— Тюур? Как будто что-то знакомое…

— Он работал на дегтярной фабрике.

— Ах да, верно! Вот иногда, понимаете, выскочит имя из головы. Когда фабрика перестала работать, Питкасте нанял его лесником.

— По вашей рекомендации?

— Разве по моей? Что-то не помню. Помню только, что когда Питкасте пожаловался на нехватку лесников, мне вспомнился Тюур. Человек старательный, энергичный. Говорил, что лесное дело знает хорошо, что будто бы даже изучал его где-то — в лесной школе, кажется.

— Откуда он приехал в Куллиару?

Осмус пожал плечами.

— Не знаю, не имею понятия, ведь я тут новичок. Полагал, что Питкасте, как местный житель, знает о нем больше.

Так как Реммельгас ничего не ответил, Осмус спросил:

— А в чем дело, позвольте спросить? Уж не случилось ли чего… с этим Тюуром?

Реммельгас рассказал о жалобе объездчика на то, что Тюур нерадиво относится к своим обязанностям. Объездчик при проверке обнаружил, что посадка на вырубке проведена лишь наполовину, хотя в отчете сообщалось, что работа закончена. Вызывают сомнения и некоторые ведомости по зарплате.

Когда он захотел подняться, Осмус дружески усадил его обратно в кресло.

— Посидите еще полчасика. И у меня есть к вам деловой разговор. Я бы и так пришел завтра или послезавтра в лесничество, но если вы не против, то лучше поговорим сейчас…

Осмус уселся поудобнее и после этого рассказал, как много он за последнее время думал о начинаниях и новшествах Реммельгаса.

— Ведь вы знаете, что сперва я противился, — улыбнулся Осмус. — Что скрывать — боялся трудностей. Между нами говоря, я не столько боялся местных, так сказать, домашних препятствий, сколько тех, которые могли встретиться наверху. Ведь они там не знают местных условий, они ко всему относятся по-бумажному. Дадут ли все нужное для железной дороги? Для нее понадобится довольно-таки много рельсов, вагонеток, болтов, да и мало ли чего еще. У меня есть опыт по части добывания материалов — сложное это дело. И я знаю, как упорно приходится бороться за каждое новшество. Когда мне сообщили, что в наш леспромхоз прибудут двое ответственных работников из министерства, я, не теряя времени, помчался в уездный центр. Я описал положение и заявил резко и решительно, что необходимо построить узкоколейку. Я пошел еще дальше! Я красочно, с жаром рассказал, какую пользу и экономию дала бы полная механизация работ на Куллиаруском лесопункте. Поначалу товарищи лишь отпускали снисходительные замечания да насмешки, но я пускал в ход все более тяжелые орудия, пока противники не заколебались. В конце концов их удалось даже зажечь нашими планами. Ну, тут уж я не пожалел пороху. Они обещали доложить министерству, посулили со своей стороны посодействовать и нажать. Недавно из столицы сообщили по телефону, что мое сообщение вызвало в министерстве настоящую бурю. Механизация Куллиаруского лесопункта — дело уже решенное, нужные машины и материалы выделены, зимой пришлют в помощь инженера или хотя бы техника.

Реммельгас не поверил в то, что все было именно так, как изложил Осмус, но все же услышанное его обрадовало. Суть не в том, насколько он привирает, а в том, что последний противник его плана складывает оружие. Очевидно, он лишился наверху какой-то поддержки, и не исключено, что его даже распекли в леспромхозе.

— Приятно слышать, — сказал Реммельгас.

— А мне? Да я просто запрыгал от радости, как мальчишка. Но теперь к делу. Обращаюсь к вам за помощью. Лесопункт ужасно отстал: на реке все подготовительные работы уже закончены, а трасса узкоколейки еще не проложена. У вас по этой части есть опыт — что, если б вы пришли и помогли? Если вы сами заняты, пришлите Питкасте. Или Нугиса, он тоже под рукой…

Реммельгас задумался: дел у него было по горло, но все-таки не стоило отказывать Осмусу.

— Когда вы думаете начинать? — спросил он в раздумье.

— Благодарю вас, товарищ Реммельгас! — Заведующий сделал вид, что принимает его слова за согласие. — Товарищ Киркма тоже, наверно, обрадуется такой ценной помощи. Она будет от нас бригадиром на постройке узкоколейки. Я всем твердил о вашем великодушии и не ошибся.

Вопрос о сроке так и остался открытым, Осмус пообещал сообщить его позже.

