Не прошло и несколько дней — из Москвы в сельсовет две телеграммы, Кочеткову и пионерам: «Встречайте учителя и вожатого». Телеграммы разные, а слова одни.

Иван Кочетков тут же одолжил в совхозе выездную лошадь, сел в легкую тележку и погнал на станцию.

А Маша одну комнатку в школе прибрала для учителя, а для вожатого у вдовы Алены чистую горницу сняла.

ВОЖАТЫЙ В ЮБКЕ

Ребята до позднего вечера все за околицу бегали, глазели, не едут ли? Но так и не дождались, приехал Иван только ночью, когда все спали. А наутро велел Степану:

— Собирай живо твою гвардию, смотр устрою. Не напугали бы вы своим деревенским драным видом городского вожатого!

— А каков он из себя?

— Где он спит? В школе или у тети Алены?

— Начальство спит, солдат не дремлет, — отвечает, смеясь, Кочетков, а сам, прищурив глаз, оглядывает ребят, выстроившихся за омшаником.

— Лутоня, не горбись! Урван, пузо не убрал! Данилка, смотри веселей… Эх, товарищи, товарищи, всем вы молодцы ребята, а штаны, как у шпаны!

Посмотрели на свои штаны ребята, ничего особенного, обыкновенные деревенские портки.

А Иван свое:

— Это же не воинский строй, а выставка огородных чучел! У одного портки до пят, у другого мосолыжки торчат. У иного дырка на коленках, у другого продых на заду!

А у тебя, Иван-бесштан, почему одна штанина длинней, другая короче?

— У мамки холста не хватило, эка важность, — ответил басовито Иван.

Ребята засмеялись, а Кочеткову не до смеха.

— И как я вас в таком виде вожатому покажу! Разве такие пионеры на картинке? Ну ладно, — махнул рукой и пошел. — Ждите здесь, сейчас приведу.

Остались ребята одни. Смотрят друг на друга, осматривают, какие у кого штаны. Прежде как-то внимания не обращали, а теперь действительно видят, что, неказистые.

Степка-чурбан стоит бледный, лоб трет, соображает.

А потом как крикнет:

— Постой, ребята, не трусь!

Бросился к ближайшему двору, выдернул топор из чурбана, несется обратно, размахивает и кричит:

— Становись в очередь, сейчас всех под картинку обтяпаю!

Ребята отшатнулись.

А он выкатил из омшаника старую пчелиную колоду, засучил рукава, встал, как палач Стеньки Разина у плахи, и командует:

— А ну, снимай портки, по одному подходи, не задерживай!

Какое тут не задерживай, топчутся ребята, а подойти не решаются.

— Ишь вы, чего оробели, как молодые кони перед ковкой? Хорошо, начнем обтяпывать с меня!

С этими словами Степан стащил с себя штаны, длиннющие, с бахромкой, положил на плаху, примерился — трах топором. И отлетели в одну сторону два конца с бахромками, а конец с гашником в руке остался. Надел Степка укороченные штаны, заправил рубашку под ремешок и красуется:

— Ну, чем не пионер? Рукава засучены, штаны до колен. Ловко?

— Даешь! — закричали ребята и ну стаскивать с себя портки-порчонки и бросать на колоду.

— Рубай!

И Степан рубал, только концы летели… А мальчишки взвизгивали от восторга, подобрав укороченные штаны, становились в строй.

В конце этого занятия и появился Кочетков в сопровождении вожатого.

— Это что такое?!. — воскликнул он.

Напоследок Степка тяпнул неловко, оттого что под руку сказали, и топор увяз в портках Ивана-бесштана.

Дергает Ванюшка свои штаны, никак вытащить не может. Хочет оборвать, не рвутся. Домотканые, крепкие портки, на разрыв — никак, хоть удавись.

Степка поднял голову, увидел рядом с Кочетковым незнакомца в кепке, в кожаной куртке, обрадовался городскому обличью вожатого и как гаркнет:

— Все в строй! Смирно!

Ванюшка, бросив штаны, встал на свое место в одной рубахе и замер. И никто не заметил, что Иван-то и впрямь «бесштан». Все воззрились на вожатого.

А парень что надо, настоящий городской, лицо бледное, глаза черные, пронзительные. На одной щеке — шрам. Видать, бывал на войне. Из-под кепки лихой чуб… На плечах кожаная куртка. И как крикнет звонким голосом:

— Здравствуйте, пионеры!

