Так Сиреневый Кристалл оказался в метрополии еще задолго до того, как мы с Мурзаровым прилетели в Макими.

Асквит, прибыв для переговоров в Макими, держался уверенно, словно дипломат могущественной державы, и настаивал только на одном — на выделении институту Ченснеппа небольшого количества плазмы.

Ситуация была сложной. Доктор Ямш считал необходимым выяснить, согласится ли Асквит на обмен информацией, расскажет ли о работах секретной лаборатории в Таркоре, пойдет ли на то, чтобы поделиться зародышами, и решил созвать совещание.

На совещание кроме ученых, непосредственно занимающихся силициевой проблемой, были приглашены руководители кафедр университета и директор Химико-технологического института. Доктор Ямш сделал все, чтобы совещание не носило официального характера, а представляло собой встречу ученых, на которой должен произойти обмен информацией, интересующей обе стороны. Собрались мы не в кабинете Ямша, а в небольшом прохладном холле главного корпуса и расположились вокруг стола, уставленного бутылками с охлажденной минеральной водой и вазами с фруктами. Асквит, видимо, готовился к выступлению более официальному, однако быстро сориентировался и в этой обстановке, сразу приняв ее как нечто само собой разумеющееся. Он не развернул принесенные с собой рулоны каких-то таблиц, а только поставил на стол коробочку с Золотой Ладьей. Совещание действительно поначалу напоминало непринужденную беседу людей, занимающихся увлекательными, имеющими огромное значение вопросами, но не желающих превратить обмен информацией в спор трудный и неразрешимый уже потому, что слишком различны цели, намерения и подход к вопросу у каждой стороны.

Асквит начал беседу, именно беседу, а не доклад, легко, неторопливо. Рассказывал он о своих похождениях на Паутоо с юмором, а работы, проводившиеся в Таркоре, описал содержательно и вместе с тем живо, образно. Поведав нам, как ему удалось добыть Сиреневый Кристалл, он перешел к сообщению об исследованиях, проводящихся в ченснепповском институте. Для изучения кристалла были привлечены различные специалисты, применены всевозможные приборы и самая разнообразия аппаратура, но фактически установить толком так ничего и не удалось. Несомненно одно: Сиреневый Кристалл создавал какое-то поле и Золотая Ладья, как чрезвычайно чувствительный прибор, всегда была строго ориентирована в нем. Никакие известные науке методы не помогли не только установить характер этого поля, но и обнаружить его вокруг кристалла. Единственным прибором, безотказно действовавшим уже сотни лет, была Золотая Ладья. Она уверенно продолжала указывать на Сиреневый Кристалл даже тогда, когда его упрятывали в солидную свинцовую броню. Поиски способов изоляции поля оставались безрезультатными, до тех пор пока Асквит не решил применить силициевые соединения. Даже в стеклянной оболочке Сиреневый Кристалл терял в какой-то мере свою активность, а когда создали защиту из чистейшего кремния, задача была решена. Эффект поля перестал наблюдаться. Сиреневый Кристалл можно было переносить из помещения в помещение, а всегда следовавшее за ним острие Ладьи теперь оставалось безучастным к этим перемещениям.

Какая же загадка таилась внутри Золотой Ладьи? По характеру орнамента, по стилю работы было ясно, что сама Ладья, кольцо, ее удерживающее, подставка из рубина — все это изготовлено в древнем Паутоо. Долго исследователи не решались ее вскрыть, боясь утерять возможность наблюдать интереснейшее, еще невиданное на Земле явление, но наконец отважились.

В Золотой Ладье находилось небольшое, похожее на арахис зерно, описанное в свое время русским ученым. Зародыш… зародыш силициевой жизни!

Зерно снова поместили в кораблик, построенный для него древними паутоанскими умельцами, и нехитрое приспособление продолжало действовать безотказно. Вскоре решили попробовать поместить в кораблик не зерно, а Сиреневый Кристалл. Опыт поставили, и лодочка с кристаллом начала исправно указывать на зерно. Но дальше произошло непонятное. Казалось, стоит теперь изолировать зерно, покрыть его кремниевым колпаком, и Ладья с кристаллом утеряет способность устойчивой ориентации в пространстве. Но не тут-то было. Ладья с кристаллом снова на что-то указывала, и притом всегда в одном и том же направлении.

Перевозя Ладью с места на место, из города в город, удалось установить: Сиреневый Кристалл указывал на острова Паутоо!

Значит, именно там до сих пор хранятся остальные зародыши!