Реммельгас уже надел плащ, когда Осмус вспомнил еще об одной вещи.

— Ах да!.. Вы говорили о Тюуре… Что вы думаете делать с этим жуликом?

— Жуликом?

— Вы ведь сказали, что культуры не посеяны, а ведомости подозрительны.

— Все это еще требует проверки. Когда освобожусь, схожу в Кулли, сам все расследую.

— Конечно! Таких лодырей ни на один день нельзя оставлять без присмотра.

На прощанье они обменялись крепким рукопожатием. Осмус подошел к окну и сквозь гардину посмотрел вслед лесничему, осторожно пробиравшемуся на велосипеде по грязи. Он стоял не двигаясь еще и тогда, когда Реммельгас уже скрылся за поворотом и на улице ничего нельзя было увидеть, кроме серого дождя, который лил вовсю, наполняя колеи мутными бурлящими потоками. Беспокойство, одолевавшее Осмуса с утра, наконец-то рассеялось, но все же еще было о чем подумать. К вечеру, когда облачная завеса прорвалась и дождь немного унялся, он натянул плащ и достал из шкафа трехстволку.

— Куда ты, на ночь глядя? — спросила успевшая вернуться жена.

— Да так… Прогуляться… До завтра не жди, — может, засядем с ночи на тетеревов…

— Опять с Тюуром?

— С чего ты решила?.. Ну, а если и с ним? Хотя нет, я не пойду в Кулли… Слишком далеко.

В воскресенье Реммельгас проснулся рано. Кончив бриться, он пошел на кухню, налил в эмалированный таз свежей колодезной воды и, блаженно отфыркиваясь, вымылся до пояса, а затем растерся докрасна полотенцем.

После этого он выглянул в открытое окно. На востоке, чуть пониже солнечного шара, синели тучи, сулившие мало хорошего.

Реммельгас наморщил нос. Ему не нравились эти тучи. Но что он мог тут поделать? Другая статья — пустошь вокруг дома, которая не нравилась ему еще больше: ее можно было озеленить. Реммельгас уже давно начал заниматься этим: в лесу он постепенно приглядывал молоденькие ясени, клены, рябины, липы, тополя, пирамидальные можжевельники и стройные осинки. Часть из них уже в этом году была пересажена на новое место. Это лишь скромное начало. Он задумал устроить у своего дома, с восточной стороны, нечто вроде заповедника, где будут представлены все туликсаареские породы.

Квартира лесничего состояла, если не считать кухни, всего-навсего из одной комнаты. Но зато она была просторной, и два широких окна давали ей много света. Стены были обиты полосатым картоном, потолок обшит мореными досками. Рядом с книжной полкой стоял шкаф, за стеклами которого виднелись аккуратные ряды жуков и бабочек, приколотых булавками. На стуле у печки лежала стопка древесных срезов, под стулом сохла куча губок — новое пополнение стремительно растущей коллекции, аккуратно разложенной в кабинете: там были представлены виды местных деревьев и наглядные данные об их росте, о вредителях.

Утренний ветер лениво шевелил белые занавески. Из деревни донесся скрип колодезного вала и послышался звон цепи, а еще дальше, за невысоким ивняком и черемухой, принялся весело пыхтеть трактор, — видно, Тамм взялся за целину.

Реммельгас захлопнул окно, чтоб никакие звуки не отвлекали его внимания. Часа два он занимался чтением. Читать по утрам книги по лесоводству и делать заметки вошло у него в такую же привычку, в такую же насущную потребность, как пить кофе. Но он помнил ту пору, когда большая часть утреннего времени уходила у него на то, чтоб сосредоточиться и не отвлекаться от чтения. Он невольно вспомнил об этом и сегодня, потому что уже не раз ловил свою мысль на чем-то очень далеком от того, что читал. Несколько раз он вставал и озабоченно присматривался к поднимающейся все выше тучевой завесе, от которой отрывались временами одинокие облака. «Хоть бы на день задержался», — с досадой подумал Реммельгас о дожде и принялся приводить в порядок коллекцию жуков. Но и это занятие, всегда такое захватывающее, так помогающее собраться с мыслями, показалось сегодня однообразным и скучным. Тут он вдруг обнаружил, что скоро у него кончатся папиросы. Значит, придется выйти. Кстати, можно будет купить табаку и на долю старого Нугиса. Подумав об этом, он тотчас выкатил велосипед и поехал на станцию, где был ларек.