-- Музыканты играли прескверно, -- он будто бы читал мои мысли, -- очень жаль, что наш с вами танец пришелся на эту какофонию...

   Мне вдруг стало смешно.

   -- Ладно, не будем злословить, поедая мороженое хозяев, -- попыталась я призвать собеседника к порядку.

   -- Не беда, я уже высказал хозяину свое мнение. Поэтому смею надеяться, следующий бал будет не столь удручающим...

   Положение графа в обществе позволяло ему делать замечания. Многие считали его чрезмерно резким, но ценили прямоту. Он никогда не говорил за спиною то, что не мог бы сказать в лицо.

   -- Разрешите взять у вас обещание? -- вдруг произнес граф.

   -- Да, конечно, -- растерявшись, произнесла я.

   -- На следующем балу, когда мы встретимся, вы подарите мне два вальса.

   Весьма неожиданная просьба, которая обрадовала меня.

   -- Обещаю, -- растеряно улыбнулась я.

   -- Надеюсь, мое общество не кажется вам скучным? -- вдруг искренне забеспокоился граф.

   -- Отнюдь, впервые за весь вечер я не скучаю, -- честно призналась я.

   -- Рад вас развлечь...

   Мы провели время в непринужденной болтовне. Графа заинтересовали мои приключения в Кисловодске. Затем он поведал мне о своей жизни.

   Гости, вошедшие отведать мороженое, не отвлекали нас. Они, как обычно, разделились на компании, имеющие общие интересы для беседы. Ни я, ни граф в эти компании не вписывались.

   Наш разговор прервала Ольга. Я удивилась, что настало время ехать домой. Забавно, как быстро летят минуты за добрым разговором.

   Когда мы возвращались домой, я боялась расспросов сестры о нашем разговоре с графом Н*. Однако Ольга не обмолвилась ни словом. Она обсуждала с Константином его встречу с Великовой.   

Глава 3 Вот мы идем вдоль каменного края

      На аудиенцию Бенкендорфа я прибыл минута в минуту. Когда открывалась дверь его кабинета, я невольно услышал льстивые слова предыдущего визитёра. Едва удалось скрыть гримасу отвращения. Невольно вспомнилась школа. Верно, искусство подлизы начинает проявляться в детстве со школьной скамьи, а потом пригождается на службе.

   -- Какое вульгарное раболепство, полагаю, вы слышали, -- сказал мне Бенкендорф, когда я вошел в кабинет, -- не хмурьтесь, Вербин. Ваши заслуги ценят, и вам не обязательно рассыпать кислые комплименты.

   Я сдержанно поблагодарил Александра Христофоровича за оценку моих заслуг.

 

 

 Набережная Невы у Зимней Канавки Гравюра 19 века

   -- Как вы понимаете, вам передано дело государственной важности. Вы весьма кстати заинтересовались загадочной смертью певички... И похвально, что вы стразу же приступили к делу...

   -- Прошу заметить, меня заинтересовал Ростоцкий, сам я далек от светских сплетен...

   Моя фраза явно нарушала этикет. Большая часть моей службы прошла на Кавказе в походах, и я оказался далек от столичных формальных обращений к начальству. В тех диких краях не уделяют внимания подобной мишуре. Там ценят только дело. Слащавый этикет при встрече с горцем не поможет.

   В Петербурге я нередко слышал шепот за спиной о моих ужасных манерах. Подобное мнение меня не задевало. Вызывало отвращение, что никто из утонченных эстетов так и не осмелился высказать мне в лицо свое замечание. Возможно, тогда бы я задумался о своем поведении в обществе и даже попросил бы совета.

   Бенкендорф, казалось, не заметил моей оплошности.

   -- Да, мне известно, -- безразлично кивнул он, -- как вы заметили, вас ждет не совсем обычное следствие... Вы именно тот, кто нам нужен...

   Слова начальника тайной канцелярии показались мне странными. Здравая оценка моих талантов не позволяла думать, что я единственный сыщик Петербурга, способный распутать это дело.

