Вот так все началось. Так все и продолжалось.

До тех пор пока мы наконец не растянулись друг подле друга, расслабленные, измотанные, почти бездыханные. И, несмотря на это, мы все равно хотели друг друга – хотели чего-то. Это было как начало вместо конца.

Она положила голову мне на плечо, и мне стало приятно. Мне не хотелось отталкивать ее. Она зашептала мне на ухо, и ее шепот был похож на детский лепет:

– Я сержусь. Ты причинил мне боль.

– Разве? – спросил я. – Черт, прости, детка.

– Очень сильную боль. Наподдал локтем.

– Черт побери...

Она поцеловала меня, потом ее губы соскользнули с моих.

– А теперь не сержусь, – прошептала она.

Она замолчала, очевидно ожидая, что я скажу что-нибудь. Или сделаю. Она придвинулась поближе, свернулась клубочком, продолжая прятать лицо.

– А я кое-что знаю...

– Что, детка?

– О той ваз... о той операции.

– И что, – спросил я, – по-твоему, ты знаешь?

– Это было после того... как Майк...

– При чем тут Майк?

– Дорогой, – она поцеловала меня в плечо, – мне наплевать. Мне безразлично. Но это действительно было тогда, да? Твой отец... забеспокоился и?..

Я заставил себя медленно выдохнуть. В любую другую ночь я бы с радостью свернул ей шею, но только не в эту.

– Кажется, тогда, если я правильно помню, – ответил я. – Однако я не понимаю, какая между этим связь.

– Дорогой...

– Да?

– Почему ты думаешь, что люди?..

– Это выше моего понимания, – сказал я. – Никогда не мог понять.

– Разве некоторые женщины... Спорим, ты бы ужаснулся, если бы...

– Если бы что?

Она прижалась ко мне, и я почувствовал, как она горяча. Она заплакала.

– Н-не надо, Лу. Не заставляй меня спрашивать. П-просто...

Я и не стал заставлять.

Позже, когда она все еще плакала, но уже по-другому, зазвонил телефон. Это был Говард Хендрикс.

– Лу, дружище, вам все удалось! Вы действительно привели его в чувство!

– Он подписал признание? – поинтересовался я.

– Более того! Он повесился! На собственном ремне! Это доказывает его виновность, и нам не придется попусту тратить время на судебное разбирательство и понапрасну тратить деньги налогоплательщиков! Черт побери, Лу, жаль, что я не с вами, а то пожал бы вам руку! – Он помолчал и заговорил менее злорадным тоном: – А теперь, Лу, я хочу, чтобы вы пообещали мне, что все воспримете правильно. Вы не должны расстраиваться из-за этого. Такие выродки не заслуживают того, чтобы жить. Мертвый он значительно лучше, чем живой.

– Да, – сказал я. – Возможно, вы правы.

Я отдалился от него и повесил трубку. И тут же телефон зазвонил снова. Это был Честер Конвей. Он звонил из Форт-Уорта.

– Отличная работа, Лу Отличная! Надеюсь, ты догадываешься, что это значит для меня. Наверное, я сделал ошибку...

– Да? – сказал я.

– Ничего. Теперь это не имеет значения... До встречи.

Я снова повесил трубку, и телефон зазвонил в третий раз. Боб Мейплз. Его голос был слабым и дрожал.

– Я знаю, Лу, как ты заботился об этом парнишке. Я знаю, что ты воспринимаешь это так же, как если бы это случилось с тобой.

Так же?

– Да, Боб, – сказал я. – Так же.

– Хочешь развеяться, Лу? Приезжай к нам, сыграем в шашки, а? Мне запрещают вставать, иначе я бы сам к тебе приехал.

– Вряд ли, Боб, – ответил я. – Но все равно спасибо, огромное спасибо.

– Не бери в голову, сынок. Если передумаешь, приезжай. В любое время.

Эми буквально впитывала все телефонные разговоры. Ее мучило нетерпение и любопытство. Я повесил трубку и развалился на кровати. Она села рядом со мной.

– Господи боже мой! В чем дело, Лу?

Я рассказал ей. Не правду, естественно, а то, как все это должно выглядеть. Она захлопала в ладоши.

– О дорогой! Это же замечательно! Мой Лу раскрыл дело!.. Тебя наградят?

– С какой стати? – удивился я. – С меня достаточно всеобщего признания.

