«Поэзия — честность, настоянная на страстности», — сказано в одной из записных книжек Семена. «Если не задыхаешься в любви и горе, стихов не пиши», — находим там же.

С такой установкой можно было входить в жизнь и в литературу, смотреть в глаза матери, любимой, однополчан.

Жизнь он считал той вершиной, с которой сходят в поэзию:

Он стал правофланговым нашей военной поэзии. Это лирика и эпос — поэма «Дальний гарнизон».

Но как бы ни было велико место, занимаемое военной темой в творчестве Семена Гудзенко, нельзя всю его поэзию сводить только к этой — пускай и главенствующей — теме. У него есть и улыбка, и озабоченность, и пейзаж, и раздумье, и радость, и печаль. Его муза жадна до жизни. Полна чаша его влюбленности во все, что облекает душу в плоть, его восторженного преклонения перед чудом жизни. Как молодо, свежо и празднично выглядит этот поэтический мир. Как убедительно и привлекательно это жизнелюбие. Послевоенный Кола Брюньон идет по земле:

И еще:

И еще:

Стих Семена Гудзенко подчас задыхается от счастья видеть, слушать, обонять, петь, говорить. Он торопился жить. Он был жаден до жизни. И он тосковал по размеренной работе, по глубокой вспашке поэтического поля. Он готовился к большому циклу работ.

— Надо по-настоящему сесть за историю, за словари, шлифовать каждую строчку.

…Сижу возле постели Семена в большой светлой палате. Он молчит. Ему тяжело. Не уйти ли мне?

— Посиди!

Сижу и после долгой паузы рассказываю Семену о своей поездке по Литве. О том, как читал там его стихи своим друзьям, что эти стихи нужны людям.

Семен оживляется, насколько это возможно в его состоянии.

После меня приходит Лариса, потом она расскажет мне, что застала Семена оживленным, с пробудившимся интересом к жизни.

Быть нужным людям — это его представление о счастье. Об этом он говорил в стихах и в прозе Может быть, об этом он думал при последнем нашем разговоре.

…В промежутках между операциями он жил новыми замыслами, следующей работой. Я не встречал более обнадеженного человека. Мы ходили по Кисловским переулкам, по Собиновскому, по Герцена. Весна, поэзия, будущее, дети… Именно тогда были написаны стихи, получившие название «последних».

В прохладном затененном вестибюле больницы перешептываются друзья и знакомые. Ходим из угла в угол.

По широкой лестнице медленно спускается Ольга Исаевна. Ни расспросов, ни бюллетеней. По лицу ее все видно…

…В некрологах и статьях говорится, что его жизнь была короткой. Это справедливо, если жизнь измерять днями и годами.

…И вот последний, 17-й том словаря от «X» до «Ящурный». Год 1965. Как известно, последний том выдается по квитанции, по задатку, внесенному при подписке. Квитанция утеряна.

Иду к директору магазина. Вкратце рассказываю ему историю, приведенную здесь. Он говорит: «Вы получите этот том. Нужно только письмо от матери Семена Гудзенко».

И Ольга Исаевна пишет письмо, и я получаю последний том, и мне жалко, очень жалко, что я не смогу больше от первого лица говорить продавщице:

«Гудзенко, Семен Петрович, Чайковского, 13, квартира 23…»

Вторая половина октября 1950 года. Самаркандский университет опустел: объявили — завтра студенты всех факультетов выезжают на сбор хлопка. И несмотря на горячий день сборов и на то, что о встрече с Семеном Гудзенко знали только члены литературного кружка, литературный кабинет филологического факультета к семи часам вечера был полон…

Около факультетской стенной газеты «Филолог» стоял высокий человек в светлой рубашке и светло-серых брюках. Он внимательно читал стенгазету, иногда что-то записывал себе в блокнот. К нам на собрание литературного кружка часто приходили ребята с заводов «Красный двигатель», «Кинап». Они читали свои стихи, рассказы, спорили. Я и подумал, что на встречу с московским поэтом пришел кто-то из заводских ребят.

Высокий человек, которого я видел около стенной газеты, прошел к кафедре между рядов. Он окинул всех взглядом своих больших, глубоких и немножко печальных глаз и сказал:

— Начнем? Я в Самарканде третий раз. Очень хотелось встретиться с филологами. Признаться, боялся, что сегодня встреча не состоится. Ведь все готовятся к выезду на уборку хлопка.

Семен Гудзенко кратко охарактеризовал основное направление советской поэзии в послевоенные годы.

— У нас еще много пишут стихов о войне, — сказал он. — Да это и понятно. Эта тема надолго. Пишут наши поэты и о мирном труде. И это хорошо. Однако почему-то мало пишут о жизни советских воинов в мирной обстановке, о их трудных буднях. Меня эта тема захватила всего. Вот уже несколько лет бьюсь над «Дальним гарнизоном». Закончил поэму, напечатал, но неудовлетворен, часто бываю в воинских частях и проверяю на солдатах правдивость написанного. В правдивости изображения — вся сила нашей поэзии… Я просмотрел несколько выпусков вашего рукописного альманаха «Путь молодых». Отметил, многие из ваших начинающих поэтов мало знают жизнь, слабо знакомы с поэтической техникой. Очень много стихов вы пишете о природе и любви, мало о сегодняшнем дне. А дни-то у вас какие! Горячие, боевые!

Семен Гудзенко рассказал нам и о своих трудностях, неудачах, внушая нам мысль, что поэзия трудное, повседневное дело.

Нам казалось странным, что поэт, выпустивший уже несколько сборников стихотворений, «не похвастался» ни одним из них, ни разу не оттенил свою удачу. Но эту удачу, талантливость, искренность и глубокое знание жизни мы почувствовали, когда он стал читать нам свои стихи.

Он прочел «Балладу о дружбе». Но как прочел! Семен Гудзенко преобразился. Того человека, который только что спокойно рассказывал о поэзии, уже не было. Был Гудзенко-боец. Он был весь в напряжении, словно готовился к смертельной схватке с врагом. И когда он прочел:

мы все замерли, мы ясно почувствовали, что это поэтом не выдумано, что он это пережил, что он и тогда и сейчас — всегда готов ради друга идти на смерть. И поэт стал нашим лучшим другом, за которого мы теперь тоже готовы были идти в огонь и в воду.

Крепко ударили нас по сердцу эти строки.

То, что Семен Гудзенко наш, современный комсомольский поэт, поэт молодости и отваги, певец современных мыслей, чувств и переживаний молодежи, мы еще глубже почувствовали после горячего чтения таких стихов, как «Память», «Перед атакой», стихи из «Сталинградской тетради». Мы всем сердцем осознали, что жизнь для Семена Гудзенко — это беспрерывная борьба, неустанный труд, крепкое единение с народом, что он «всегда перед атакой».