— Я не обвиняю тебя, — сказала Рейн. Я собирался спросить, что она имеет в виду, но она продолжила без подсказки. — Думаю, что если бы кто-нибудь сделал такое со мной, я бы в конечном итоге также закончила, утопая в бутылке.

— Никто не сделал бы такое с тобой, — сказал я, эта мысль заставила меня рассвирепеть. Если бы кто-нибудь причинил бы ей боль, как Джиллиан причинила мне... ну, я бы сделал целью своей жизни разорвать этого ублюдка на части. Медленно. — Если бы кто-нибудь сделал это, я бы убил его.

— Бастиан?

— Да?

— Это ничего не меняет, — сказала Рейн.

— Что ничего не меняет?

— То, что она сделала тебе, — заявила Рейн. — То, что ты сделал после этого — это не имеет значения.

— Это не имеет значения?

— Я все еще чувствую то же самое к тебе, — сказала Рейн. — То, что она сделала, не твоя вина.

— Я не стоил этого, — напомнил я ей. — Я не был достаточно хорош для...

— Чушь собачья.

Я должен был посмотреть на ее лицо, потому что это был второй раз, когда я слышал, что она ругается. Ее глаза были сощурены, и она смотрела на меня сверху вниз.

— Я был дураком, — напомнил я. — И не позволю себе быть таким дураком снова.

— Возможно, довериться ей было опрометчиво, — спорила Рейн, — но заботиться о ком-то, даже ты позже поймешь, что он не заслуживает этого, не глупо.

— Чертовски уверен, что это и не умно, — спорил я.

— Это не твоя вина, — повторила Рейн, выговаривая каждое слово резко и отчетливо. — Ты не заслужил, чтобы что-то подобное случилось с тобой, и я не собираюсь думать о тебе хуже из-за этого. Я говорила тебе прежде, но, полагаю, мне нужно сказать это снова — я понимаю тебя, Бастиан. Я знаю кто ты на самом деле за этим бронированным щитом. Теперь, когда я понимаю некоторые «почему», то хочу быть здесь для тебя больше чем когда-либо.

— Я недостаточно хорош для тебя, Рейн, — сказал я мягко, искренне прося своими глазами поверить мне, потому что если она не поверит, я не буду достаточно сильным, чтобы держаться как можно дальше от нее. Я хотел ее слишком сильно сейчас.

— Я думаю, что я единственная, кто должен это решать, — сказала Рейн. Она приподняла бровь, а затем наклонилась, чтобы запечатлеть уверенный поцелуй на моих губах.

— Ты должна решиться сказать мне отвали, — ответил я ей. — Это наилучший вариант для тебя.

Рейн слегка улыбнулась печально, а затем медленно покачала головой. Подняв руки, она обхватила мое лицо и снова потянулась ко мне, ее губы встретили мои и медленно к ним прижались. Оторвавшись, она прислонила свой лоб к моему и посмотрела мне прямо в глаза этими красивыми, карими радужками, что заставляли меня хотеть утонуть в море шоколада.

— Ты попытаешься впустить меня, Бастиан? — спросила Рейн. Ее пальцы очерчивали мой подбородок. — Просто попытайся? Я не сделаю тебе больно — я не сделаю тебе также больно.

— Ты уже там, — подтвердил я.

В конце концов, полагаю, я не должен оставаться в одиночестве.

11 глава

Земля

Я сидел на краю входного отверстия плота, уставившись в темноту и пытаясь выяснить, что, черт возьми, со мной происходит. Я был не в состоянии уснуть, даже когда пальцами Рейн перебирали мои волосы. После того как она, наконец, задремала, я высвободился из ее объятий и устроился здесь, чтобы сидеть и созерцать... пустоту.

Я не знал, что буду чувствовать или, как предполагалось, должен был почувствовать, рассказав все о Джиллиан и ребенке, и был отчасти удивлен, что чувствовал в основном пустоту внутри. Может, я просто переживал все это дерьмо еще раз — вспоминая все, что так долго пытался забыть на дне бутылки или рюмки. Может быть, я действительно чувствовал только ненависть к себе, которая была такой знакомой, что засела в моей голове как ничто другое. Может, так оно и есть. Если бы я придерживался своего стиля женоненавистника, то никогда не влюбился бы в Джиллиан и был совсем другим человеком сейчас.