Путешествие на Паутоо, по словам приятно улыбавшегося Асквита, обошлось без особых приключений, и тайник с зародышами был найден.

Нетрудно догадаться, сколько противоречивых чувств вызвало у каждого из нас сообщение профессора Асквита.

Доктор Ямш поблагодарил за информацию, Юсгор в свою очередь ознакомил Асквита с работами нашей группы, с намечающимися планами, подчеркнув при этом, что силициевая проблема опасна и требует систематического и осторожного разрешения. Я выступил после Юсгора и попробовал развить свои соображения, касающиеся необходимости работать над силициевой проблемой, объединив усилия. Профессор Асквит поддержал эту мысль с готовностью, даже с некоторой горячностью. Разговор стал особенно оживленным, но все же больше напоминал дипломатическую встречу, чем беседу ученых, работающих над одной проблемой.

Любезность и учтивость, с какой протекали переговоры, не могли скрыть растущего взаимного недоверия. Не внеся никаких реальных предложений, Асквит продолжал настаивать на передаче ему силициевой плазмы для работы с зародышами. Он еще раз подчеркнул, что в Таркоре Родбару до сих пор не удалось их вызвать к жизни.

— Должен признаться, господа, — продолжал Асквит, доверительно улыбаясь, — дело уже считалось безнадежным. Все чаще нас посещали сомнения: а не угасла ли жизнь окончательно в этих зародышах? И вот когда мы готовы были сдаться на милость скептиков и маловеров, нас подбодрили вести из Макими. Ваша удача, господа, убедила нас, что жизнь еще теплится в силициевом посланце космоса. Больше того, коллега Родбар уверен, что именно силициевая плазма, эта низшая форма силициевой жизни, весьма вероятно, и является той средой, в которой могут воскреснуть зародыши.

— Вы не считаете, профессор, — обратился к Асквиту Ханан Борисович, что оживление зародышей связано с риском? Ведь никому не известно, какого типа существа могут быть выведены в результате ваших экспериментов.

— Совершенно верно. В этом случае мы рискуем, очевидно, в такой же мере, в какой рисковали у вас, здесь, в Макими, оживляя метеорит.

— Я должен вам возразить, профессор, — вступил в полемику Юсгор. Работая с микроорганизмами, вкрапленными в кусок метеорита, в случае удачи мы могли получить силициевую плазму, и только плазму. Изучив древние документы Паутоо, мы имели некоторое представление о свойствах и повадках этой формы силициевой жизни. Но самое глазное — мы знали, что уже в древности совершенно случайно, правда, но был все же найден способ ее укрощения, средство борьбы с ее невероятной активностью. Я говорю о смоле туароке.

— И все же вы рисковали, — возразил Асквит. — Туароке мог оказаться недостаточно эффективным. Но вы рисковали правильно! Насколько мне известно, вы ведь тоже собирались добыть зародыши из тайника профессора Вудрума, не так ли? Скажите, получив зародыши, вы бы стали вести опыты по их оживлению?

— Да, господин Асквит, — ответил профессор Мурзаров, — мы готовились начать работы в этом направлении. Но должен сказать, опыты эти, больше того, всю работу по освоению силициевой проблемы намечено вести так, чтобы она никогда, ни при каких обстоятельствах не была использована во зло человеку.

— Это очень важное заверение, господин Мурзаров. Я не сомневаюсь, что правительство нашей страны выскажется примерно в таком же духе, как только мы, ученые, чего-нибудь ощутимого добьемся от этих зародышей. Право, я не считаю нужным открещиваться от политики, как это делают многие ученые. Это по меньшей мере неостроумно. В наше время наука не может быть вне политики, как и политики не могут обходиться без науки. Но я вместе с тем не принадлежу и к числу тех ученых, которые не ведают, что творят, а сотворив, ужасаются. Я трезвый человек, а это значит реальный политик. Да, я отдаю себе отчет в том, что, оживив зародыши, мы можем впустить в наш неспокойный мир неведомого дьявола Вселенной и начнется… Разумеется, я не знаю, что именно начнется, как не знали этого физики-атомщики, которые впервые осуществили цепную реакцию. А ведь, несмотря на опасения, что эта реакция может охватить всю планету, они спустили курок. Не могли поступить иначе. Так будет и с зародышами силициевой жизни. Если в них еще хранится жизненное начало, люди рано или поздно нажмут на курок. Непременно! Уж таков человек, и это прекрасно, господа! Будет борьба. Быть может, схлестнутся силы земные с силами космоса, быть может, земляне, не поделив между собой гостей, начнут состязаться в гостеприимстве. Все может быть. Такова жизнь.