.

Голубые глаза.

Это был мистер Прекрасные глаза, и маленьких вздох покинул мои губы.

— Я не собираюсь прикасаться к тебе, — пообещал он. — Я не обижу тебя. — Было что-то искреннее в том, как он произносил слова, что я почти поверила ему. Он оставался на приличном расстоянии от меня, но, казалось, что он был довольно близко. Мне нравилось ощущать его близость.

— Шшшш... — его мягкий шепот принес мне комфорт, в котором я нуждалась.

Я могла ощутить запах его одеколона и геля для душа на расстоянии, что доставляли удовольствие моим чувствам, заставляя меня захотеть вдохнуть глубже.

Мои глаза опустились на землю, и я наблюдала, как он вставал. Я чувствовала себя так глупо.

— Ты в порядке? — спросил он, но с его уст это прозвучало больше как утверждение.

Я кивнула, но слезы все еще стекали по моим щекам.

— Я в порядке.

Он нахмурился и похлопал по карманам.

— Извини. У меня нет платка или чего-то в этом роде.

Слез было больше, возможно, от смущения.

Его пальцы погрузились в задние карманы штанов, откуда он достал свой бумажник. Он потянулся и вытащил перочинный нож, и я ахнула. Он увидел мою реакцию, и чувство вины поселилось в его голубых глазах.

— Я не обижу тебя, помнишь?

В его голосе была уязвимость, мягкость, которая почти заставила меня захотеть посмотреть глубже в его глаза, чтобы я могла увидеть все. Этот незнакомец заставлял меня чувствовать себя вечной, что я не знала, можно было чувствовать. Кто ты?

Он взял перочинный нож и разорвал рукав своей белой футболки. Затем засунул нож обратно в свой бумажник, который снова оказался в кармане его джинсов. Рукав был в его руке, пока он не протянул его мне. Я уставилась на него, в замешательстве, не понимая, что он делает.

— Для слез,— прокомментировал он. Я смотрела на него долгое время, и он вздохнул. Он зажал рукав между большим и указательным пальцем и протянул мне.

— Я не прикоснусь к тебе.

Осторожно взяв у него рукав, я вытерла слезы и услышала, как он облегченно выдохнул.

Мы одновременно вдыхали и выдыхали, и он не двигался, пока мои вдохи не замедлились до скорости его.

— Ты в порядке... — повторил он, когда скользнул руками в карманы джинсов. Я могла почти увидеть его строение мышц под футболкой. Могла даже коснуться его души, которую он так охотно носил в своих рукавах этим вечером.

Ну... в одном рукаве, по крайней мере.

— Я в порядке... — повторила я, все еще чувствуя, что мои колени готовы подогнуться. Я скучала по Габи так сильно, что мне было больно стоять. Это больно — быть живой. Я изо всех сил пыталась больше не плакать, но когда он посмотрел на меня и наклонил свою голову влево, сощурив глаза, я почувствовала, что волна эмоций снова нахлынула на меня.

— Но все нормально, если ты не в порядке, — прошептал он.

Я рыдала в рукав его футболки несколько минут после этого, потерявшись в печали. Он не двигался. Он не устал от моего эмоционального срыва. Просто стоял, по какой-то причине, и я чувствовала объятие, которого на самом деле не было физически.

Я взяла себя в руки.

Я была в порядке. По крайней мере, сейчас. Я пожала плечами и высморкалась в рукав, издав очень непривлекательный звук. Он слегка рассмеялся. Я просто чувствовала себя глупо.

— Я должен вернуться... — заявил он, звуча извиняющееся за то, что должен уйти, но я знала, что, по правде говоря, это был идеальный момент для него, чтобы исчезнуть. — Я вижу тебя внутри? — спросил он.

Он все еще хотел увидеть меня внутри? После этого?

Один кивок — это все, что я могла дать ему, и один кивок — это все, что было ему нужно. Без колебаний, он завернул за угол и снова исчез в баре, не оглядываясь на меня. Мои глаза следовали за ним, молчаливо благодаря за то, что был той самой стеной, когда мне нужна была поддержка.

После нескольких минут того, пока я брала себя в руки, я вернулась в здание, направившись к бару, и заказала воду с лимоном. Живая музыка уже началась, и от звуков, заполняющих мои уши, я поняла, что мистер Прекрасные глаза был прав. Я буду наслаждаться этим.

Опустив взгляд, я увидела, что их диски лежат на барной стойке. Подняв один, я повернулась к бармену.

— Сколько?

— Десять баксов.

Я положила деньги на барную стойку и поблагодарила бармена за напиток и диск. Я ощущала себя странно, находясь в баре, хотя мне не было двадцати одного. Немного бунтарства вспыхнуло внутри меня, даже с этими черными чернилами на моей руке.

Я повернулась и рискнула пойти к сцене, чтобы смотреть выступление группы, уже очарованная их энергетикой. Каждый участник группы звучал легко в своей зоне комфорта.

Мои глаза замерли на солисте — человеке, который обнимал меня на расстоянии. Как свободная птица он сидел на стуле и пел. Он пел так, как будто это последний раз, с эмоциями в каждой ноте, чувствами в каждой паузе. Огни бара мигали над ним, и он закрыл глаза, поднося микрофон ближе к губам. Его глаза снова открылись, и в них была любовь и нежность сияющих звезд.

Он был прекрасен. Не в том смысле, что самым сногсшибательно красивым, а в своем собственном стиле. Он был в простой белой футболке, которая была пропитана его потом — и на ней не хватало рукава, также на нем были темные джинсы, и цепь была продета через петли ремня, тянувшаяся к кошельку, который находился в заднем кармане. На его руках не было татуировок, но то, как крепко он держал микрофон, демонстрировало его телосложение.

И эти губы. Ох, эти губы. Мои щеки покраснели, когда я уставилась на его рот.

Музыка почти затихла, но затем взорвалась как сдерживаемый поток. Чем громче становился звук, тем более интенсивным становился его голос. Он жил в словах, которые пел, он принял рифмы, которые исполняла группа, как будто они были его собственными детьми, и он вдохновлял меня. Его голос был таким же легким, как дождь, тем не менее, я знала, что он мог превратиться в бурю, если подпитать его энергией.