— Ты прав, люди разные!.. — прищурившись, прохрипел Грех. — Только, знаешь, есть такое далекое для тебя понятие, как друзья!.. Ты, смотрю, не особо за своих впрягаешься… Шкурой дорожишь!.. — ухмыльнулся он, взглядом указывая на раненного в руку Харли. — А мы вот как видишь, другие…. за друзей рвали и будем рвать!.. — зло произнес он и снова скрестил пальцы.
— Стой, стой, стой! — выставляя ладонь перед лицом, затараторил Череп. — Слушай, я смерти не боюсь!.. Но чтоб ты знал, я девок не пялил… Я пальцем их не тронул!..
— Хм… — грустно усмехнулся Грешник. — Я знаю, Череп, знаю!.. Но и своим людям ты не мешал… Ладно… — он глубоко вздохнул. — Умрешь последним… Челси!.. — громко произнес он, и задняя дверь внедорожника раскрылась.
Женщина, лет тридцати пяти на вид, с заплетенной коротенькой косичкой на затылке, одетая по — военному, медленно и грациозно выбралась из машины. Посмотрев ненавистным взглядом на Черепа, она прошла мимо него, нарочно задев плечом, а затем резко ускорившись, со всего маху ударила носком армейского ботинка прямо по лицу сидящего на земле Харли. В какой‑то момент показалось, что товарищ Черепа потерял сознание, потому что он сразу умолк, правда, через несколько секунд послышалось тихое завывание.
Останавливаться на этом женщина не стала и, выхватив острый армейский нож, разрезала ремень на поясе джинсов Харли и умело стянула их с него.
Череп зажмурился. Ему было трудно смотреть на истошно кричащего товарища, истекающего кровью в паховой области. Нет, он его не жалел, как не жалел вечно ноющего толстяка, как не жалел себя. Он прекрасно понимал, что они заслужили такой участи, и сейчас ждал только смерти. Впрочем, она не заставила себя долго ждать. Где‑то совсем рядом громыхнул один выстрел, после которого Харли замолчал, а второго Череп уже не услышал….
Открыв глаза, я совершенно не торопился подниматься. Если бы сейчас кто‑то мог взглянуть на меня со стороны, то, наверное, решил бы, что я идиот. По крайней мере, я бы точно так подумал, обнаружив посреди леса лежащего небритого мужика, улыбающегося во весь рот. Да, я снова видел сны, суть которых оставалась загадкой. Да, они, как и прошлые видения, были наполнены трагизмом или даже пропитаны смертью, но вот это как раз меня сейчас совершенно не интересовало. Не знаю почему, может, я просто еще не окончательно проснулся, но я лежал и хихикал, как ребенок, вспоминая своих друзей. Может, это и глупость, но если не получится их встретить живыми, то я буду рад, если они хотя бы во снах будут навещать меня.
Впрочем, поразмышлять о друзьях подольше не получилось из‑за какого‑то непонятного шороха, донесшегося со стороны, где еще вечером я разводил костер, и я повернул туда голову. Сейчас я ожидал увидеть кого угодно: будь то полуразложившийся зомбак, случайно наткнувшийся на меня, группа крадущихся бандитов или спецов, которых я видел во сне. При всем при этом я почему‑то не испытывал, как это было раньше, какого‑то страха или опасения, а шорох принял как данность, которая просто обязывала сохранять хладнокровие. Каково же было мое удивление, когда я увидел возле давно остывшего костра самого что ни на есть обыкновенного ежа. Шелестя травой и сухими листьями, он беззаботно бродил рядом с моими вещами, тщательно принюхиваясь, вытянув вперед свою милую, на мой взгляд, мордашку.
Некоторое время я молча наблюдал за поведением колючей зверюшки, но потом все же начал выбираться из спальника. Ежик, на удивление, оказался достаточно бесстрашным и, лишь фыркнув в мою сторону, продолжил свое исследование.
— Наглый ты товарищ, однако!.. — тихо произнес я. — Шел бы ты дальше, а?! Нет у меня ничего для тебя, слышишь?!
На самом деле мне не хотелось его прогонять, просто сейчас я был в таком умилении, что сказал первое, что пришло на ум. Мне даже погладить его захотелось, хоть я и понимал, что прикосновение к такому животному не доставит удовольствия ни мне, ни ему. Все же я не удержался и попробовал подойти поближе к зверьку, но тот неохотно развернулся в противоположную сторону и медленно потрусил прочь, ну, а я не стал этому противиться и принялся собираться в дорогу.
Путь представлялся достаточно долгим, и, доев остатки вчерашнего ужина, я решил еще раз свериться с картой. На данный момент было сложно понять, где именно я находился и какое расстояние уже покрыл. Единственное, на что я надеялся, так это на то, что я не промахнулся мимо Могилевки и она уже где‑то рядом. Чтоб в этом убедиться, нужно было выйти на дорогу и найти какой‑нибудь указатель или хотя бы километражный столбик. Еще вчера я категорически не собирался особенно близко приближаться к каким‑либо поселениям, но сегодня точно понял, что нужно поискать еще хоть немного провизии.
