Однажды Ноги очень гневно

Разговорились с Головой:

"За что мы у тебя под властию такой,

Что целый век должны тебе одной повиноваться;

Днем, ночью, осенью, весной,

Лишь вздумалось тебе, изволь бежать, таскаться

Туда, сюда, куда велишь;

А к этому еще, окутавши чулками,

Ботфортами и башмаками,

Ты нас, как ссылочных невольников, моришь,

И, сидя наверху, лишь хлопаешь глазами,

Покойно судишь обо всём,

Об свете, об людях, об моде,

Об тихой и дурной погоде;

Частенько на наш счет себя ты веселишь

Насмешкой, колкими словами,

И, словом, бедными Ногами

Как шашками вертишь".

"Молчите, дерзкие, - им Голова сказала,

Иль силою я вас заставлю замолчать!..

Как смеете вы бунтовать,

Когда природой нам дано повелевать?"

"Все это хорошо, пусть ты б повелевала,

По крайней мере нас повсюду б не швыряла,

А прихоти твои нельзя нам исполнять;

Да между нами, ведь признаться,

Коль ты имеешь право управлять,

То мы имеем право спотыкаться,

И можем иногда, споткнувшись,- как же быть,

Твое величество об камень расшибить".

Смысл этой басни всякий знает...

Но должно - тс! - молчать: дурак - кто всё болтает.

1803

      (Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.)

За правду колкую, за истину святую,

За сих врагов царей,- деспот

Вельможу осудил: главу его седую

Велел снести на эшафот.

Но сей успел добиться

Пред грозного царя предстать

Не с тем, чтоб плакать иль крушиться,

Но, если правды он боится,

То чтобы басню рассказать.

Царь жаждет слов его; философ не страшится

И твердым гласом говорит:

"Ребенок некогда сердился,

Увидев в зеркале свой безобразный вид;

Ну в зеркало стучать, и в сердце веселился,

Что может зеркало разбить.

Наутро же, гуляя в поле,

Свой гнусный вид в реке увидел он опять...

Как реку истребить?

Нельзя, и поневоле

Он должен был и стыд и срам питать.

Монарх, стыдись!

Ужели это сходство

Прилично для тебя?..

Я - зеркало: разбей меня,

Река - твое потомство;

Ты в ней найдешь еще себя!"

Монарха речь сия так сильно убедила,

Что он велел ему и жизнь и волю дать;

Постойте, виноват! - велел в Сибирь сослать,

А то бы эта быль на басню походила.

1803

      (Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.)

Ради бога, трубку дай!

Ставь бутылки перед нами,

Всех наездников сзывай

С закрученными усами!

Чтобы хором здесь гремел

Эскадрон гусар летучих,

Чтоб до неба возлетел

Я на их руках могучих;

Чтобы стены от ура

И тряслись и трепетали!..

Лучше б в поле закричали...

Но другие горло драли:

"И до нас придет пора!"

Бурцов, брат, что за раздолье!

Пунш жестокий!.. Хор гремит!

Бурцов! пью твое здоровье:

Будь, гусар, век пьян и сыт!

Понтируй, как понтируешь,

Фланкируй, как фланкируешь,

В мирных днях не унывай

И в боях качай-валяй!

Жизнь летит: не осрамися,

Не проспи ее полет.

Пей, люби да веселися!

Вот мой дружеский совет.

1804

      (Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.)

Мы оба в дальний путь летим, товарищ мой,

Туда, где бой кипит, где русский штык бушует,

Но о тебе любовь горюет...

Счастливец! о тебе - я видел сам - тоской

Заныли... влажный взор стремился за тобой;

А обо мне хотя б вздохнули,

Хотя б в окошечко взглянули,

Как я на тройке проскакал

И, позабыв покой и негу,

В курьерску завалясь телегу,

Гусарские усы слезами обливал.

1826

      (Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.)

Томительный, палящий день

Сгорел; полупрозрачна тень

Немого сумрака приосеняла дали.

Зарницы бегали за синею горой

И, окропленные росой,

Луга и лес благоухали.

Луна во всей красе плыла на высоту,

Таинственным лучом мечтания питая,

И, преклонясь к лавровому кусту,

Дышала роза молодая.

1826

      (Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.)

Я не поэт, я - партизан, казак.

Я иногда бывал на Пинде, но наскоком,

И беззаботно, кое-как,

Раскидывал перед Кастальским током

Мой независимый бивак.

Нет, не наезднику пристало

Петь, в креслах развалясь, лень, негу и покой..

Пусть грянет Русь военною грозой

Я в этой песни запевало!

1826

      (Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.)

Мы несем едино бремя;

Только жребий наш иной:

Вы оставлены на племя,

Я назначен на убой.

1826

      (Д.Давыдов. Стихотворения. Москва, "Советская Россия", 1979.)

Где друзья минувших лет,

Где гусары коренные,

Председатели бесед,

Собутыльники седые?

Деды! помню вас и я,

Испивающих ковшами

И сидящих вкруг огня

С красно-сизыми носами!

На затылке кивера,

Доломаны до колена,

Сабли, шашки у бедра,

И диваном - кипа сена.

Трубки черные в зубах;

Все безмолвны - дым гуляет

На закрученных висках

И усы перебегает.

Ни полслова... Дым столбом..

Ни полслова... Все мертвецки

Пьют и, преклонясь челом,

Засыпают молодецки.

Но едва проглянет день,

Каждый по полю порхает;

Кивер зверски набекрень,

Ментик с вихрями играет.

Конь кипит под седоком,

Сабля свищет, враг валится...

Бой умолк, и вечерком

Снова ковшик шевелится.

А теперь что вижу?- Страх!

И гусары в модном свете,

В вицмундирах, в башмаках,

Вальсируют на паркете!

Говорят умней они...

Но что слышим от Любова?

Жомини да Жомини!

А об водке - ни полслова!

Где друзья минувших лет?

Где гусары коренные,

Председатели бесед,

Собутыльники седые?

1817

      (100 Стихотворений. 100 Русских Поэтов. Владимир Марков. Упражнение в отборе. Centifolia Russica. Antologia. Санкт-Петербург: Алетейя, 1997.)