Изменить стиль страницы

Девушка всегда улыбалась Лелаку.

— Сюда приходил Ле Юисье. Тот фрукт, который организует эти состязания. Профессиональный менеджер.

— Ну и что?

— Хотел убедить меня в том, что убийство не имеет никакого отношения к состязаниям. Сказал, что кого бы ни убили, состязания все равно состоятся, следовательно, это не может быть мотивом убийства.

— А если они убили Фанфарона потому, что он передумал, отказался, не согласился выступить? Это не аргумент?

Бришо пожал плечами.

— Погоди. Корентэну позвонил какой-то депутат. Попросил шефа информировать его о деле, потом заявил, что советов давать не хочет, не хочет вмешиваться в работу полиции, но…

— … дело не имеет отношения к состязаниям, — закончил Альбер.

Шарль кивнул. Альбер раскрыл лежавшее у него на коленях досье и рассеянно начал читать протокол о том, как нашли убитую танцовщицу.

— Нож был тот же?

Бришо выразительно развел руками.

— Они не могут сказать. В одном случае убийца заколол, в другом перерезал горло. Ясно одно: речь идет о заточенном, остром, как бритва, сравнительно длинном лезвии.

— Звучит успокоительно, — проворчал Альбер. — Узнал что-нибудь от ее подруги?

Бришо откинулся назад, прикрыл глаза.

— Она работала с десяти вечера до четырех утра. Каждые полчаса должна была танцевать по пятнадцать минут в паре с другой девушкой. Их там пятеро или четверо. И рассчитано так, чтобы пары каждый раз менялись.

— Что-то вроде математического примера. Вычислить наименьшее количество девушек, которые должны работать в этом вертепе.

Бришо не расслышал реплики.

— Подруга не знает, был ли у нее постоянный партнер, хотя, естественно, иногда ее провожали домой.

Альбер продолжал листать досье.

— Это я и прочесть могу.

Шарль улыбнулся. Смущенной улыбкой.

— А что ты узнал от Ле Юисье? — спросил Альбер.

Бришо указал на магнитофон:

— Тебе нужно все или достаточно конспекта?

— Достаточно.

Альбер откинулся назад, ухватил ножку стула и начал ритмично сжимать ее. Бришо не обратил внимания.

— Фанфарон собирался все бросить, но потом у него уплыли денежки, и пришлось ему взяться за дело. На афишу его поместили из-за того, что вид этой мускулистой громады с мрачным, некрасивым лицом, но весьма приличной фигурой производил устрашающее впечатление. По мнению Ле Юисье, он бы добился большего, если бы не любил так ночную жизнь и женщин.

— Ишь ты, скажи на милость! — произнес Альбер.

— Он начинал культуристом, потом стал классическим борцом, выступал со средним успехом. Теперь не узнаешь, что бы из него вышло, если бы он это не бросил.

— А почему он бросил?

— Деньги нужны были. Некий менеджер по имени Ламан сманил его в вольники. — Бришо умолк, глядя на то, как Альбер возится с ножкой стула. — А зачем ты это делаешь?

— Для здоровья.

Шарль покосился на него.

— Этот самый Ламан один из противников соревнований по кетчу.

Глава третья

I

То, что Ламан когда-то занимался борьбой, по крайней мере было заметно. Он казался низеньким, однако был среднего роста, плотный, с короткими ногами и лысеющей головой. Издали его можно принять за толстяка, но вблизи он производил впечатление человека, от которого отскакивают пощечины. Он сидел в углу зала за ветхим письменным столом, позади которого стоял старомодный шкаф для папок и досье. Возле письменного стола стул для посетителя, чтобы визитер не загораживал панораму.

— Вы одновременно и тренер? — спросил Альбер.

Он пришел один, хотя Бришо и Буасси хотели его сопровождать. Но Альберу были знакомы тренировочные залы, хотя он и не бывал на тренировках вольников. Все бы непременно обратили внимание на трех мужчин нерешительно глазеющих по сторонам, гадали бы, кто они, чего им нужно, почему мешают работе. А тренер мечтал бы, чтобы они поскорее выкатились отсюда. Сам Альбер спортом не занимался. Разве что ходил на тренировки по бегу и одно время для укрепления кондиции в спортивный зал полицейского управления. Там он изучал приемы самообороны. Дома по особым программам занимался гимнастикой и, когда находилось время, практиковался со своим другом Жаком. Жак весил чуть больше шестидесяти килограммов, был тощим, но быстрым, как молния, выносливым и сильным, как стальная пружина.

