На большинстве крупных заводов идёт подготовка оборудования и машин. Закуплены за границей пароходы. Дальстрой вербует кадры специалистов в Москве, Ленинграде, Саратове, Иркутске и в других крупных городах.

— Ты понимаешь, у нас будет свой речной, морской и воздушный флот, — говорил он. — Представь себе наш Среднекан с пристанью и пароходами. А драги? Электростанции? Всё это здорово.

Николай постоянно поправлял мешающие говорить зубы.

— Сейчас вся жизнь там! — махнул он рукой на север. — Буду переводиться на Северный флот. Жить так жить, а то и нечего было вылезать из своего угла. Еду!

— А цинга?

— Пройдёт, да я и сам виноват. Урок хороший, и больше не попадусь. Считай, решено! — Он посмотрел на часы и схватился за наушники.

Колосов уходил, весело насвистывая. Было по-настоящему тепло. Весна! Весна, — шептали капли, падающие с крыш. С реки донёсся приглушённый звук, похожий на гудок, и замер. Колосов заглянул под берег и увидел сгорбленную фигуру.

— Догор! Догор вернулся! — заорал он и бросился навстречу Гермогену.

Старик остановился, вытер шапкой лицо. Колосов подхватил Якута вместе с узлом.

— Здравствуй, догор! Здравствуй! — тискал он его радостно. — Хорошо, что вернулся. Соскучился шибко, — Он поднял его ещё раз и осторожно поставил на ноги.

— Здравствуй, Юлка! Верно, хоросо? Моя много думай есть, — проговорил взволнованно старик и, улыбнувшись, подал мешок, — Моя подарок маленько есть. Только после смотри.

Колосов подхватил его узлы и направился с ним в юрту. Он заметил накрашенные углём ресницы и впадины глаз старика.

— Что это ты, догор, раскрасился, как индеец? — спросил он, улыбаясь.

— Солнце гляди много есть, глаза гляди совсем нету, болят.

— Что нового в тайге? — снова спросил Юрка.

— Таёжные люди говори много нету. Много думай есть, шибко много.

— А что?

— Колгоз делать надо…

Юрий затопил печь. Гермоген разжёг трубку, сел в свой уголок. Синий дымок окутал его застывшее и бесстрастное лицо…

ГЛАВА 24

Митяй, затёсывая стыки трапов, поглаживал их и подравнивал лезвием топора.

— А ну, попробуй прокатиться с песками, — подморгнул он Юрию и, посмеиваясь в бороду, стал подниматься к шлюзу прибора. Там Белоглазов сосредоточенно заканчивал укладку сверлёных листов железа и деревянных решёток трафаретов.

Юрка подхватил тачку, загруженную породой, и с грохотом вкатил её по настилам к бункеру.

— Сама бежит, не удержишь, — проговорил он шутливо.

Была суббота. Смеркалось. Утром на открытие промывочного сезона приедет молодёжь. Парни спешили. Белоглазов был собран и молчалив. Краевский серьёзен и деловит. Колосов энергично хлопотал, не скрывая своего волнения.

Олово. Это так ново и значительно. А вдруг не получится? Он волновался за Белоглазова больше, чем за себя. Колосов преклонялся перед Анатолием, мысль о неудаче страшила.

Дул тёплый южный ветер, сгоняя остатки снега с низины долины. Ключ Борискин бурлил, пенился и бился о каменистые берега. Вода металась по закраинам.

Среднекан ещё не вскрылся, и коричневый водяной вал скатывался по зеленоватому льду. В тихих заводях чернели стаи уток. В широких излучинах отдыхали огромные табуны гусей.

Белоглазов закончил армировать колоду, поднялся к головке прибора и махнул Краевскому рукой. Игорь пустил воду, и по сплоткам заклубился коричневый вал, поднимая щепу, мох и другой мусор. Но сразу же через заборку стенок брызнули серебристые струи воды, вал вытянулся в топкий Язычок и, лизнув настил, отступил.

Колосов застонал и схватился за голову.

— Не волнуйся. Заилится всё через пару часов, — усмехнулся Митяй. — Оно бы неплохо и поработать, глядишь, к утру всё было бы как надо, — добавил он и спустился с прибора.

— Толька? Ты слышишь? — крикнул Колосов.

Белоглазов вытянул шею и устало тряхнул головой.

