— И скульптура решила этот вопрос?

— Да, Низэму в нужный момент оставалось только нажимать кнопку и вовремя менять ленты магнитофона. Но все это наладилось поздно. Намного позже, чем было нужно. Дьявольщина! До сих пор не могу простить: не будь я тогда на Паутоо, а Нум Ченснепп в Ницце, мы бы раньше узнали о проделке Фурна. Впрочем, у меня девиз: «Сделав глупость, не жалей, но не делай снова».

— Очень хороший девиз. Интересно, каким образом вы умудряетесь прятать магнитофончики здесь, в Объединенном институте?

Асквит рассмеялся от души. В излишке искренности его обвинять не приходилось, но похоже, что в это время он лукавил меньше, чем когда-либо.

— Знаете, Алексей Николаевич, с вами иногда бывает интересно. Хотите узнать, что же произошло в ту ночь в Таркоре? — Вероятно, я посмотрел на него, как мальчишка, у которого спрашивают, хочет ли он получить в подарок пугач. — Приезжайте сегодня ко мне. Послушаем, какими голосами говорила скульптура. Но это чепуха, главное — к столу будет имшеу, привезенный на самолете из Макими.

Я, конечно, поехал к Асквиту. Подробный разговор с ним, прослушанные пленки — и я в новом свете представил себе таркорские события.

Долго Отэн Карт бесполезно тратил время и деньги, пытаясь узнать о работах Асквита и Родбара. Все его попытки были безрезультатны до тех пор, пока на помощь не пришел случай.

Уже давно «дело Родбара» Карт поручил Питу Фурну, который, пожалуй как никто другой, подходил для этой цели. Довольно толковый химик-синтетик и вместе с тем страстный любитель приключений, человек с неиссякаемой энергией и весьма своеобразными взглядами на такие понятия, как честь, совесть и порядочность, он с азартом завзятого игрока вел порученное ему «дело». Не будь у Фурна этого азарта, Отэн Карт не рискнул бы доверить даже ему «дело Родбара». Именно в этом азарте Карт видел залог успеха. Зная, что Фурн занялся распутыванием тайны скорее из «спортивного» интереса, чем из желания нажиться, можно было меньше опасаться, что он продастся противнику. Отэн Карт не имел привычки доверять целиком кому бы то ни было, даже Фурну, с которым у него были близкие, почти приятельские отношения. На первый взгляд эта дружба казалась странной. Фурн был значительно моложе Карта, не принадлежал к числу богатых людей, однако умел держать себя так, что шеф никогда не тяготился близостью с ним. Секрет их дружбы объяснялся, пожалуй, тем, что, всегда настороженный, вынужденный почти всем выказывать недоверие, Отэн Карт по существу был человеком очень одиноким. Главное, конечно, заключалось в том, что Карт многим был обязан Фурну, умевшему ловко и не очень-то разбираясь в средствах вершить на Паутоо такие дела, которые давали возможность каучуковому магнату укреплять свои позиции даже в тех местах, где прочно обосновался его конкурент Ченснепп.

Чем дольше Родбар оставался недосягаем, тем больше распалялись страсти неугомонного Пита и тем настойчивее он шел к цели. При всем при этом Фурн не был горяч безрассудно. Он не сделал ни одного неверного шага и, несмотря на свою экспансивность, умел выжидать случай. Месяца за полтора до бомбежки Таркора Фурн порадовал Карта, заявив о случае, который наконец подвернулся.

— Чепуха, старина, я уже теряю терпение и не верю ни вам, ни случаю. Выпьем лучше.

— Что? Не верите мне?!

— Но, но, Пит, здесь не джунгли. Я серьезно говорю: давайте выпьем. Упоминаний о джунглях Фурн, по-видимому, недолюбливал: Карт знал о его похождениях в колонии больше, чем Фурну хотелось. — Рассказывайте, какие у вас появились надежды. Какой случай вы имеете в виду. Пит?

— Несчастный.

— Точнее можно?

