Песня «Help» группы Битлз эхом разносится из динамиков, и смотрю, как Берни барабанит своими пальцами, и гадаю, как, черт возьми, он так сильно барабанит и все еще ничего себе не сломал. Его голос слышится сквозь песню, и он заканчивает на высокой ноте, как раз когда паркуется на Ранчо Кадиллаков.

Пространство похоже на пастбище с металлическим ограждением, только известно что вы не найдете здесь скот, только десять разноцветных машин, торчащих прямо в воздухе. Не дожидаясь никого, я выхожу из трейлера и вытягиваюсь всем своим длинным телом. Небо кристально голубое, нет ни облачка. Солнце палит прямо на нас, но в сентябрьском воздухе, это не так жарко, как вы могли бы предположить. Мы одни на ранчо, что дает нам превосходный шанс побыть идиотами, и никто этого не увидит.

- Какой прекрасный день, - говорит Марли, выходя следом за мной.

- Ага, - я улыбаюсь ее великолепному личику. - Ты закончила со своими ногтями?

- Угу, все готово, - она протягивает свои пальчики ко мне, чтобы я посмотрел. На безымянном пальце каждой руки маленькая наклейка хот-дога поверх лака. Остальные ногти красные. Я никогда не понимал, для чего красят ноготь на безымянном пальце в другой цвет, но не буду врать, это очень сексуально по некоторым причинам. Марли была права, это незабываемые руки.

- Эй, - зовет Берни, привлекая наше внимание. - Я подожду в трейлере, пока Пол не почувствует себя немного лучше, идите, повеселитесь.

Берни бросает нам банки с краской. Мне – голубую, Марли – розовую.

- Ты ведь придешь, да? – спрашивает Марли.

- Да, я приду чуть позже. Иди с Портером и нарисуйте что-нибудь.

- Ладно.

Вместе, мы направляемся через ворота прямо к машинам, чьи багажники висят в воздухе. Они оформлены целой палитрой цветов, начиная с ярко-розового до кислотно-оранжевого и ярко-голубого. Люди провозгласили свою любовь к друг другу или просто оставили свой след на ностальгической американской классике.

- Они красивые, правда?

- Я тоже так подумал, - отвечаю я, - Эту остановку я ждал больше всего.

- Я тоже, - она шлепает по моей руке и ведет меня к первой машине.

Я осматриваю всю структуру, и гадаю, как она выглядела в свой расцвет. Очень трудно представить со всеми этими замысловатыми «татуировками».

Марли пробегает своей рукой по разрисованной стороне и читает некоторые записи.

- Маме бы это понравилось. Она вся была в искусстве со своими акварельными красками. Она, наверное, сошла бы с ума, делая снимки прямо сейчас.

- Ну, тогда, давай почтим ее память, - я выхватываю Полароид у Марли и обнимаю ее своей рукой, притягивая ближе. Я поворачиваю камеру, так чтобы мы могли сделать селфи и мне остается только надеяться, что наши лица попадут на снимок, - Скажи сыр, Шарик.

Марли смотрит на меня и смеется от того, что я использовал фразу Берни. Я делаю снимок в нужное время, чтобы запечатлеть момент на пленке. Фотография выскакивает, и я хватаю ее прежде, чем успевает Марли. Я оставлю ее себе.

- Я скучаю по твоей маме, - честно говорю я, думая о любимой маме МакМэннов. – Как ты думаешь, что бы она сейчас делала?

Марли высвобождается из моей хватки и идет к следующей машине, в то время как говорит мне.

- Прямо сейчас? Наверное, хлопотать над Полом и его «больным животиком», - Марли делает руками кавычки в воздухе, - Когда она закончит с этим, то сделает миллион снимков всего и напишет что-нибудь на машинах, например о том, как много ее семья значит для нее. Я вижу, как она занимает весь капот, блокируя каждого, кто писал ранее, поэтому ее надпись будет выделяться из всех остальных.

Я смеюсь в подтверждение. Я мог бы представить, как мама МакМэннов делает это.

- Не сомневаюсь, что она сможет претендовать на свою собственную машину, - я замираю на секунду, потом говорю, - Она бы гордилась тобой, Марли.

Она бросает в мою сторону взгляд с милым и полным любви выражением на лице.

- Я надеюсь на это.

- Так бы и было. Ты реализовала себя в чем-то. Ты сменила свои бедные, грязные поросячьи ботинки на пару каблуков и тушь, ты превратилась в ценный актив для индустрии красоты.