– Да, но... – Она немного отстранилась, и я решил, что она собирается уйти. Уверен, что она хотела уйти. Однако она хотела что-то еще, похуже. – Прости, Лу. Ты вправе сердиться на меня.

Она легла рядом со мной на живот, раскинула руки и ноги. И замерла в ожидании, а потом прошептала:

– Очень-очень сердиться...

Естественно. Без тебя знаю. Надо же, новость! Все равно что сказать наркоману, что нельзя колоться. Предупредить, что наркотик убьет его, и проверить, прекратит он колоться или нет.

Она получит сполна.

И она получила то, что заслуживала. Верный Лу – это я – трахнул ее от всей души.

14

Думаю, я сильно вспотел от наших физических упражнений, а потом ходил раздетый и простудился. Не сильно, не настолько, чтобы слечь, но слабость я чувствовал. И решил вылежаться с недельку. Можно сказать, я получил передышку.

Мне не надо было разговаривать с кучей народу, отвечать на дурацкие вопросы и терпеть, как все хлопают меня по спине. Мне не надо было идти на похороны Джонни Папаса и звонить его родителям – что я просто обязан был бы сделать, будь я здоров.

Меня навестили двое ребят из департамента, пару раз заехал Боб Мейплз. Он все еще выглядел неважно. Мне показалось, что он постарел на десять лет. Он всячески старался не упоминать историю с Джонни – разговаривал на общие темы, – и его визит прошел спокойно. Только одно вызвало у меня легкое беспокойство. Это было в его первый – нет, ошибаюсь, в его второй визит ко мне.

– Лу, – спросил он, – какого черта ты не уедешь из этого города?

– Уехать? – удивился я. Мы сидели с ним, курили и изредка обменивались замечаниями. И вдруг на тебе! – А зачем?

– Почему ты остался здесь так надолго? – продолжал он. – Почему тебе захотелось надеть шерифскую бляху? Почему ты не стал врачом, как твой отец, почему ты вообще не стал кем-то?

Я замотал головой и тупо уставился на одеяло.

– Не знаю, Боб. Наверное, я ленив.

– У тебя забавные способы демонстрировать это, Лу Ты никогда не ленишься работать сверхурочно. Ты проводишь в департаменте больше времени, чем любой из моих подчиненных. А ты, если я правильно тебя понимаю, не любишь работать. И никогда не любил.

Он был не совсем прав, однако я знал, что он имеет в виду. Была другая работа, которая понравилась бы мне гораздо сильнее.

– Не знаю, Боб, – сказал я, – очевидно, есть два типа лени. «Не-хочу-ничего-делать» и «не-сходить-с-накатанного-пути». Устраиваешься на место, думаешь, что поработаешь немного и уйдешь, а работа все держит и держит. То нужно подзаработать деньжат, чтобы прыгнуть. То не можешь решить, куда хочется прыгнуть. Предпринимаешь попытку, рассылаешь несколько писем. А там желают знать, какой у тебя опыт работы, чем занимаешься. Вполне вероятно, что им просто не хочется возиться с тобой, а если они все же берутся за тебя, то предлагают место в самом низу, потому что ты ничего не знаешь. Вот и остаешься там, где ты есть, и работаешь изо всех сил, потому что знаешь свою работу. А годы идут. Оглядываешься и видишь, что это все, что у тебя есть.

Боб медленно кивнул.

– Да-а... наверное, я понимаю, что это такое. Но с тобой-то, Лу, все могло бы быть по-другому! Твои отец мог бы отдать тебя в школу. Сейчас ты был бы практикующим врачом.

– Ну, – я на мгновение заколебался, – была та проблема с Майком, отец остался бы совсем один, и... думаю, мои мозги. Боб, не предназначены для медицины. Чтобы стать врачом, нужно чертовски много учиться.

– Ты мог бы заняться чем-нибудь другим. И у тебя есть на что жить, сынок. Продав этот дом, ты бы получил небольшое состояние.

– Да, но... – Я замолчал. – Признаться, Боб, я подумывал о том, чтобы уехать, но...

– Эми не хочет?

– Я ее не спрашивал. Просто речь об этом не заходила. И я сомневаюсь, что она согласится.

– Гм, – медленно произнес он, – плохо. Вряд ли ты... Нет, ты бы этого не сделал. Уверен, что ни один здравомыслящий человек не бросил бы Эми.