- Ну, я же тогда поддержала Олега, когда он хотел тебя наказать…

- А, вот ты о чем, - рассмеялась Оксана. – Брось, ерунда. Если на откровенность, я даже была благодарна тебе.

- Как это? – опешила Ева.

- А вот так. Была у меня надежда, что Олега тем привлеку. Да разве Лидка могла допустить такое. Знала, стерва, что Олег увидит, и боялась этого.

Оксана замолчала, задумалась. Догадавшись, что продолжение разговора причинит женщине боль, Ева поспешно сменила тему, заговорив о походах, рассказав, что в прошлом году Олег ходил на Хамар-Дабан один. Оксана с интересом слушала.

- А ты бы пришла в апреле на слет, - предложила Ева, заметив неподдельный интерес женщины. – Девочек своих привела.

- Лидка убьет меня еще на подходе к слету, - горько усмехнувшись, сказала Оксана. – А теперь у вас еще и моя старшая дочь пасется. Лучшая Лидкина подруга. Нет, ходу на слет мне нет. Хотя и хочется очень прийти, дочек своих привести.

Поняв, что и эта тема задела больное, Ева засобиралась. Оксана пошла проводить ее до станции. По дороге Ева спросила-таки женщину о Володе.

- После того похода и я его не видела, - проговорила Оксана. – Не знаю, где, с кем. Ну, вот и станция. Приезжай, будем рады тебе. Только позвони предварительно, чтобы не пересечься с моей старшей. А то она приезжает иногда учить меня уму-разуму. А впрочем…

Она помолчала, грустно улыбнулась.

- Впрочем, приезжай, когда захочешь. Девочки тебе будут рады…

Матвей Соломонович оказался прозорливее дочери. В начале декабря милейший Аркадий Львович вышел на пенсию. А через две недели Еву вызвал один и заместителей Генерального директора.

- Мы решили назначить Вас, Ева Матвеевна, заместительницей начальника управления. Не скрою, у некоторых были сомнения, справитесь ли Вы с такой работой: организационного опыта у Вас еще маловато. Но разработанные Вами предложения по модернизации нефтепроводной системы страны произвели впечатление, перевесив сомнения. А от себя добавлю: молодость – это перспектива. А нам сейчас как никогда важно работать на перспективу, на будущее.

Стаховы к радости Евы в Команде не прижились. Сходили в поход на Алтай, а потом только на тусовках объявлялись, о чем-то подолгу разговаривая с Лидкой. Два года кряду с Командой ходили Антон Брюквин и Света Матвеева. После второго похода ребята поженились и исчезли. Ева, несмотря на данный самой себе зарок не заводить романы, все же влюбилась в Митю. Наученная прошлым опытом, девушка тщательно таила свои чувства, стараясь ничем себя не выдать. Да и Митя видел в ней только друга, хорошего, верного, надежного друга. Ей, одной из первых, поведал он о своем счастье: Маша, лучшая из девушек, согласилась выйти за него замуж. Ева, стиснув свое сердце, поздравила Митю, всю ночь проплакала, а утром – как раз было воскресенье – вдруг собралась и поехала к Оксане. Женщина искренне обрадовалась ее приезду, быстренько собрала на стол. Разговаривали сумбурно, то об одном, то о другом. На этот раз и девочки не отмалчивались, то и дело перебивая женщин, смеялись. Уехала Ева последней электричкой, добравшись до дому уже за полночь.

Наверное, каждая семья переживала такое время, когда телефонные звонки заставляют вздрагивать в предчувствии очередной беды. Таким выдался для Штернов две тысячи шестой год. В январе скоропостижно умерла старшая сестра Марины Леонидовны Анастасия. Семьи у нее не было, а потому все тяготы похорон легли на Штернов. В конце марта умер Аркадий Львович, бывший старинным другом Матвея Соломоновича и сыгравший большую роль в успешной карьере Евы. В середине мая пришла горькая весть из Израиля: умирает Исаак Соломонович. Матвей Соломонович и Ева спешно оформили визы и отправились в Израиль прощаться.

