Ударили морозы, появились больные. Лагерь старался сократить число обслуги, чтобы сохранить плановый процент вывода людей на основное производство. Быт разлаживался, люди теряли силы. Крепко сколоченное хозяйство прииска разваливалось. Краевский вызвал начальника лагерного отделения. Тот уже догадался, о чём будет разговор, и Явился с папкой приказов. Он выслушал Краевского с почтительным вниманием, потом вынул приказы и начал докладывать.

Игорь посмотрел на Его растерянное лицо, вздрагивающие уголки губ и сразу понял, что с ним ничего не решить. Начальник лагерного отделения действовал в строгом соответствии с директивами, а нужно было обходить их. Игорь не выдержал и резко Его оборвал:

— Ну зачем вы? Надо искать выход, как сохранить людей. Ответственности я не боюсь…

Начальник лагерного отделения виновато улыбнулся.

— А я боюсь. У меня четверо…

— Разве у людей, которые оказались в лагере, нет детей? Существуют Ещё и обязанности.

— Вы-то, кстати, холосты, — перебил он Игоря. — Ну а Если подходить с позиции гуманности, тогда освободите половину лагеря, а сами садитесь. Только их всё равно возвратят. Нет, Игорь Михайлович, в таких делах я вам не помощник, хотя отлично всё понимаю. — Он подумал и тихо добавил — Если вам не дорога голова, вы — начальник прииска и можете кое-что сделать своими приказами. Я, конечно, должен ставить в известность управление о всяких отступлениях. Но Если вы дадите вторую подпись, пока промолчу. — Он встал и подошёл к окну. — Поеду я, Игорь Михайлович, недельки на две по лагпунктам, а вы, Если хотите, действуйте.

Игорь тут же решил посоветоваться с секретарём партбюро. Но тот получил известие об аресте брата и ломал голову, как Ему быть: сообщить ли сразу в политуправление или воздержаться. Кто знал, как могли сложиться там дела, а вдруг разберутся и выпустят…

Значит, оставалось решать одному. Звонить? Он уже говорил с Гараниным…

Игорь стоял перед проблемой, от которой нельзя было уйти, да и не в Его это было характере. Судьба многих людей или личная безопасность. И он решил поступить, как подсказывала Ему совесть.

Своим приказом он ввёл дополнительное питание ослабленным и больным. Снизил ряд технических норм. Увеличил питание по общему котлу.

Теперь он с тяжёлым сердцем шагал в контору с небольшим узелком белья и другими вещами. Написал письма и попросил дневального отправить их, Если он не вернётся домой.

Павлов вошёл стремительно, на Краевского не взглянул и, сбросив шинель на диван, сел на место начальника прииска.

Это был первый признак, что Краевский от работы отстранён.

Игорь при его появлении поднялся и встал у окна. Он был бледен, внутренне взволнован, но старался держать себя с достоинством. Всё было продумано Ещё ночью.

Как начать разговор? Когда он был один, всё казалось так просто, а сейчас…

Павлов молча шевелил бровями. Его большая рука с узловатыми пальцами беспокойно двигалась по столу, воротник гимнастёрки налез до ушей.

Он медленно поднял голову и с ненавистью посмотрел на Краевского.

— Позвольте узнать, вы кто такой? — спросил он тихо. — Кто облачил вас полномочиями отменять мои приказы? Кто дал право разбазаривать государственные фонды?

— Не знаю, счастье это или несчастье, но пока я Ещё состою в одной с вами Коммунистической партии. Я отвечу за всё, но считаю своим правом потребовать от вас выслушать меня до конца.

Павлов насторожился, брови Его от удивления поползли вверх.

— Ну, ну!

— Вы спрашиваете, кто я? Хорошо, отвечу. Краевский моя фамилия. Сын рабочего-модельщика. Воспитанник Ленинского комсомола. Теперь член великой партии большевиков, человек и гражданин. А вот кто вы? Не понимаю этого не только я, но и многие другие. Враг или…

— Дурак? — подсказал Павлов. Лицо у него стало растерянным.

