Изменить стиль страницы

Но мечты – это еще не планы, это – нечто неконкретное, размытое воображением. Человек меры, Ланфранк не был человеком действия, конкретного дела, которое часто требует от любой личности огромных физических, душевных и умственных затрат. С умом у приора было все в порядке. Но самолично отдавать жестокие приказы он бы не смог. Страшно, мучительно страшно для людей хрупкой душевной организации отдавать приказы, скажем, четвертовать человека, крикнувшего: «Кожа! Кожа!» Это нужно сделать – обязательно нужно четвертовать или придумать еще что-нибудь пострашнее, бесчеловечнее. Нужно! Но для подобных приказов Ланфранки не годятся. Они нужны для другой работы.

Часто люди действия, Вильгельмы, останавливаются в удивлении перед выбором: «Четвертовать или колесовать, убивать или не убивать, как лучше?!» Они могут долго думать, оказавшись на распутье, как сделать лучше. В подобных случаях Ланфранки не заменимы. Они, умудренные опытом веков и народов, тонко чувствующие настроение толпы (но не запах человеческой крови, который отбивает им память, мутит мозги), способные быстро разглядеть в ней тех, кто в любую секунду одним-единственным движением, криком, возгласом может изменить в любую сторону настроение огромной массы людей; обладающие не только «книжным умом», но и величайшей интуицией, проникающей в причинно-следственную цепочку конкретных событий, эти люди являются по дару своему, по духу своему советниками, даже советчиками. На большее они не способны. Меньшее превращает их в отшельников, обедняет их жизнь, утомляет изощренный разум. Отшельничество – не лучший удел для советчиков, мечтающих реализовывать себя в обществе, и не они в этом повинны, а – очень часто – те, кому их советы предназначены, то есть люди дела.

Вильгельму повезло на Ланфранка. Человек одаренный, деятельный, в труде неистовый, в битвах удачливый, юный дюк Нормандии мог попасть под влияние собственного самомнения, но… встретился на его жизненном пути Ланфранк! Гениальный советчик. Лучший попутчик в трудном походе. Лучший кормчий.

Уже первый разговор между ними поразил обоих, порадовал. Второй разговор состоялся по прибытии Ланфранка из Рима. Он порадовал их еще больше. Две разные стихии. Два непохожих друг на друга человека, таланта. Две непересекающиеся фигуры.

Пересеклись.

Через несколько месяцев Вильгельм Нормандский женился на Матильде Фландрской. Победа. Почти десять лет прошло с тех пор, когда юный герцог почувствовал странное желание увидеть Матильду, поговорить с ней. В тот день он вновь отдал жестокий приказ отрубить каким-то несчастным руки-ноги, вспороть живот и бросить кишки собакам. После этого был пир. И был вечер. И пришла ночь. И Вильгельм почувствовал неизъяснимое желание увидеть Матильду – срочно увидеть Матильду. И поговорить с ней. Здесь, в небольшой комнате родового замка, где в центре стола лежала книга «Записки Цезаря».

Цезарь учил его воевать, говорил с ним только на военные темы. Римский консул не мог говорить с ним на другие темы, никто не мог, даже из самых преданных друзей. Только кузина Матильда – так почему-то ему хотелось. О женщине Матильде он возмечтал чуть позже, когда однажды после очередной победы над дальним родственником, отпировав, он, восемнадцатилетний, попал в объятия какой-то яростной красотки, пленной. Она была стремительна и откровенна в своих ласках, она бесилась с ним, молодым, всю ночь. Утром он приказал ей исчезнуть. Она исчезла – никогда больше он не видел ее. Но после той ночи он стал думать о Матильде как о женщине. Только – думать. Даже Ланфранк не подозревал этого. Даже Ланфранк, человек меры, не понимал юной души сына полоскальщицы и Роберта Дьявола, не предусматривал в своих мыслях, что душе этой дано Всевышним право на любовь.

«Мера во всем!» – эта мысль, высказанная еще в Древней Греции, нравилась приору из монастыря Бек. Он поверил в огромные возможности Вильгельма Нормандского еще и потому, что тот «выбрал» Матильду Фландрскую. Очень точный выбор. Обедневшие родители Матильды не будут сопротивляться. Очень точный выбор. Но только ли выбор? Об этом Ланфранк не думал, не желал думать.