Последняя встреча братьев была тягостной. Исаак проклинал переезд в Израиль, плача, говорил, как хочет увидеть перед смертью родное Подмосковье, как хочет быть похороненным в России, чтобы над могилой росла береза. Ругал свою жену, не позволившую ему уехать умирать на Родину. Майя Абрамовна, жена Исаака, хмурилась, не скрывая свое раздражение. Тоски мужа по России она не разделяла, истово ненавидя страну, где родилась и выросла. Страстные, отчаянные мольбы мужа отвезти его перед смертью на Родину жестко отвергала, считая их блажью, глупой и вредной. И как он посмел поведать об этом глупом желании своему братцу, ограниченному и упертому в своей преданности этой грязной, нищей стране. Хорошо еще, что Матвей с дочерью в гостинице остановились, иначе трепались бы с утра до полуночи. Но в разговор братьев не смела вмешиваться, были на то причины.

Через три дня после похорон Майя позвонила Матвею, предложила встретиться сегодня же в кафе.

- Надо решить одно дело, равно важное для всех нас. А потому пусть и Ева придет, - сказала она, подчеркивая интонациями важность предложенной встречи.

Матвей вздохнул. Большой симпатии к жене брата он никогда не испытывал. Ее же поведение в последние дни, часы жизни Исаака напрочь отвратили Матвея от этой женщины. Но идти придется. Вместе с Майей, к досаде Матвея, пришла его младшая дочь Римма. С Риммой он, конечно, не раз встречался в эти дни в доме Исаака, на похоронах. Встречался, но почти не общался, ограничиваясь холодными приветствиями. Римма тоже не проявляла желания поговорить с отцом, со старшей сестрой.

- Матвей, насколько знаю, ты и твоя супружница уже на пенсии. - Майя сразу же взяла инициативу в свои руки. – Это так?

Матвей поморщился. То, что родственники не жаловали его жену, презирая выбранную ею жизненную стезю, не было для него откровением. Женитьба Матвея всегда была предметом для кухонного перетряхивания чужого грязного белья. Впрочем, также относилась к Марине и ее собственная родня. Но сейчас эта неприязнь прозвучала нарочито, чересчур нарочито. Майя явно подчеркивала вину Матвея перед семьей.

- Так, - кратко ответил он.

- Ева, а ты, как я слышала, хорошо устроена, успешно делаешь карьеру. Если не секрет, сколько ты сейчас зарабатываешь?

Ева, усмехнувшись, назвала сумму в долларах. Римма одарила сестру завистливым взглядом. О таких заработках ни она, ни Борис не смели и мечтать.

- Великолепно, - заулыбалась Майя. – Так вот, Матвей, мы, здешние родные твои, обсудили все и решили, что ты должен продать свою московскую квартиру. Я консультировалась со знающими людьми: сейчас твоя квартира стоит не менее сто пятидесяти тысяч долларов. Очень достойная сумма по израильским меркам. Так вот, десяти, пусть даже двадцати тысяч тебе хватит, чтобы купить себе хорошую квартиру в каком-нибудь поселке в соседней с Московской области и переехать. Ева, при своих заработках, вполне может снять квартиру в Москве. А сто тридцать тысяч ты должен отдать Римме. Я подчеркиваю: должен. Ты провинился перед своей младшей дочерью и ее семьей. Пришел срок искупления.

Майя замолчала и строго посмотрела на Матвея. Тот подозвал официантку, попросил счет на заказанное им и Евой, расплатившись, встал.

- Поменявшие Родину на чужеземную похлебку могут рассчитывать только на эту похлебку. И не вправе сетовать, что эта похлебка оказалась чересчур жидкой и постной, - сказал он глухо. – Пошли, Ева.