— Смех смехом, — строго сказал он, — но меня обвинили. — Он кивнул на клумбу, потом на Ксюшку. — Она говорит, это я сделал, я говорю, что не я, хотя я действительно на рыбалке был. Кто из нас прав, неизвестно: свидетелей нет. Но я хочу у вас, ребята, спросить: вы давно знаете эту гражданку?

Олег посмотрел на каждого из мальчишек. Пауза затянулась.

— А как её у нас во дворе зовут? — старался победить молчание Олег.

Опять никто не ответил.

— Я не думал, что у вас девчачья память, — насмешливо кольнул он ребят.

Тогда кто-то неуверенно произнёс:

— Ксюшка-врушка рыжая лягушка.

— Почему же её врушкой зовут?

— Потому что врёт на каждом шагу, — ответил тот же неуверенный голос.

Ксюшка хотела что-то сказать, но не сказала и лишь облизала сухие губы.

— Задам ещё один вопрос. Я сам хоть раз когда-нибудь соврал вам?

И уже несколько голосов ответили «нет».

— Мне больше нечего сказать. Решайте, кто прав, кто виноват.

Ребята дружно зашумели. Ксюшка попятилась.

— Кто же всё-таки разорил? — спросил Петька.

Олег прищурился и вздохнул.

— Я знаю кто, но не скажу.

Ребята притихли.

— Знаешь и не говоришь? — удивился Мишка.

— Я не хотел говорить при Зое Иванне, чтобы вы меня ябедой не считали.

— Почему же потом не сказал?

— Потом я надеялся, что у того человека есть совесть, и он сам сознаётся. Но я ошибся насчёт совести.

— Так теперь скажи.

— Теперь тем более не скажу. Не могу. Нехорошо получится, будто я в отместку… В общем, ладно, завтра разберёмся.

Олег решительно направился в свой подъезд.

— Ксюшка разорила, да? — вдруг сообразил Петька.

Олег не ответил ему, но остановился.

А ребята уже поняли: клумбу разорила Ксюшка, и толпой стали двигаться на неё.

— Я? — сухими губами произнесла девчонка. — Да вы что?

— Не ври, кто тебе верит?

— Когда я врала? Кому? — чуть не плача воскликнула Ксюшка.

— Ты вчера сказала, что познакомилась с Бабой-Ягой.

— Так правда познакомилась!

— В тридевятом царстве?

— Не в царстве, а в магазине! В спортивном!

Ребята засмеялись.

— Что покупала себе Баба-Яга? — съязвил кто-то.

— Кеды, — простодушно ответила Ксюшка, — сорок первый размер.

— Как же она тебе представилась? Как её по имени-отчеству?

— Феликс Матвеич.

— Хи-хи-хи…

— Ха-ха-ха…

— Хо-хо-хо…

С каждым вопросом и ответом хохот становился всё сильней.

Олег не участвовал в разговоре. Он только слушал, засунув руки в карманы и покачиваясь с носков на пятки, с пяток на носки.

Ксюшкины глаза блеснули злым зелёным огоньком.

— Не верите, да? Не верите?

— Верим! — крикнул Петька и щёлкнул Ксюшку по носу.

Ксюшкино треугольное личико сжалось, блеснули слёзы.

— Хотите, — у неё перехватило дыхание, — хотите честное пионерское дам?

Ребята перестали смеяться, затихли. Тут Олег бросил покачиваться, шагнул к девчонке, взял её за плечо и сказал негромко:

— Врать, — ври, не запрещаем, но честного пионерского не марай. Поняла? Оно — честное и пионерское!

Олег будто красным карандашом выделил каждый слог последней фразы и отошёл в сторону.

Ксюшка потрясённо молчала. А ребята засвистели, загоготали и снова двинулись к ней. Петька с Мишкой — впереди всех. Только Олег в сторонке стоит. Подошли. Картавый мальчонка за платье её потянул.

А Ксюшка будто окаменела. Глаза у неё открыты, но непонятно, куда смотрят. Словно — никуда. И лицо теперь белое-белое, как воротничок на платье.

Ребята стоят и тронуть её не решаются. Повернулась Ксюшка, и пошла. Медленно-медленно, как будто спокойными шагами. И ребята перед ней расступились.

«Может, не она разорила?» — мелькнуло у сегодняшнего Петьки, и он напряжённо продолжал смотреть дальше.