Был бы?

Я попытался представить, где я был бы сейчас, если бы не встретил ее, или если бы она не спала с Йеном. И снова столкнулся с пустотой. Учувствовал бы я в турнирах? Я уже немного стар для этого дерьма. Мне исполнялось тридцать этим летом. Может быть, я бы обучал других бойцов или ушел в отставку и открыл бордель или что-нибудь, чтобы скоротать время. Может, мы бы жили в пентхаусе — Джиллиан, я и ребенок. Может, я бы учил малыша самозащите или читал ему книжки каждый вечер. Может, мы все жили бы на судне и наняли репетитора, чтобы он жил вместе с нами. Меня бы здесь не было; это точно.

Меня бы не было здесь вместе с Рейн.

Черт.

Я больше не люблю Джиллиан и, если быть совершенно честным, не уверен, что когда-либо ее любил. Может быть, она была просто кем-то, кто, как я думал, был постоянным в моей жизни — это было то, что я любил в наших отношениях. Может быть, я был влюблен в идею любви. Я был счастлив с ней, несмотря ни на что, я помнил об этом. Я был счастливее, чем когда-либо был прежде.

— Она заставляет меня чувствовать себя так, словно я на самом деле чего-то стою, — сказал я Джону Полу, положил гантели рядом со скамейкой и сел. — Кроме Лэндона, никто никогда не хотел глупого дрянного мальчишку вроде меня. У Лэндона были свои причины, и те не имеют почти ничего общего со мной. В любом случае, я делаю ему кучу денег.

— Лэндон тоже заботится о тебе, — произнес Джон Пол, — у него хреновый способ показать это, но он заботится о нас обоих и не только из-за турниров. Он тоже видит нечто большее в тебе. Если я облажаюсь, он вышвырнет меня в мгновение ока. Я думаю, что ты можешь натворить что угодно, но он все равно примет тебя как блудного сына или типа того.

— Не знаю, — ответил я. — Я думаю о нем, как об отце время от времени, потому что он — самый близкий человек, который когда-либо был в моей жизни, но он, конечно, не раз угрожал вышибить мне мозги, когда я лажал.

— Тем не менее, он не сделал этого.

— Нет, но хотел бы. Я думаю, что ему не нравится Джиллиан, но он не говорит почему. Она не похожа на охотницу за деньгами. Джиллиан не нужны мои деньги. Приятно знать, что она хочет только меня, а не что-то еще.

— Это хорошее чувство, — согласился Джон Пол.— Вы, ребята, действительно хорошо смотритесь вместе — это точно.

— Речь не о том, — сказал я, качая головой. — Я люблю ее, Джон Пол, и она тоже меня любит. Я действительно подумываю об уходе на пенсию и покупке огромного претенциозного кольца.

— Ублюдок, — рассмеялся он. — Я должен уйти на пенсию первым — я занимаюсь этим дольше.

— Да, и, возможно, ты когда-нибудь будешь делать это правильно!

Он хлопнул меня по плечу, и мы захохотали, а затем вернулись к гантелям.

Я не знал, что чувствовал сейчас. Счастье? Грусть? Пустоту? Ничего? Да, это, вероятно, наиболее точный способ описать мои чувства. Ничего. На секунду я взглянул через плечо на спящую на полу позади меня темноволосую женщину. Когда я посмотрел на нее, пустота внутри меня испарилась быстрее, чем роса с собирательного листа в верхней части плота. Я рассказал ей больше, чем когда-либо говорил кому-то. Она знала вещи, которые я никогда не говорил Джиллиан или Джону Полу, или даже Лэндону. Она знала меня, и я понятия не имел, что должен делать дальше.

Когда я смотрел на нее, обнимал ее, ощущал ее руки на себе, — что я чувствовал тогда? Я не придумал этому название. Словом счастье не описать это чувство. Оно может быть частью этого, но было что-то еще внутри, и показывало, что не все было хорошо. Я также чувствовал панику, когда думал о ней, и не был уверен почему.

«Потому что ты знаешь, что она словно крючком зацепила что-то внутри тебя, и если она сейчас потянет, то завладеет фунтом плоти и много чем еще».