В этот час и умру,

И зато мне не снился

Путь, ведущий к добру.

И уста мои рады

Целовать лишь одну,

Ту, с которой не надо

Улетать в вышину.

1919

      Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.

КАНЦОНА ВТОРАЯ

И совсем не в мире мы, а где-то

На задворках мира средь теней.

Сонно перелистывает лето

Синие страницы ясных дней.

Маятник, старательный и грубый,

Времени непризнанный жених,

Заговорщицам-секундам рубит

Головы хорошенькие их.

Так пыльна здесь каждая дорога,

Каждый куст так хочет быть сухим,

Что не приведет единорога

Под уздцы к нам белый серафим.

И в твоей лишь сокровенной грусти,

Милая, есть огненный дурман,

Что в проклятом этом захолустьи

Точно ветер из далеких стран.

Там, где всё сверканье, всё движенье,

Пенье всё,- мы там с тобой живем.

Здесь же только наше отраженье

Полонил гниющий водоем.

Апрель 1921

      Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.

ПОДРАЖАНЬЕ ПЕРСИДСКОМУ

Из-за слов твоих, как соловьи,

Из-за слов твоих, как жемчуга,

Звери дикие - слова мои,

Шерсть на них, клыки у них, рога.

Я ведь безумным стал, красавица.

Ради щек твоих, ширазских роз,

Краску щек моих утратил я,

Ради золота твоих волос

Золото мое рассыпал я.

Нагим и голым стал, красавица.

Для того, чтоб посмотреть хоть раз,

Бирюза - твой взор или берилл,

Семь ночей не закрывал я глаз,

От дверей твоих не отходил.

С глазами полными крови стал, красавица.

Оттого, что дома ты всегда,

Я не выхожу из кабака,

Оттого, что честью ты горда,

Тянется к ножу моя рука.

Площадным негодяем стал, красавица.

Если солнце есть и вечен Бог,

То перешагнешь ты мой порог.

1919

      Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.

ПЕРСИДСКАЯ МИНИАТЮРА

Когда я кончу наконец

Игру в cache-cache со смертью хмурой,

То сделает меня Творец

Персидскою миниатюрой.

И небо, точно бирюза,

И принц, поднявший еле-еле

Миндалевидные глаза

На взлет девических качелей.

С копьем окровавленным шах,

Стремящийся тропой неверной

На киноварных высотах

За улетающею серной.

И ни во сне, ни наяву

Невиданные туберозы,

И сладким вечером в траву

Уже наклоненные лозы.

А на обратной стороне,

Как облака Тибета чистой,

Носить отрадно будет мне

Значок великого артиста.

Благоухающий старик,

Негоциант или придворный,

Взглянув, меня полюбит вмиг

Любовью острой и упорной.

Его однообразных дней

Звездой я буду путеводной.

Вино, любовниц и друзей

Я заменю поочередно.

И вот когда я утолю,

Без упоенья, без страданья,

Старинную мечту мою

Будить повсюду обожанье.

1919

      Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.

ОЛЬГА

"Эльга, Эльга!"- звучало над полями,

Где ломали друг другу крестцы

С голубыми, свирепыми глазами

И жилистыми руками молодцы.

"Ольга, Ольга!"- вопили древляне

С волосами желтыми, как мед,

Выцарапывая в раскаленной бане

Окровавленными ногтями ход.

И за дальними морями чужими

Не уставала звенеть,

То же звонкое вызванивая имя,

Варяжская сталь в византийскую медь.

Все забыл я, что помнил ране,

Христианские имена,

И твое лишь имя, Ольга, для моей гортани

Слаще самого старого вина.

Год за годом все неизбежней

Запевают в крови века,

Опьянен я тяжестью прежней

Скандинавского костяка.

Древних ратей воин отсталый,

К этой жизни затая вражду,

Сумасшедших сводов Валгаллы,

Славных битв и пиров я жду.

Вижу череп с брагой хмельною,

Бычьи розовые хребты,

И валькирией надо мною,

Ольга, Ольга, кружишь ты.

      Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.

У ЦЫГАН

Толстый, качался он, как в дурмане,

Зубы блестели из-под хищных усов,

На ярко-красном его доломане

Сплетались узлы золотых шнуров.

Струна... И гортанный вопль... И сразу

Сладостно так заныла кровь моя,

Так убедительно поверил я рассказу

Про иные, родные мне края.

Вещие струны - это жилы бычьи,

Но горькой травой питались быки,

Гортанный голос - жалобы девичьи

Из-под зажимающей рот руки.

Пламя костра, пламя костра, колонны

Красных стволов и оглушительный гик.

Ржавые листья топчет гость влюбленный

Кружащийся в толпе бенгальский тигр.

Капли крови текут с усов колючих,

Томно ему, он сыт, он опьянел,

Ах, здесь слишком много бубнов гремучих,

Слишком много сладких, пахучих тел.

Мне ли видеть его в дыму сигарном,

Где пробки хлопают, люди кричат,

На мокром столе чубуком янтарным

Злого сердца отстукивающим такт?

Мне, кто помнит его в струге алмазном,

На убегающей к Творцу реке

Грозою ангелов и сладким соблазном,

С кровавой лилией в тонкой руке?

Девушка, что же ты? Ведь гость богатый,

Встань перед ним, как комета в ночи.

Сердце крылатое в груди косматой

Вырви, вырви сердце и растопчи.

Шире, всё шире, кругами, кругами

Ходи, ходи и рукой мани,

Так пар вечерний плавает лугами,

Когда за лесом огни и огни.

Вот струны-быки и слева и справа,

Рога их - смерть, и мычанье - беда,

У них на пастбище горькие травы,

Колючий волчец, полынь, лебеда.

Хочет встать, не может... Кремень зубчатый,

Зубчатый кремень, как гортанный крик,

Под бархатной лапой, грозно подъятой,

В его крылатое сердце проник.

Рухнул грудью, путая аксельбанты,

Уже ни пить, ни смотреть нельзя,

Засуетились официанты,

Пьяного гостя унося.

Что ж, господа, половина шестого?

Счет, Асмодей, нам приготовь!

Девушка, смеясь, с полосы кремневой

Узким язычком слизывает кровь.