Мальчишки растекаются, кто куда. Олег домой через окно полез, потому что живёт на первом этаже. Мишка в двери пошёл, хоть его квартира через стенку от Олеговой, но ему трудно лазить: вес всё-таки.

— Открой глаза! — вдруг повелительно сказал Присмотрись.

Петька открыл. Вчерашнего дня не стало.

— Зачем? А дальше? Я же не досмотрел.

— Не торопись, сейчас досмотришь. Мы хотим тебя спросить, ты сильный человек?

— Не очень, — признался Петька, — Гришка Садоводов пятнадцать раз на турнике подтягивается, а я только девять. Пока.

— Мы не об этом. У тебя есть воля?

Петька замялся.

— Когда по телевизору футбол, я всё равно уроки учу. Правда, задачки тогда не получаются.

И он вздохнул.

— Так вот, Петя, то, что сейчас увидишь, ты должен воспринять мужественно. Скоро начнётся самое главное. Собери всю свою волю и закрой глаза.

Петька беспокойно поёрзал на месте и зажмурился.

Перед ним опять его двор. Во дворе только он сам стоит и ест кусок хлеба со своим любимым клубничным вареньем. Вдруг Петькино лицо делается таким испуганным, будто он утопил в Волге папин лодочный мотор. Петька роняет хлеб и удирает в подъезд.

А из кустов появляется Барбосыч, подходит к этому куску, обнюхивает его, потом внимательно смотрит на Петьку, спрашивая: «Можно мне его съесть?», осторожно поднимает кусок и проглатывает. Живот у Барбосыча впалый, и если бы не лохматая шерсть, наверно, на боках были бы видны рёбра. И Петька подумал: «Что ему сейчас этот кусок? Ему бы целую буханку да банку варенья».

Вдруг пёс повернул голову, ощетинился и зло оскалил зубы. Петька увидел Олега. Тот медленно подходил к собаке, протягивая ей кусок колбасы. У пса зашевелились ноздри, колбасный запах дразнил его, но Барбосыч стоял неподвижно, будто его чёрные лапы вросли в землю.

Вот рука с колбасой уже почти касается собачьей морды, но голодный пёс гордо отворачивается и идёт прочь, только на секунду замирает у разорённой клумбы, внимательно нюхая землю, остро смотрит на Олега и быстро покидает двор.

— Ну и катись! — кричит ему вслед Олег и скрывается в доме.

Петька выходит из подъезда и идёт за ним.

Вдруг сейчас Петькиной спине стало жарко, и он чуть было не открыл глаза. «Может быть, Олег был хозяином Барбосыча? — пронеслось в голове. — Может, это и есть то самое главное, о чём предупреждали его зелёные человечки?»

Но они почему-то ещё продолжают показывать двор. Вот клумба стала медленно подъезжать к нему, и Петька видит на земле след разорителя.

«Неужели у Ксюшки такие большие ноги?»

Петька растерянно улыбается и открывает глаза.

Присмотрись и Разглядика стоят на камнях, смотрят на него и сочувственно молчат. Петька перестаёт улыбаться.

«Может быть, мне показалось? Как хорошо ошибаться!» — мелькает в голове.

Вот перед ним опять клумба, но теперь не вся, а только то место, где отпечатан след. В желудке становится тоскливо и холодно, будто он только что проглотил большой кусок льда. Сомнения больше нет.

Это след Олега. Только у него на подошве такая заплатка.

Да, это был след Олега. Того самого Олега, который умеет так дрессировать собак, что они потом служат на границе. Того самого Олега, который вёл через Волгу катер. Того самого Олега, стихи которого были напечатаны в газете. Петькиного и Мишкиного закадычного друга.

Выходит — Олег врал? Значит — всё неправда? И собака? И катер? И стихи? И дружба?

Петька не помнит, то ли он молчал в это время, то ли кричал во весь голос. Всё было как в страшном бредовом сне, когда у человека высокая температура.

Петька лежал на земле, и ему казалось, что на него с грохотом падает какое-то красивое, сверкающее здание. Ему жалко это здание, потому что он сам его строил, и страшно, потому что обломки сейчас накроют его с головой.

Это был такой кошмар, какого он не испытывал ещё никогда в жизни.

Он даже не слышал слов, которые говорили ему зелёные человечки:

— Ничего, Петя, крепись! Тебе сейчас больно. Но это нужная боль. Это — ты выздоравливаешь. Разочарование в человеке всегда страшно. А ты всё это сумеешь пережить, потому что ты сильный.