— А завтра не подкачаем? Приедут ребята, а мы в кусты? — спросил он пытливо и выжидательно улыбнулся. — Как ты на это смотришь, Игорёк? — Тот вытер о подкладку телогрейки руки и задумался.

— Я выдержу. Опробовать, конечно, следует, но что мы сделаем трое? Да и, как мне кажется, Толька устал.

Белоглазов поднял на него глаза и засмеялся:

— И это говорит Игорёк? Ну кто бы мог подумать? А я-то всё считал, что ты обо мне куда лучшего мнения. — Он наморщил лоб, и в бровях залегла упрямая складка. — Не беспокойся. Порох у меня есть. Да к тому же мы с Митяем уже договорились: пока у него обводнён забой, он оставит несколько старателей до утра. Так что мыть и мыть, сколько хватит сил. Важно установить, будет ли задерживаться на грохотах касситерит. Утром должен приехать Михаил Степанович.

Вода как бы нехотя приближалась к бункеру. Когда донеслось её журчание по шлюзам, Белоглазов взял скребок, отрегулировал величину струи и махнул шапкой. Юрий и Игорь взялись за тачки, а трое старателей уже кайлили и зарезали забой.

Ночной сумрак сгустился на пару часов, и снова уже серел пасмурный день. Парни не заметили, как наступило утро. Бригада заключённых ещё не появилась в разрезе, когда со стороны устья Среднекана показались люди. Первым заметил их Колосов и, перекрыв воду, крикнул:

— Толька! Ребята! — И показал рукой на кусты.

Белоглазов принялся снимать металл. Он делал всё неторопливо, стараясь оттянуть возможное разочарование. Колосов не спускал с него глаз.

— Что-нибудь видно? — вздыхал он, стараясь уловить серебряные блёстки. Краевский невозмутимо следил за ловкими движениями геолога.

Но вот Анатолий принялся отмывать касситерит.

— Ну где же? Где же он? — нетерпеливо спрашивал Юрка.

Белоглазов отмыл лоток и высыпал на лоскут брезента кучку чёрных блестящих кусочков.

— Вот оно! Видал, сколько? Есть! — сначала тихо бормотал Толька и вдруг громко засмеялся — Есть! Есть!

— Есть! Есть! — подхватил его крик Колосов, охваченный диким восторгом, и бросился навстречу поднимающейся на прибор Жене. — Женечка! Милая! — Он схватил ее и принялся целовать в глаза, щёки и губы. — Есть, Женечка! Всё получилось!.. — повторял он без конца.

Он не заметил, как раскраснелась Женя, как расслабленно откинулась на перила. Не слышал её шёпота:

— Юрочка, хороший. Но зачем же так? На нас смотрят! — лепетала она.

— Ну и пусть! Мне не стыдно, я от души! — возразил он.

— А кто сомневается? Но и для души должно быть своё время! — услышал он голос Краснова и обернулся. Тот привязал лошадь и, посмеиваясь, поднимался на эстакаду.

— Михаил Степанович! Всё хорошо! — крикнул Юрка, бросившись ему навстречу.

Краснов засмеялся:

— Вижу, вижу! Но как всё же с касситеритом? — спросил он и, заметив Белоглазова с лотком, прошёл к шлюзам. — Днями получаем пополнение. Прибор придётся передать в руки хорошей бригады. А вам спасибо, и очень большое спасибо, — проговорил он задумчиво и, склонившись над лотком, стал терпеливо ожидать.

Вешние воды скатились в Восточно-Сибирское море. Затих шум весеннего перелёта пернатых. Смолк звон ключей и рёв перекатов. Жители посёлка разлетались по горным участкам и по тайге с поисковыми партиями. Отчалили от среднеканского берега кунгасы огромной экспедиции по исследованию среднего течения Колымы. Затих и опустел посёлок. Только распущенные из упряжек собаки валялись в пыли, лениво ловя мух и греясь в тёплых лучах весеннего солнца.

Колосов сидел на обрыве, свесив ноги, и слушал, как ухал каменный перекат, как тихо журчали струйки воды у прибрежных камней, как печально кричала кукушка на другом берегу реки за белой палаткой цинготников. Он приехал с той стороны на лодке и привёз для Николая охапку дикого лука.

Наступил тихий и тёплый вечер. Где-то глухо урчали раскаты первого грома. Колосов решил ждать, захотелось постоять под тёплым проливным дождем, смыть с себя копоть зимы. Он прислушался, так хотелось услышать гудок первых пароходов. Их ждали со дня на день.