— Сэр Гарри, сэр… умоляю, простите меня. Я пришла к вам просить вашей милости и хочу быть в полном вашем распоряжении. У меня ведь не осталось ни одного друга после того, как скончался его светлость! — Последние слова она произнесла, рыдая, затем бросилась на колени перед ошеломленным молодым человеком, склонив голову к его ногам. Гарри затворил дверь и пристально вглядывался в девушку.

— Кто умер? О ком вы говорите? Откуда вы пришли? — изумленно спрашивал он.

— Вы не помните меня, — печально проговорила она и подняла лицо. — Я — Фауна, рабыня леди Генриетты Памфри.

От удивления у Гарри отвисла челюсть. Рабыня. Пресвятой Боже! Конечно, где-то в закоулках его памяти еще осталось воспоминание о той злосчастной ночи, когда он впервые увидел квартеронку. Он вытащил ее из громадного торта, мимолетно подумав еще тогда о том, как она несчастна и красива. Она, которую он мог нечаянно пронзить своей шпагой! С тех пор он ни разу не встречался с леди Памфри, однако часто беседовал с ее супругом. Бедняга Джордж так внезапно отправился в лучший мир!

— Я — Фауна, — жалобно повторила девушка.

Гарри вскрикнул и поднял ее с пола.

— Не надо стоять передо мной на коленях, — твердо произнес он. — Я не твой хозяин… и вообще не признаю рабства. Дитя мое, сейчас в Парламенте есть люди, разрабатывающие закон о запрете этой чудовищной торговли. Они добиваются того, чтобы любой человек, будь он черный или белый, был свободен. Ведь свобода — это его неотъемлемое право.

Фауна молчала. Ее сердце колотилось, и яркий румянец покрыл щеки. С простодушно-невинной радостью она разглядывала лицо этого красивого, обаятельного молодого человека, черты которого навечно запечатлелись в ее детской памяти с тех пор, когда она впервые увидела его. И тогда, в ту ужасную ночь, от одного лишь взгляда на это лицо и одного только звука бархатного голоса исчезли ее страх и отчаяние.

— Если бы вы купили меня, я бы служила вам всю свою жизнь верой и правдой, — смиренно сказала девушка.

Его щеки вспыхнули.

— Купить тебя! — громко проговорил он. — Я же сказал, что не признаю рабства!

Она в замешательстве смотрела на него темными глубокими глазами.

— Не оставляйте меня одну перед лицом судьбы! — умоляла Фауна.

Он заметил, что девушка дрожит.

— О чем ты говоришь? Почему ты здесь? Кто послал тебя сюда?

Она сдавленным голосом пустилась в объяснения. Поведала ему все, начиная с той минуты, когда миледи застала ее в будуаре в объятиях Эдварда Хамптона. Рассказала о ярости Генриетты и об ужасном избиении, которому ее подвергли, о том, как милорд решил положить конец ее мучениям. Фауна рассказала о недельной передышке, последовавшей за этим страшным скандалом, и наконец — о кончине милорда и о намерении Генриетты продать ее маркизе Растинторп.

— Не то чтобы я не хотела служить леди Клариссе, — поспешно добавила Фауна. — Но чтобы меня выдали замуж за Зоббо… о сэр, вы, наверное, знаете его… это такой карлик, который все время ходит за маркизой по пятам. Он чистокровный африканец и не имеет ничего общего со мной! Он совершенно не такой, как я! Сэр, моя мама была наполовину африканка, но выглядела как белая женщина, а мой отец — чистокровный ирландец! О сэр, сэр, я не негритянка и я не вынесу, если меня заставят выйти замуж за Зоббо!

И Фауна снова упала в ноги сэру Гарри, обливаясь слезами.

Несколько секунд он стоял и молча взирал на нее сверху вниз. В его красивых глазах стоял ужас, лицо побледнело. Он пытался хоть как-то осознать все, рассказанное девушкой. И постепенно чувство глубокого отвращения охватило его. «Бог свидетель, я совершил не один грех, — думал он, — и нарушил не одну заповедь Господню. Впустую растратил свою молодость и вел безнравственный, порочный образ жизни. Однако я не совершал ничего подобного. Да это же преступление! Да, да, преступление… продавать такого нежного красивого ребенка и отдавать ее душу и тело какому-то уродливому карлику. О Боже!»