— Черта с два, — ответил Ламан. — У них нет тренера. Они лучше любого тренера знают что делать.

Альбер не понял, издевается он или говорит серьезно.

— У начинающих есть свой мастер, — продолжал Ламан. — Те, кто чего-то добился, тоже кому-то платят, чтобы им помогали. Но не так, как… — он махнул рукой.

— Вы занимались борьбой? — спросил Альбер о том, что было заведомо известно.

— Тридцать лет. Знаете, когда бросил? В пятьдесят! В свой день рождения я еще выступал. Это было в последний раз. Тогда я сказал: хватит. Ты уже стар для того, чтобы тебя выбрасывали с ковра.

— Сколько вам лет? — недоверчиво спросил Альбер.

— Будет семьдесят, — ответил Ламан. Он насмешливо щурился. Вероятно, привык к изумлению. — Но этим щенкам все еще могу наподдать.

Альбер вежливо кивнул, но не сумел скрыть сомнения. «Щенки» были мускулистыми мужчинами лет под тридцать. На ринге, находящемся в центре зала, они упражнялись в какой-то сложной борьбе. Накидывались друг на друга, бросали на канаты, один выпал за ринг, но в падении как-то зацепился. Другой ударил его ногой по руке. Жутковатое было зрелище. Затем тот, кто оказался над партнером, помог товарищу влезть обратно, и после долгих объяснений они решили начать сызнова.

— Не верите? — живо спросил Ламан. — Хотите поборемся? Я дам вам борцовское снаряжение…

— Нет, спасибо, — в замешательстве выдавил из себя Альбер.

— Почему? Какой-то борьбой вы занимались. Заметно по тому, как вы владеете телом.

Похвала была приятна, но могла завести в опасные воды.

— Что вы! Только обучался самообороне в полиции, — сказал он.

У старика это, вероятно, хорошо оправдавший себя трюк. Никто явно не примет его вызова. Любители, вроде Лелака, побоятся каверзного приема, который может применить старый мошенник, все еще сохраняющий хорошую форму. А профи постыдятся хорошенько ему наподдать. Старик с некоторым психологическим преимуществом начинал любую беседу, завязывал любые связи.

— Чему вы там научились? — упорствовал Ламан. Альбер задумался.

— Был у нас тренер по дзюдо, учил ударам и пинкам, и был мастер-каратист. Этот показывал приемы, захваты, броски.

— А не наоборот? — спросил Ламан.

— Нет. От слова «самооборона» мы просто дурели. Дзюдоист на своих тренировках иного и не делал, только бросал нас, а это у него очень здорово получалось. Но когда речь заходила о самообороне, он всегда хотел показать нечто особое, экзотичное. Удары ребром ладони, тычки кончиками пальцев и прочее. Однажды, когда мы упражнялись, зашел мастер-каратист и чуть богу душу не отдал от хохота. Он-то бил, словно молния. Руки его нельзя было заметить. В мгновенья проносился несколько метров, и пока я успевал сообразить, он уже отдергивал руку. У нас в полиции он учил самообороне, тренировал нас, показывал, как выворачивать нападающим руки.

— Вот лучшая самооборона, — сказал Ламан. И указал на ринг. Оба «щенка» вытирали с себя пот. Они казались усталыми. Альбер вежливо кивнул. До сих пор каждый мастер говорил ему так о своей системе. «Надо бы привести сюда Жака, — подумал он. — Он выстоит против старика, хотя бы из удали».

— Какое у вас мнение о состязаниях «Все дозволено»? — попытался проявить инициативу Альбер.

Ламан вытащил из письменного стола термос и стертый стакан из желтой пластмассы. Налил себе темный, похожий на чай напиток. Альберу не предложил.

— Что вы хотите узнать? — переспросил он.

— Ну… — Альбер не мог точно сказать. — Ваше мнение об этих состязаниях?