— Я просил только одного, не перебивать, — оборвал Его Игорь и продолжал: — Вы преступник и находитесь у кормила власти. Тысячи детей-сирот будут проклинать ваше имя. Когда-нибудь Родина внесёт вас в списки палачей и дети ваши будут стыдиться назвать свою фамилию. Не могу понять, почему вас не выгнали до сих пор из партии? Вы спрашиваете о моих полномочиях? Их дала мне моя партийная и человеческая совесть, гражданский долг. Вы сделали меня соучастником своих преступлений, и я был им, пока у меня не хватило мужества преодолеть страх…

По мере того как говорил Игорь, лицо Павлова покрывалось красными пятнами.

— …Последнее, что прошу. Пройдите в лагерь и посмотрите на дела своих рук. Вы увидите завтрашний архив, а сколько их уже легло…

Игорь помолчал.

— Ну а теперь я готов к ответу…

— Вы можете продолжать, я слушаю, — тихо сказал Павлов.

— Кажется, я наговорил больше, чем следовало, но мне как-то легче и уже не страшно. — Игорь посмотрел прямо в глаза Павлову и мягко добавил — Вы понимаете, как больно за Родину, за всё, за всё…

Павлов неловко залез в карман и вытащил платок.

— Значит, ты считаешь меня врагом или дураком? — спросил он задумчиво.

— О, Если бы только я…

— Значит, многие?

— Могу отвечать только за себя.

Павлов нажал звонок и попросил предупредить, что намерен пойти в лагерь.

— Сказал ты мне немало. Не часто такое бывает. А за это можно крепко ответить. Ты думал об этом? Ты понимаешь, что ты наговорил?

— Да.

Павлов взял шинель.

— Ну что же, пойдём в лагерь и посмотрим, что там за страсти, которыми ты меня тут корил.

— Позвольте мне не ходить, — настойчиво попросил Игорь.

— Ну, как хочешь. — Павлов вышел.

Всё произошло не так, как представлял себе Краевский. Он ожидал разноса, ругани и немедленного ареста.

Игорь ждал. Никто не заходил в Его кабинет, не звонил. Впервые было так тихо.

Значит, уже похоронили. Игорь подошёл к окну. Проехала подвода с дровами. Где-то на складе разворачивался автомобиль и грузчик кричал: «Вправо крути, вправо!»

От тишины на душе стало Ещё горше. Он посмотрел на часы — уже обед, а Павлов всё Ещё не возвращался. Игорь сел на диван. Донеслись тяжёлые шаги. Он встал и надел шубу.

Павлов вошёл тихо. Вид у него был задумчивый и хмурый. Он грозно пошевелил бровями и, не глядя на Игоря, сказал:

— Чего стоишь? Садись.

— Я жду. — Игорь взял шапку и узелок.

Тот молча прошёл к столу, сел не в кресло, а на стул рядом, опустил голову на руки и долго глядел на Краевского.

— Ты вот что, распорядись выдать все копии твоих приказов. А виноватых будем искать после.

— Больше мне оставаться тут нельзя.

— Глупость, — резко оборвал Его Павлов.

— Я химик. На прииск пришёл по комсомольскому призыву. Не горняк я.

— Будешь работать до выполнения плана по золоту. Раньше закончишь, раньше уйдёшь. — Павлов поднялся и протянул руку. — Работай смело. — И вышел.

Что же произошло? Не знал обстановки? Или заговорила совесть? Так кто же такой Павлов? Игорь разделся и сел в кресло…

ГЛАВА 19

Солнечный луч проник в оттаину стекла. Белоглазов, почувствовав Яркий свет, очнулся, открыл глаза. Пахло карболкой и дымом. У дверей коптила плохо закрытая печь. На топчанах лежали люди в одном белье и тихо разговаривали. За фанерной перегородкой кто-то басил:

— Ну что ж. Теперь геолога можно перевозить. Потребуется Ещё длительное лечение и квалифицированный надзор…

«Геолога? Длительное лечение?» — Анатолий напряг память, Из тумана забытья начало всплывать что-то страшное. Он отбросил одеяло, поднял голову. Ноги?

В груди резануло, в голове затрещали сверчки… Превозмогая боль, оглядел ноги. Нет, на месте, только в гипсе. Грудь перебинтована, руки как чужие. Он вздохнул и хотел спросить у соседа по топчану, как он тут оказался. Но стены закачались, перед глазами поплыли жёлтые круги. Белоглазов опустил голову и закрылся одеялом.

— Гляди-ка, наш инженер, кажется, оклемался, — Голос за спиной тихий, доброжелательный.