— А как звали эту ведьму?
— Да кто ее упомнит… кажись, как-то на Л… из благородных была, во как.
У хозяина не возникло даже мысли, что ведьмой и была искомая леди Лейла. Чтобы такая миловидная барышня, как Мира, интересовалась исчадьем тьмы — быть не может.
— Не остался ли в живых кто-то из слуг ведьмы? — осторожно полыбопытствовала Мира.
— А вам-то зачем, миледи? Думаете, они что-то про вашу Лейлу знают? Откуда бы им знать!
— Я хочу расспросить о ведьме. Любопытная история, очень мне такие по душе.
— Нехорошо таким любопытствовать… не к добру это… — Мира вложила в ладонь хозяина агатку, тот не сменил тона, даже не запнулся: — Был у меня один слуга — он прежде у ведьмы служил мажордомом… Звать его Эшби. Высокий, только на старости лет сгорбатился. Он хорошо всю историю знает.
— Могу с ним поговорить?
— Ну, миледи, если не околел, то можете. Он в госпитале святой Терезы лежал — знаете, три квартала в сторону реки?
— И давно он там?
— С тех самых пор, как захворал… Полгода уже будет, или больше.
— А чем хворает?
— Да обычная старческая хворь. Руки-ноги не гнутся, ходить не ходит, а только кряхтит. Но язык, вроде, еще шевелился. Так что, может, и поговорите…
Итан с тревогой встретил предложение Миры:
— М…миледи, нам не следует!.. Это плохое место для вас. Г…госпиталь Терезы — богадельня, нищие калеки доживают там свои дни. Страшно представить, что вы войдете туда!
— Оставьте, сударь, — отрезала Мира. — Ни один дворянин Дома Нортвуд не свернет на полпути.
— Вы не представляете, миледи, к…каково там.
— Итан, я знаю, что такое госпиталь: большой дом, в нем палаты, на кроватях лежат больные. Вряд ли это меня напугает.
Итан смирился. Он, как и прежде, не чувствовал за собою права спорить с высокородной леди.
Большой дом, в нем палаты, на кроватях — больные. Примерно это и увидела Мира в госпитале святой Терезы. В общих чертах, она оказалась права. В самых общих.
Был смрад. Ударил в ноздри, стоило только Мире переступить порог здания. Смесь запахов мочи, крови, грязной одежды, горькой травы, блевотины и чего-то еще — сладковатого, тошнотворного. Мира с ужасом поняла: то был смрад гниющего мяса.
Стоял сумрак. Массивное здание, похожее на каземат, имело узкие окна. Крупицы света едва процеживались сквозь пыльные стекла. Стены и своды, когда-то белые, давно стали серо-желтыми. Такими же были и простыни.
Больные лежат на кроватях… так представлялось Мире. Здесь были кровати, хворых было раза в три больше. Дощатые нары стояли у окон и являли собою, видимо, привилегированные места. Большая часть хворых лежала на тюфаках или одеялах, расстеленных по полу. Вдоль всех стен, и еще ряд — посреди залы. Каждая палата вмещала до полусотни человек.
Ряды тел на полу, накрытых грязными простынями. Мороз пошел по коже. Мира подавила желание выбежать из палаты, заставила себя опустить глаза и рассмотреть их. Они не были мертвы, хотя и мало отличались от покойников. Первый, на кого упал взгляд девушки, имел красную опухоль в половину лица. У второго губы ввалились внутрь беззубого рта. Третий был лыс, бурые пятна покрывали морщинистый череп.
— Здесь одни старики?..
— Не только, но их много, — ответила сестра милосердия. — Ведь мы — единственная богадельня в районе Линден… Со всего района их приводят.
Разговоров почти не слышалось — лишь редко, кое-где. Однако тишины не было в помине: больные издавали звуки. Кашляли, постанывали, кряхтели. Кто-то дышал с посвистом, кто-то — с хрипом. Кто-то бубнил себе под нос. Взгляд упал на старика, что непрерывно чесал себе руку и стонал.
Впрочем, немало было и тех, кто лежал тихо и неподвижно, уставясь в потолок. Эти пугали Миру больше других. Они не говорили, не мучились от боли, не читали, не смотрели по стороным, похоже, даже ни о чем не думали. Мира похолодела, когда осознала: единственным занятием молчаливых больных было ожидание смерти.