— Отчего же. Несчастный случай, который произошел на днях с одним человеком, только что приехавшим из-за границы.

— Пока непонятно, но уже интригует. Если это имеет отношение к Родбару, то выкладывайте подробнее.

— Имеет. Вчера позвонил полицейский комиссар и попросил моей консультации. Речь шла о химике, позавчера приехавшем из-за границы. При выходе из метро, как только он направился по шоссе, идущему в Пэм, на него налетела машина. Через час он скончался в больнице «Святой Анны», так и не придя в сознание. Полиции удалось установить, что он снял номер в скромной гостинице и вещей почти никаких не имел. Найденные в номере документы оказались в полном порядке. Из них видно, что он совсем одинок.

— История, конечно, трогательная, но какое все это имеет отношение к интересующему нас делу?

— Прямое. При нем было рекомендательное письмо.

— О, я, кажется, начинаю вас понимать. Пит.

— Мы у цели, Отэн!

— Не будем спешить, но будем надеяться. Давайте разберемся как следует, главное, спокойно. Прежде всего причем тут полицейский комиссар и почему он обратился именно к вам?

— Это и есть случай. Все остальное зависит от того, как мы этот случай используем. В рекомендательном письме не назван адресат. Письмо было найдено без конверта. Комиссар, немного знающий меня, попросил: не могу ли я по содержанию определить, к кому из ученых мог направляться погибший?

— И вы определили?

— Разумеется. Я заверил комиссара, что письмо, несомненно, адресовалось нашему профессору Нэмиту. Сказал, что профессор будет, наверное, очень расстроен, узнав о гибели протеже своего друга, и взялся сам подготовить старика к этому печальному известию.

— А письмо?

— Вот оно.

Письмо начиналось просто и сердечно:

Отэн Карт несколько раз перечитал коротенькое малопонятное для постороннего человека письмо и задумался. Случай и в самом деле выпадал исключительный.

Карт и Фурн засели за разработку «плана вторжения», и, когда план был выработан, Фурну представилась возможность проявить свои таланты. Прежде всего следовало позаботиться о том, чтобы репортеры, зарабатывающие свой хлеб на так называемой полицейской хронике, не слишком много расписывали о несчастном случае на шоссе Пэм. Репортерам было заплачено во много раз больше, чем они могли получить в своих редакциях, и в результате только в одной мелкой газетенке появилась короткая строчка, которая, вероятно, не должна была попасться на глаза какому-то А., рекомендовавшему химика профессору Родбару. Справившись с этим, Фурн выехал за границу.

В старинном университетском городке, из которого прибыл погибший химик, было не так уж трудно узнать, кто скрывался под скромной подписью. Как и предполагал Фурн, это был знаменитый профессор Арнольде, давнишний корреспондент Куана Родбара. Фурн разведал все возможное о человеке, которого Арнольде рекомендовал Родбару, и решил, что теперь можно рискнуть.

Так под именем погибшего химика в Таркор, в лабораторию профессора Родбара, направился Фурн. Родбар принял Фурна на работу, как будто не усомнился ни в чем и ничего не заподозрил, но для планов Отэна Карта это мало что дало. Все сотрудники Родбара, даже те, которые были допущены внутрь двора, стоявшего особняком на территории ченснепповского института, не знали, что делается в совершенно засекреченных отделениях лаборатории. Родбару помогали там два человека. Они никогда не выходили из лаборатории, там работали и там жили, отдав себя в полное распоряжение паутоанскому ученому вплоть до окончания намеченных им работ. Остальные сотрудники ничего не знали об этих людях, никогда их не видели, и только сам Родбар осуществлял для них связь с внешним миром.

Это было неожиданно и порядком обескуражило Фурна. Он проклинал Куана Родбара, злясь, что тот с восточной мудрой предусмотрительностью так ловко оградил свою тайну от непрошеного вторжения, но поделать ничего не мог. Как европеец, Фурн был нетерпелив и уже хотел было уйти от Родбара, но, как человек, немало проживший на Востоке и научившийся выжидать, он понимал: нужно терпение.