Изменить стиль страницы

Реммельгас был не очень уверен в этом — знание растений являлось его слабым местом, — но все-таки кивнул. Анне перескочила на другую тему и рассказала, что они с отцом еще до восхода засели в шалаше на тетеревином току, потому что неподалеку оттуда дня два тому назад раздались выстрелы. Иные браконьеры не поленятся пройти и больше десяти километров, лишь бы подстрелить эту королевскую дичь. Нугис пошел дальше обходом, а Анне поспешила домой, чтобы гость не беспокоился. Они не думали, что лесничий проснется так рано.

Вскоре вернулся домой и Нугис. Никаких охотничьих следов не обнаружилось. Лесник молча посасывал трубку, как видно, совсем не удивляясь тому, что Анне так дружески, так шутливо беседует с лесничим, будто они вчера вовсе и не повздорили.

После завтрака старик спросил:

— С чего же начнем?

— С Кяанис-озера.

Густые пучки бровей Нугиса полезли вверх, но он, ни слова не говоря, пошел в угол за резиновыми сапогами. После непродолжительной паузы Анне сказала:

— Вы не проберетесь до Кяанис-озера.

— Затопило?

— Там теперь настоящее море.

— Но вода-то меня и интересует. Партийная организация поручила мне исследовать район Туликсаареского сельсовета и его мелиоративные возможности. Отправляясь туда, я хочу убить двух зайцев: подготовить материал для доклада об осушительных работах и своими глазами взглянуть, возможно ли зимой заготовлять лес в Сурру.

Нугис при первых же словах Реммельгаса перестал натягивать сапоги. Он с любопытством посмотрел на Реммельгаса и, когда тот кончил, спросил:

— Так вы, значит, партийный?

— Да.

Нугис поглядел на сапог, а потом опять на лесничего.

— И вы говорите, что партия решила приняться за осушение туликсаареского леса?

— Да, решила. За осушение леса и полей.

Нугис резким движением натянул сапог. Поднялся, кивнул головой на дверь.

— Пойдем верхом, обойдем вокруг Каарнамяэ. Я знаю там дорогу повыше, доберемся посуху до самого Кяанис-озера.

Это было первым предложением и одновременно первым советом, данным лесником Нугисом лесничему Реммельгасу. Но, несмотря на сдержанность и лаконичность этого совета, Реммельгаса охватила такая радость, что он даже подмигнул Анне. Сделав это, он сам испугался: какое же последует наказание? Но Анне, по-видимому поняв, что вызвало эту мальчишескую выходку, не рассердилась на Реммельгаса и даже кивнула ему.

Реммельгас не мог долго задерживаться, уже через день ему нужно было возвращаться в Туликсааре. Но раз уж он оказался в Сурру, жаль было бы его покинуть, не изучив основательно. Для двух дней задача эта была нелегкой, особенно если учесть неблагоприятные в это время года условия для передвижения. За себя он не боялся, потому что у него была хорошая физическая подготовка — он считался в школе приличным гимнастом и одним из лучших лыжников, а летом ему приходилось принимать участие в кроссах по пересеченной местности, — но сможет ли пожилой лесник выдержать нужный темп?

Нугис не отставал и не жаловался. Реммельгас получал ответы на все вопросы о возрасте леса, о породах деревьев, о вредителях, о рубках, о давности культур, словом, обо всем, и при проверке ответы оказывались точными. Реммельгасу стало в конце концов казаться, что Нугис смог бы безошибочно ответить, какое количество тетерок вьет гнезда в том или ином квартале, сколько барсучьих семей вырыло тут норы или сколько журавлиных стай прилетело нынешней весной проводить лето на Люмату.

Когда они перед возвращением домой уселись на упавшей березе и закурили, Нугис, растягивая по своей привычке слова, спросил:

— Ну как, не очень… устали, лесничий?

Лесничий сначала подумал, что Нугис разгадал его утренние мысли и теперь в отместку насмехается над ним, но лицо лесника показалось ему искренним и даже смущенным, и он отрицательно покачал головой.

— Тогда я предложил бы сделать маленький крюк в сторону Мяннисалу. Оттуда через реку мы выйдем к квартальной просеке, ведущей в Сурру…

Реммельгас не спросил, что задумал лесник, а последний не дал никаких объяснений. Это была самая трудная за день, самая мокрая и самая грязная часть пути. Вскоре Реммельгас сообразил, что Нугис ведет его по тем местам, которые остались в стороне во время его вчерашнего похода в Сурру.