И отдал пионерский салют.

Ребята тоже. Все враз руки вверх. Только один выше, другой ниже, а Иван в рубахе до колен — две сразу.

Засмеялся вожатый, взглянул на него и говорит:

— Ого, да среди вас не все в штанах, а мне говорили, будто вы решили девочек не принимать? Очень приятно видеть в пионерском строю девчонку!

Красный стал Иван-бесштан, оправил свою длинную рубаху и как рявкнет басом:

— Я еще парень. Сам ты девчонка!

А вожатый как рассмеется:

— Ты не ошибся…

При этих удивительных словах взглянули ребята попристальней на фигуру вожатого и увидели, что у вожатого из-под кожаной куртки виднеется суконная юбка. Да, самая настоящая юбка.

Рассмеявшись, вожатый вдруг сорвал с себя кепку, и по плечам его рассыпались волосы, волнистые и черные, как смоль.

— Ну, здравствуйте еще раз, меня зовут Аня!

Так появился в Метелкине вожатый в юбке.

УЧИТЕЛЬНИЦА В ШТАНАХ

— На сход! На сход! — застучал по окошкам Тук-тук, созывая народ. Новая учительница приехала! Будет говорить о школе!

— Ну вот, — почесывая затылки, собирались нехотя мужики, — еще одну барышню посмотрим.

— Поглядим, какову невесту прислали, — посмеивались кулаки. — Говорят, аж из самой Москвы!

Собрались метелкинцы у пожарного сарая, где лежали бревна, заготовленные на новую школу. Расселись на них, ждут. Вдруг выходит из школы незнакомец. В кепке, в кожаной куртке, в сапожках и синих галифе. Все деревенские женихи мечтали иметь такой комиссарский наряд.

Подходит незнакомец к собранию, снимает с себя кепку, кланяется и говорит звонким голосом:

— Здравствуйте, граждане! Вы просили прислать вам учителя обязательно в штанах. Надежда Константиновна вашу просьбу исполнила.

Смотрят метелкинцы на вороные кудри, смотрят в веселые глаза и диву даются: вот так учительница — комиссар!

Таких еще здесь не видали. Девка — в штанах!

Матвей, старший сын Силана Алдохина, так воззрился, что рот разинул.

— А слабо тебе за такую посвататься, — толкнул его в бок насмешливый дед Кирьян.

— Так вот, — продолжала учительница, — явилась я к вам в штанах, чтобы о деле поговорить по-мужски! Почему у вас школа без стекол? Где дрова на зиму? Кто позаботился о тетрадках, о книжках? Или думаете ребят без грамоты оставить? Слепыми?

— Так их, так, — улыбается Иван Кочетков.

— Я предлагаю сейчас же вынести всем сходом решение — отремонтировать школу и подготовить к учебному году своими средствами. Кто за это, поднимите руки.

Мужики подняли руки как зачарованные. Даже Кирьян, любитель по любому вопросу поспорить, и тот молча потянул ладонь к небу.

— Ну, а теперь для проведения в жизнь нашего решения предлагаю избрать школьный совет, в который включить меня, как учительницу, двух представителей от школьников и четверых граждан.

Избрали.

Затем по предложению Тимофея постановили: кормить учительницу всем селом по очереди — нынче в одном доме, завтра в другом.

— Так же, как пастухов? Что ж, это мне нравится, — засмеялась учительница, — у каждого ученика побываю.

— Стоп, граждане, уточним, как учительницу кормить будем, по ученикам или по достаткам? — вскинулся неугомонный спорщик дед Кирьян.

— По ученикам! У кого двое в школу ходят — у того пущай два дня ест, у кого трое — у того нехай три дня кормится.

— Неправильно, зачем многодетную бедноту объедать, пущай богатеньких объест! — заверещал Кирьян.

— А нас не объест! — осклабился всегда молчавший Матвей Алдохин. — Ходи к нам обедать три дня!

Отец на него хотел цыкнуть, да не успел.

— Ну вот, граждане, приветствую сознательность Алдохиных! — крикнул Тимофей. — У них стол богатый, а нам учительницу подкормить надо. Анна Ивановна, как видите, худа, бледна… Недавно из дальневосточного подполья…