   Собеседник уловил мое удивление и пояснил.

   -- Вы сталкивались с необычными явлениями, Вербин... А дело это мистическое, таинственное... В нем замешено одно из магических обществ... Увы, столь модный материализм заставляет закрывать глаза на многие детали, кажущиеся невозможными... Мне нужен человек с четкой логикой сыщика, но при этом сведущий в мистических делах...

   Александр Христофорович пристально смотрел на меня.

   -- Надеюсь оправдать ваши ожидания, -- кратко ответил я, так и не сумев вспомнить правила этикета, -- но, позвольте заметить, в материалах дела, которые уже были переданы мне, нет ни слова о мистических обществах...

   Вновь я ощутил себя дикарем, не умеющим вести беседу с начальством должным образом. Но у меня было оправдание -- без названных сведений я не сумею найти верный путь к решению загадки.

   Бенкендорф, явно ожидавший подобного вопроса, хитро улыбнулся.

   Он протянул мне кожаную папку, лежавшую перед ним на столе.

   -- Недостающие сведения здесь, -- кратко ответил он, -- мне остается только пожелать вам удачи...

   Полученные бумаги, как и предполагалось, вызвали больше вопросов.

   Первым вопросом оказалась другая таинственная смерть любителя мистических увлечений некого господина Норова, ставшего создателем одного из тайных обществ Петербурга с противоречивым названием "Тёмное сияние". Он неожиданно скончался в своем поместье близ Москвы. Никаких признаков насильственной смерти не обнаружено.

   Сведения о Норове были весьма туманны. О его предках и жизни ничего не известно. Он будто возникает ниоткуда одновременно с "Тёмным сиянием". Поговаривали, что он подписал контракт с Дьяволом, и умер от того, что пришел день расплаты.

   Вторым пунктом - личность певицы Коко, которая именно в этом обществе и состояла и даже "дослужилась" до высокого сана. Оказалось, она действовала по указаниям самого Бенкендорфа, который не мог обделить своим вниманием подобное общество, хоть оно и казалось далеким от политики и никаких вольнодумных взглядов не пропагандировало.

   Оставалось только похвалить талант Коко, ловко ей удалось сыграть наивную певичку и облапошить высший свет. Однако не думаю, что служба в мистическом обществе была актерской игрою, если ей удалось заполучить высокий сан.

   Мне стало любопытно. Действительно, ли адепты ордена сумели приблизиться к магическим тайнам, или это всего лишь очередное увлечение скучающих аристократов? Подобных общество в Петербурге не счесть, большинство созданы шарлатанами и мошенниками. Я предположил, что озадаченность Бенкендорфа указывает на серьезность вышеназванного общества. С жуликами в тайной канцелярии обычно обходятся проще.

   Я задумался о личности Норова. У него не осталось наследников, женат он не был, а о его связях с женщинами также не было ничего известно. Возникнув из ниоткуда, он снова исчез в никуда.

   Единственным, кто мог бы рассказать о Норове, оставался его преемник Герасимов. Эта фамилия не говорила мне ни о чем. Сведений о родственниках и прошлом этого человека к делу также приложено не было. Еще одна личность из пустоты.

   Рассчитывать на его откровенность было бы глупо. Тайные ордена не будут беседовать с непосвященными.

   Однако у меня была надежда, что их интересует причина смерти былого начальника и основателя, если конечно не они сами избавились от него. Поэтому я немедля собрался написать Герасимову, однако он опередил меня... Среди утренней почты я нашел его письмо, запечатанное в темно-синий конверт с причудливой печатью.

   "Мне стали известны ваши намерения разыскать убийцу нашей сестры и, полагаю, вы вскоре узнаете о нашем обществе и скоропостижной кончине его основателя-магистра. Буду рад помочь вам в следствии и восстановлении справедливости. Жду вас сегодня к шести вечера по адресу, указанному на конверте".