Они дошли до молодого смешанного леса, через который пролегала вырытая давным-давно магистральная канава. Она должна была отводить воду из леса в реку, но местами засорилась, а местами ее берега осыпались. Прошлогодние березовые листья, упавшие в воду, поднявшуюся до краев, почти не двигались.

От этой канавы шло сквозь молодой смешанный лес несколько осушительных рвов. Хотя их берега тоже пропитались водой, нетрудно было заметить, что вырыли эти рвы недавно, года два-три тому назад. Реммельгас вспомнил о еловых посадках и сказал:

— Я, наверно, не ошибусь, если скажу, что эти канавы вырыты сурруским лесником?

Нугис кивнул. Он озабоченно следил за вышедшей из берегов водой.

— Для пробы сделал… Среди лета, когда тут сухо… Но уже осенью стало ясно, что от моей работы нет никакого проку.

— Магистраль не оттягивает воду?

— Нет… И во всем виновата река…

Нугис замолчал. Ему припомнилось, с какими надеждами он принялся за рытье канав. Этот молодой березняк был его гордостью, но он знал, что от этой гордости ничего не останется, если вода из года в год будет омывать корни деревьев. Потрудился он тут изрядно, но все впустую. Летом от канав была небольшая польза, а весной и осенью — словом, во время половодий — никакой.

— Река? — повторил Реммельгас и почувствовал, что он добрался до первого узлового пункта, до первой исходной позиции. — Вы считаете, что прежде всего следует углубить реку?

— Вот-вот.

Реммельгас настолько задумался о чем-то своем, что даже забыл о героизме лесника, который в одиночку выкопал канавы, чтоб спасти молодой березник от гибели. Лишь около сторожки он вспомнил об этом и спросил:

— Но не один же вы все-таки?..

— Вы про что?

— Про эти канавы?

— Ах, про них… Нет, не один… рабочие тоже помогали.

Реммельгас недоверчиво посмотрел на лесника. Три года тому назад в лесничестве не было никаких землекопов. Наверняка, Нугис копал один… Но начинать следует действительно с углубления реки Куллиару. Все предприятие станет от этого более трудным: углублять реку — это не то, что выкопать канаву в поле. И хотя Реммельгас никогда не принимал участия в углублении рек, ему все же не трудно было вычислить примерный объем работ, который показался настолько огромным, настолько трудно осуществимым, что в поисках выхода Реммельгас забыл тем вечером о своей другой, гораздо более неотложной цели прихода в Сурру: о розысках санного пути на предстоящую зиму.

Когда он на другое утро заговорил о зимней рубке и вывозке леса, в комнате стало тихо. Нугис теребил ус, Анне складывала тарелки одну на другую с такой яростью, что Реммельгас испугался за них. Поняв, что по этому вопросу ему нечего ждать советов от сурруских жителей, он стал жаловаться на заботы, вызванные нехваткой семян, а особенно на недостаток посадочного материала — выращивание саженцев сильно отстает от объема предстоящих работ по возобновлению леса. Хоть этот разговор и разогнал облачко досады на лицах лесника и его дочери, беседа все же не наладилась, и лесник с лесничим принялись молча собираться в лес.

По плану нынешнего дня предстояло обследовать восточную сторону обхода, более сухую и высокую. Они отправились на склон Каарнамяэ. Реммельгас записывал возраст леса, высоту, бонитет, примерное количество фестметров — словом, подготовлял материал для разметки лесосек, о чем Нугис и не подозревал.

От Каарнамяэ лесник повернул на северо-восток, пробормотав, что хочет там что-то осмотреть. Местность тут оказалась холмистая и переменчивая, преобладающим деревом была ель. Нугис, не сворачивая, шел прямо, и наконец они оказались на поляне, имевшей форму прямоугольника.

Поляна была небольшая, чуть побольше полугектара. Пни свидетельствовали о том, что лишь недавно тут гудел могучий ельник. Но не это привлекло внимание Реммельгаса. Он попытался определить по пням, как давно тут сняли лес. Выходило, что всего года четыре-пять тому назад. Как на такую вырубку попали по крайней мере десятилетние ели? О естественном приросте не могло быть и речи, потому что елочки росли дружными, стройными рядами.