Женитьба Вильгельма на Матильде встревожила многих соперников и врагов. Они с ужасом думали теперь уже о том, как трудно им будет отстаивать свои права в Нормандии и за ее пределами у детей этой парочки. И никто из них не понимал главного: Матильда Фландрская, став женой Вильгельма, явилась тем душевным могучим средством, которое – ко всему прочему – столь необходимо сильным личностям, рискнувшим поставить перед собой великие цели. А цель у дюка Нормандии была воистину великая. Матильда поняла это в первые же дни после свадьбы. Ее энергичный муж, весь день отдававший делам, вечерами уходил в свою комнату, где на столе лежало у него теперь уже несколько книг, доставленных в Руан из монастыря Бек самим Ланфранком.

Вильгельм читал их часто. Перед его взором проходили люди, события, факты, судьба Альбиона. Герцог, еще не догадываясь, зачем ему все это нужно, читал хроники внимательно. Ему почему-то казалось, что Эдуард исполнит свое обещание, данное сгоряча, и он станет королем Англии…

После восстания бриттских племен под руководством Боадицеи прошло всего двадцать лет, и на Альбионе вновь вспыхнула война. Римский полководец Юлий Агрикола, расправляясь с непокорными, упорно продвигался на север, дошел в 78-80 годах до границ с Каледонией[6]. Римский император постоянно оказывал ему помощь деньгами и людьми, которые прибывали на остров из Булони – по маршруту Цезаря: надежную тот проторил дорогу на Альбион! Легионеры закрепились на линии между Клотой и Бодотрией, построили между заливами огромный «вал Агриколы». Жизнь на захваченной римлянами территории стабилизировалась. Но не надолго. Каждый римский император вынужден был посылать на далекий остров новые легионы: местные племена не давали покоя захватчикам, хотя крупных войн и совместных действий они организовать так и не смогли, постепенно привыкая к римлянам и не вступая с ними в тесные контакты.

В 210 году на острове вспыхнуло крупное восстание. Император Север Септимий Люций вместе с сыном Марком Аврелием Антонином Каракаллой возглавил карательную экспедицию, разгромил войско островитян, но вдруг заболел и в 211 году умер. Каракалла заключил с восставшими мир, уехал в Рим и в 212 году стал императором.

Обитатели Альбиона смирились с мощным давлением римлян, стали использовать их во внутренних распрях. Римская империя к этому времени уже перевалила через «Траянов рубеж», пережила расцвет своего могущества. Окраины огромной державы волновались. Еще при императоре Адриане (76-138, правил с 117) были утрачены две крупные провинции (Великая Армения и Месопотамия), завоеванные Траяном (53-117, правил с 98 г.). На Альбионе, на северо-западных окраинах державы, в начале III века наступило затишье, лишь изредка нарушаемое взрывом недовольства того или иного племени.

Чуть позже, в середине III века, из Скандинавии началась миграция германских племен данов, устремившихся на юг, на юго-запад и осевших на время в непосредственной близости от Альбиона, о котором даны слышали много интересного. Остров этот манил к себе пришельцев из сурового края. Но вступать в войну с могучей империей, легионы которой стояли на острове, они не решались. Иной раз лучше подождать. Даны, а затем и саксы, и англы, вынуждены были ждать.

Важное дело для них сделали готы (когда-то земляки по Скандинавии), а затем гунны-степняки. Они растрепали Римскую империю, уже изрядно подточенную «внутренними болезнями» и постоянными войнами на всех окраинах державы, нанесли ей удары сокрушительной силы.

В конце IV века в Риме в очередной раз разгорелась борьба за власть. Британские легионеры, узнав об этом, провозгласили Максима Магна императором. Он захватил Британию и Галлию, но в 388 году под Аквилеей проиграл сражение своим соперникам Феодосию и Валентиниану, попал в плен и был казнен. Воины Магнуса не возвратились на Альбион, основали в Арморике, области на северо-западе Галлии, королевство бриттов Бретань. Этот шаг легионеров значительно ослабил позиции римлян на острове, сюда все чаще стали врываться скотты и пикты из северных областей острова, а так же – ирландцы с востока, а чуть позже и саксы, и англы – с запада.

вернуться

6

Шотландия.