Он подумал о том, как жестоко может обойтись с Фауной леди Генриетта при поддержке своей подруги Клариссы Растинторп. От этой мысли ему стало плохо. Он почувствовал, что его сейчас стошнит прямо здесь, в гостиной, если он позволит своему воображению разыграться еще сильнее. Он знал многих светских дам, близких ко двору; был прекрасно осведомлен об их слабостях, распущенности, алчности, корыстолюбии. Но никогда ему в голову не приходила даже мысль, что две аристократки способны пасть столь низко, превратить жизнь шестнадцатилетнего беспомощного ребенка в сущий ад.

— Такого терпеть нельзя! — твердо произнес он. — Этого быть не должно!

Фауна подняла на него заплаканные глаза.

— О, значит, вы спасете меня! — лепетала она.

— Кому известно, что ты здесь? И каким образом ты разыскала меня? — спросил он, снова поднимая ее с колен и ведя к дивану. Усадив девушку, протянул ей стакан вина. — Выпей немножко, бедное дитя, — проговорил он.

Она с благодарностью приняла из его рук стакан и медленно пила терпкий напиток, отвечая на вопросы сэра Гарри. Ей удалось убежать от миссис Клак, которая пыталась задержать ее. А потом как сумасшедшая, полуодетая, бродила она по улицам Лондона. Разгулялся северный ветер и усилился мороз, отчего улицы вновь обледенели и покрылись снежным настом.

Дважды Фауна натыкалась на пьяных мужчин, которые приставали к ней, пытаясь задержать, но ей удалось убежать от них. И тут она вспомнила, как леди Генриетта неоднократно рассказывала об одном клубе, расположенном на Пиккадилли, где лорд Памфри часто встречался с друзьями и играл в карты, шахматы или пикет. И она решила рискнуть и найти его, чтобы заручиться помощью, ибо помнила его доброту. Возможно, Фауна никогда не добралась бы до него, но, движимая сильнейшим страхом, напрягла всю свою сообразительность, к тому же надеясь, что удача не оставит ее. Остановив проезжавший мимо экипаж, она распорядилась, чтобы ее отвезли в клуб. С нее потребовали денег, но она сказала, что расплатится джентльмен. И тут Фауна глухим голосом добавила:

— Умоляю, простите меня за такую дерзость, но у меня не было выхода.

— Продолжай, — произнес сэр Гарри, кивая, а сам подумал: «Как складно она излагает. Она умеет себя держать. А этот странный мягкий акцент. Безусловно, она получила воспитание, что ставит ее на много голов выше обычной девушки-служанки. Это необычно и весьма интригующе. А глаза у нее чарующе красивы, таких глаз я не видел никогда».

Фауна заканчивала свой рассказ. Итак, она убедила кучера привезти ее в клуб. Дворецкий клуба сообщил ей, что сэра Гарри сегодня нет, однако дал его адрес. И вот она проехала Сент-Джеймс-стрит и добралась до дома сэра Гарри, где добрый Винсент внял ее пылкой мольбе и позволил посидеть у камина, пока не вернулся хозяин.

— Его надо за это вознаградить, — пробормотал Гарри.

— Так вы не дадите им разыскать меня, сэр?

Гарри призадумался. Усевшись рядом с девушкой, он расстегнул жилет и снял парик. Фауна с восхищением рассматривала его коротко стриженные волосы. Очень темные, они показались ей черными; однако, когда Гарри встал и зашагал по комнате, Фауна увидела, что при свете свечей они приобрели рыжеватый оттенок. «Как у меня», — робко подумала она. О, до чего же он красив! И такой же добрый, как ее покойный хозяин, который сейчас покоился на смертном одре в том ужасном доме, из которого она убежала. И Фауна вновь вздохнула с облегчением. Сейчас она чувствовала себя так, словно, выбравшись из бездонной пропасти, очутилась на ярком дневном свете. Она была взволновала, ибо от природы обладала страстным темпераментом, и ее девичье сердце трепетно забилось при виде очаровательного молодого человека. Его глаза светились силой и энергией и не были такими сонными и ленивыми, как у покойного лорда Памфри. Они сверкали каким-то необъяснимым блеском, почти гипнотическим. Когда он задумчиво смотрел на девушку, ей казалось, что его взор проникает прямо в душу и магнетически притягивает ее к нему. Внезапно сэр Гарри остановился.