- Кажется, ты мне льстишь.

Могу сказать, что мои комплементы ее смущают, от чего она краснеет и отшучивается, отказываясь принимать их.

- Я серьезно, Марли, - я хватаю ее за подбородок своими большим и указательным пальцами так, чтобы она посмотрела мне в глаза. - Ты должна гордиться собой. Только сильная женщина может осуществить то, что ты сделала. Твоя решительность… сексуальна.

Какого хрена я сейчас сказал? Слова, которые вылетают из моего рта, я бы предпочел держать при себе, глубоко в темном уголке, к которому буду иметь доступ только я. Но нахождение так близко к Марли, пробуждает все чувства, которые я так долго скрывал. Именно поэтому, я держался подальше от нее все это время, чтобы избавить себя от какой-нибудь сказанной глупости… что я сейчас и сделал.

Ее ясные голубые глаза исследуют меня, завораживая меня, как полного придурка, к чему я не готов. Я никогда не был сентиментальным парнем, но сейчас, мое сердцебиение учащается, мои губы страстно желают поцеловать ее, и мои пальцы чешутся от желания обнять за талию и исследовать ее под рубашкой. Я хочу ее больше, чем когда-либо хотел чего-то в своей жизни.

- Почему ты так смотришь на меня? – спрашивает она, смущаясь.

Я откашливаюсь, пытаясь оторвать свои глаза от ее блестящих губ.

- Как я на тебя смотрю?

- Как будто хочешь сожрать меня, - ее голос хрипнет от каждого слова, что она произносит, сильная волна наслаждения ударяет по моему члену. У меня охрененные неприятности.

Я останавливаюсь на мгновение, и потом честно отвечаю.

- Потому что, может быть, я хочу. Но знаю, что не могу. Все слишком сложно между нами, – я трясу баллончиком с краской, набираясь достаточно смелости, чтобы оторваться от нее. - Давай сделаем нашу надпись.

У нее потрясенное выражение на лице от моего отступления, но я хватаю ее руку, переплетая наши пальцы друг с другом, и веду ее к самой первой линии автомобилей. Я беру свою голубую краску, сильно трясу, и затем распыляю над всеми надписями, закрашивая их голубым, также как я думаю, сделала бы мама МакМэннов. Я держу ее руку все время, пока не чувствую, что полотно достаточно очищенно для работы.

- Давай, Шарик.

Она морщит свой маленький носик-пуговкой и спрашивает.

- Что мне написать?

Я сжимаю губы, обдумывая ее вопрос. Небо чистое, а солнце светит прямо на нас, и я не могу не думать о новой главе, которую я начинаю, и о дружбе, которую я пытаюсь восстановить с Марли.

- Мне нравиться думать, что люди приезжают сюда не только для того, чтобы раскрасить кучу старых машин, но и сделать заявление для всех путешествующих по штатам о своей жизни в данный момент времени. Это возможность выразить себя, способом, который позволит выделиться на фоне всех рисунков на этих старых автомобилях. Какая у тебя история, Марли?

Основа, которую я нарисовал начала высыхать, пока Марли взяла время обдумать, что она хочет написать. Мне нравиться, что она задумалась, потому что это не просто забавный арт-проект, для нее это что-то значит.

Пока она думает над тем, что написать, я разглядываю, что другие написали. Здесь много сердец с инициалами, подтверждающих любовь к другой душе. Есть и не очень оригинальные люди, которые написали, что были здесь когда-то. Здесь есть несколько цитат и много дат с именами людей, которые сюда приезжали. Часть меня хочет тайно написать наши с Марли инициалы, зная, что она навсегда в моем сердце, но я не делаю этого, не смотря на то, что порыв очень силен.

- Думаю, я знаю, что хочу, - Марли врывается в мои размышления.

- Тогда давай сделаем это, Шарик. Давай посмотрим, как хороша ты в граффити.

Улыбаясь, она встряхивает свой баллончик и начинает распылять краску. Боковым зрением, я вижу, как Пол и Берни выходят из трейлера, в их руках также баллончики с краской. Мое время наедине с Марли подошло к концу, но я не могу не почувствовать, что мне грустно от этого. Мне нравиться быть искренним с ней, прикасаться к ней в интимные моменты, чего бы я никогда не сделал при ее отце или Поле.