День, который словно в пропасть канет,

в нас восстанет вновь из забытья.

Нас любое время заарканит,

ибо жаждем бытия...

1907

Ночное небо тускло серебрится,

на всем его чрезмерности печать.

Мы - далеко, мы с ним не можем слиться,

и слишком близко, чтоб о нем не знать.

Звезда упала!... К ней спешил твой взгляд,

загадывай, прося в мгновенья эти!..

Чему бывать, чему не быть на свете?

И кто виновен? Кто не виноват?..

1924

Ночь, как город над долом, растет,

где, по темным законам,

переулки путем неуклонным

подошли к площадям утомленным

там, где тысяча башен встает.

Кто же в городе черном живет,

чьи там вздохи цветут и улыбки?

Там, в садах, не боясь тишины,

в тайные танцы сплетаются сны,

и кто-то им вторит на скрипке.

Осень этот день в клубок смотала.

Он клубится, медленный и сонный.

Хор в тумане слышен похоронный

из глубин соборного портала.

Мокрый дым на крышах спит. И твердо

ветер, словно органист, в камине

на помин души, усопшей ныне,

взял заупокойные аккорды.

Весь день кружатся, падают листы,

как будто бы небесные сады

их сбрасывают на поля

земли. А ночью падает земля,

что тяжела. И тяжек свет звезды.

И тяжесть разливается в глазах.

Мы падаем. Падение безбрежно.

Но кто-то держит бесконечно нежно

паденье наше в бережных руках.

Пленю тебя весною,

в которой сто чудес;

весной не городскою,

весной владеет лес.

И только те, кто бродят,

влюбленные, вдвоем

в лесу ее находят

под каждым лепестком.

По сумеречной долине

я брел, не зная куда...

И вдруг в небесной сини

зажглась одна звезда.

Там, в небесах, томится

дрожащий огонек

и тоже вдаль стремится,

и тоже одинок...

А воздух - словно в комнате больного,

где смерть уже дежурит у дверей.

На крышах мокрых отблески багровы,

как блики угасающих свечей.

Хрипит вода, в канавах набухая,

и трупы листьев обмывает дождь.

И как бекасов спугнутая стая,

несутся тучки мимо серых рощ.

С тобою быть, когда недели

творят такие чудеса

и в душу каплет с веток ели

благословенье, как роса.

Когда жасмин встает из мая

у придорожного креста,

рукою белой прикрывая

скорбящее чело Христа.

Тусклы и серы, сеткою кроткой

висят небеса.

Только пылает вдали полоса,

словно ожгли их до крови плеткой.

Отблески блекнут под листьями липы,

и воздух томят

уже замирающий роз аромат

и затаенные всхлипы.

Ты не горюй, что давно отцвели

астры в саду, что листья с земли

тихо слетают в пруд.

Прекрасное вырастает в пыли,

и силы, что зрели в нем и росли,

ломают старый сосуд.

Оно из растений в нас перейдет, в тебя и меня;

чрезмерность лета его гнетет,

оно покидает налившийся плод

прочь от пьянящих видений, в сумерки нищего дня.

Я стану садом, чтобы у фонтанов

мечты к цветам взлетались в свежий ворох,

одни - в задумчивость бесшумно канув,

Другие же - в беззвучных разговорах.

Вслед их шагам слова шептать им стану,

как шорох листьев, нагонять истому,

а в час дремоты, наклонясь к фонтану,

умолкну, чтобы их подслушать дрему.