Она увидела трех мужчин, игравших в кости на полу у окна. На голове одного красовался лишай, другой был худ настолько, что ребра вдавились в грудь. Однако Мира долго смотрела на них с неким подобием радости: у этих трех остался хоть какой-то интерес! На глазах у девушки лишайный выиграл горстку семечек. Потом он заметил взгляд Миры и проворчал:
— Смотрите-ка: благородная…
Трое игроков уставились на нее. Она отвела глаза, но продолжала слышать их переговорку:
— Вот так да! Чистюля…
— Давно таких не видал…
Мира поймала за рукав сестру милосердия:
— Скоро ли мы увидим Эшби?
— Почем мне знать?..
Девушка опешила.
— Но ведь вы же нас ведете!
— Вы сказали, его привезли в январе. Зимние — в дальнем крыле, на втором этаже.
— Разве вы не записываете больных поименно?
— Зачем?..
Они перешли из палаты в другую, а дальше — в третью. Всюду тот же смрад, всюду — смесь из кашля, стонов и тихого ворчания. Все чаще Мира ловила на себе взгляды. Нищие изможденные люди провожали ее глазами, поднимали головы. Некоторые шуршали:
— Ишь, какие… Красавчики явились… Вот те на…
Но многие молчали, лишь зрачки поблескивали на костлявых лицах. Мире вдруг стало тесно и душно в своей одежде. Шелковое платье с жемчугом на лифе. Замшевые туфельки. На волосах серебристая сеточка.
— Отчего они глядят на меня?.. — с обидой прошептала Мира, хотя прекрасно знала ответ.
— Не волнуйтесь, миледи, здесь нет моровых, — сказала сестра милосердия. — У кого мор, мы живо распознаем и отправляем.
— Отправляете?..
— Есть отдельный корпус за пустырем.
Мира поежилась, сестра добавила:
— Слава богам, там сейчас никого.
Миновали еще палату. Девушка обратила внимание, что возле многих больных стоят горшки или тазы.
— Это для кровопускания?.. — предположила Мира.
Хворый старик, кряхтя, привстал, спустил штаны и наглядно показал, для чего нужны горшки. Мира зажала глаза ладонью. Кто-то скрипуче хохотнул, кто-то буркнул:
— Гляди, какая нежная!..
Итан взял ее за локоть:
— Миледи, снова прошу вас: уйдемте отсюда.
— Нет, — процедила Мира, упрямо шагая за сестрой.
На своем пути они повидали всевозможные хвори — такие, о каких Мира слыхала лишь раз, а то и не слышала вовсе. Сестра иногда называла их: чесотка, белый лишай, бурый лишай, кровохарканье, костяная немощь, бумажная хворь. А вот кого здесь не было, так это лекарей. Только дважды они встретили ученого вида мужчин с медицинскими саквояжиками.
— В…вы хоть как-то лечите этих несчастных? — спросил сестру Итан.
— Снадобья стоят денег, — холодно бросила сестра. — Инструменты стоят денег. Лекари стоят денег.
— Р…разве никто не оказывает помощь?..
— Кто-то что-то дает.
— Хотя бы на питание хватает?
— Можно так сказать.
Мира прошла в неосторожной близости от хворого, и тот схватил ее за подол:
— Дай монетку, барышня…
Девушка рванулась, освободилась с невероятной легкостью. Хворый был слабее щенка.
Я никогда не окажусь в таком месте, — сказала себе Мира. Любой ценой. Лучше умереть, чем вот так.
— Мы пришли, — объявила сестра. — В этой палате лежат зимние. Где-то тут ваш слуга. Через площадку — женская палата, но она вам не понадобится.
— Благодарю вас…
Мира вынула кошелек, что прятался в складках подола, протянула сестре пару агаток.
— Миледи, — сестра наклонила голову и быстро спрятала деньги.
За тот короткий миг, когда серебро показалось на ладони, несколько взглядов прилипли к нему. Головы поднялись над одеялами и поворачивались, следя за Мирой.
— Помогите мне, Итан. Я боюсь с ними говорить.
— Да, м…миледи, — секретарь повысил голос: — Ищем Эшби, что работал в доходном доме Харриса.
Никакой реакции. Дальние не слышали, ближние просто игнорировали. Хмуро глядели на Итана, даже не думая отвечать.
Секретарь двинулся меж рядами хворых, Мира не отходила от него.