Слегка ополоснув водой из бутылки кастрюльку, я снова закрепил ее на лямке рюкзачка, который после закинул за спину, затем поднял свой автомат, чтобы сделать с ним то же самое. Когда «Калашников» оказался у меня в руках, меня обдало жаром: на его черном пластиковом прикладе была накарябана та самая, что и во сне, надпись «Жизнь — боль». В горле словно ком застрял, когда я вспомнил, что надпись я заметил еще тогда, когда ребята мне дарили это оружие, но в тот момент я не обратил на нее особого внимания, а позже просто — напросто забыл. Теперь же, глядя на приклад, у меня в голове снова начали путаться мысли. Наверное, и вправду можно считать меня полным придурком, но я действительно все это время не придавал особого значения своим видениям. Да, я думал о них, размышлял, что мог значить тот или иной сон, постоянно гадал, обо мне он или нет, но то, что эти самые сны могли быть чьим‑то прошлым или, возможно, будущим, я даже не подозревал. У меня пробежал холодок по телу, когда я вспомнил, что Грешник сказал мне про этот автомат. Все их оружие — трофеи, а это значит, что сегодняшнее видение рассказало мне, каким образом добыт мой «АК». Мне стало страшно, действительно страшно от такого осознания. Теперь я был точно уверен, что вижу прошлое, чье‑то прошлое, не свое. Ну, а как иначе? Ведь если постараться вспомнить все свои видения и неоднократное присутствие в них смерти, то это однозначно исключает мою причастность, ведь правда?!
— Жизнь — боль… Что бы это значило?.. — шепотом произнес я, задавая самому себе вопрос. — Что бы это значило?.. — повторился я и, окончательно погружаясь в размышления, все же двинулся в путь.
Если вспомнить то самое первое видение, то сразу же все становится на свои места. Кое‑кто, а возможно, я сам просто окончательно сбрендил по какой‑то непонятной пока причине и теперь находится в психушке. С другой стороны, несмотря на то, что это выглядит более чем логичным, я вижу сны, словно кино по телевизору смотрю, наблюдаю со стороны. Ну, это тоже можно отнести к определенному психозу, как и мою перебинтованную руку на утро после знакомства с ребятами. Кипиш сказал, что я упал в костер и обжегся, и они позаботились обо мне, но во сне я четко видел, что у человека уже была поранена рука. Конечно, это совершенно ничего не значило. Я далеко не психотерапевт или кто там еще правит мозги? Но все же это выглядело странным, и, возможно, просто мой совершенно ненормальный мозг перенес рану из реальной жизни в ту… а, собственно, в эту, в которой я сейчас бреду по лесу в надежде отыскать своих воображаемых друзей. И если это так, то какого хрена, увидев сон про выпавшего из окна ребенка, я абсолютно ничего не чувствую? На мой взгляд, насколько бы не пошатнулся разум — эта трагедия должна была вызвать во мне хоть какие‑то эмоции, кроме простого человеческого сопереживания самому происшествию. А сегодня ночью?! Сегодняшние видения вообще загоняли в тупик. Я четко видел несколько смертей, на которых, собственно, и обрывались сны, а, значит, они точно не могли быть обо мне. Да, все произошедшее могло опять просто забраться в мое воображение. Но сейчас, когда я держу в руках автомат, хозяин которого написал на прикладе эту дурацкую фразу и, судя по всему, вел себя так, словно желал при любом удобном случае вышибить себе мозги, я засомневался в том, что я простой психопат, ведь я не такой. В отличие от него, мне нужно сопротивляться, я этого хочу! Я не приемлю такого проявления слабости, как самоубийство. Конечно, и такой вариант исключать никак нельзя, но вот так просто и без эмоций, вряд ли у меня получится… А эти, как их там — спецы?! Какого лешего передумали захватывать тех, кто укрывался в дачном домике?! Чего напугались? Кто‑то доложил о приближении более опасного противника?! Ну, а что мешало тогда, чтоб не переживать, закинуть внутрь обычную гранату, а не слеповую?! Они же просто ушли!.. Перестали атаковать и ушли!.. И далеко не сразу стали занимать оборону, а, значит, причина была не в том, что на них готовилось нападение, а в чем‑то совершенно другом. Неужели повлияло то, что Череп к своей голове приставил пушку?! Опять же ерунда — спецы не могли видеть это, да и с чего им вообще переживать за какого‑то отморозка?! Ну, вышиб он себе мозги, да и хрен с ним — проще с остальными будет!.. И Грешник, гад!.. Он же знал, чей автомат мне презентует. Невозможно было такое не запомнить, ну, он бы точно не забыл, а сказал, что не помнит…. В общем, вопросов появилось гораздо больше, чем ответов. Размышляя обо всем этом, я понимал, что рано или поздно наткнусь на решения этих загадок, но для этого, скорее всего, необходимо спать, чего я себе сейчас позволить совершенно не мог…