В «Записках» Державин так поясняет свою мысль: кулибинский фонарь «производит чрезвычайный свет вдали горизонтальною полосою, но чем ближе подходишь, свет уменьшается и, наконец, у самого фонаря совсем темно».

Однако о практическом применении прожектора Кулибина, о чем мечтал изобретатель, о применении его в промышленности, на транспорте, в военном деле и речи не было. В этих областях им пользуются в виде исключения. Так, например, по сообщению Свиньина, фонарь в силу чистой случайности помог замечательному русскому путешественнику и охотнику за морским зверем, Шелехову[64], обосноваться на острове Кыктак.

Шелехов, промышлявший морским зверем на Камчатке и в Северной Америке, отправляясь однажды в дальнее плавание, взял с собой фонарь Кулибина. С помощью этого «чуда», поразившего воображение диких обитателей Камчатки совершенно так же, как и петербургских придворных, Шелехов покорил остров Кыктак.

«Сначала, — пишет Свиньин, — жители нападали на него (Шелехова. — Н. К.), и он принужден был с ними драться, наконец, ласками и хитростями успел он довести их до того, что они почитали его необыкновенным человеком и полюбили искренно! В числе хитростей, употребленных им к усмирению диких и привлечению в повиновение и любовь к себе, был фонарь одним из действительных средств. Узнавши, что дикие поклоняются солнцу, он уверил их, что он и сам покровительствует их богам, в доказательство чего приказал им однажды ночью собраться на берегу (распорядясь заранее, в какое время зажечь фонарь на мачте корабля, стоявшего в довольно большой отдаленности от берега) и стал призывать солнце для внушения народу покорности. Через несколько минут фонарь засветился, и дикие с криком и страшными волнениями упали на землю и стали ему молиться»[65].

Кулибину никак не удавалось всерьез заняться чем-нибудь иным, кроме иллюминаций, бутафории для празднеств, различных курьезных автоматов и т. п.

Даже Академия рассматривала Кулибина как универсального механика, которого можно использовать для любого дела.

Наследник престола Павел подарил Академии огромный английский глобус, как говорили тогда, «систему света», в котором вмещалось двенадцать человек. Он и по сию пору цел и хранится в городе Пушкине. Глобус этот, стоявший в библиотеке Академии, сломался. Для того, чтобы его исправить, решено было обратиться к английскому мастеру. Неизвестно, какое дал заключение англичанин после осмотра глобуса, только Комиссия обратилась все к тому же Кулибину.

«Механику Кулибину приказать, чтобы он… систему света… осмотрев наиприлежнейшим образом, подал в Комиссию рапорт, что в ней недостает и что попортилось, и может ли он, Кулибин, привесть оную в надлежащее движение».

Глобус был сделан очень хитро. Кулибин осмотрел его и нашел в нем большие неполадки. Некоторые части были отняты, другие не так приделаны, иные поломаны, а иных и вовсе не хватало.

«Что же касается до внутреннего содержания колеса всей машины, то без совершенной разборки внутренней — частей чего недостает и что испортилось видеть не можно».

С разрешения Комиссии Кулибин взял глобус домой, разобрал его и исправил.

Вскоре Кулибину пришлось разработать целый трактат «О фейерверках», причем обстоятельно и полно, во всех деталях. Вот подзаголовки этого трактата: «О белом огне», «О зеленом огне», «О разрыве ракет», «О цветах», «О солнечных лучах», «О звездах» и т. д.

Была разработана техника изготовления каждого светового эффекта. Чтобы получить, например, желательную окраску — «колер», Кулибин брал соответствующий состав и приготовлял густой крепкий настой на спирту. Для желтого цвета служил ему «шафранный инбир», для красного — «змеиная кровь». Потом он окрашивал тонкую слюду и через нее пропускал свет с помощью своих фонарей. В главе «О разрыве ракет» он рассказывает, как посредством деревянного колеса с системою ящиков можно создать удивительное зрелище: «пузырьки от края до края разрывались во всем колесе, делая выстрелы беспрестанно, как ракеты в воздухе». Выдумка Кулибина на этот счет просто неистощима: «верховые ракеты должны быть в трех местах, в середине полосовые, на одной стороне змеистые, на другой стороне капельные белые…»

Занимался он и автоматами, которые в немалом числе ввозились из Европы екатерининскими вельможами. Замысловатые автоматы показывались потом на потеху гостям и императрице. Такие штуки любил, например, обер-шталмейстер Лев Александрович Нарышкин, игравший сперва при Петре III, а затем при Екатерине роль добровольного шута. Нарышкин всю жизнь провел в придворном кругу, забавляя болтовней царицу. Царица называла его «прирожденным арлекином» и высмеивала в своих сочинениях. Нарышкин был любителем пиров и всяческих развлечений. Один такой пикник, устроенный в 1772 году в честь царицы, стоил ему 300 тысяч рублей.

Этот сиятельный арлекин собирался как-то дать пышный бал для знати и царицы на своей даче под Петергофом. Для сооружения искусственного вулкана и других подобного рода забав он пригласил театрального механика итальянца Бригонция. Ему же поручил Нарышкин перевезти автомат заграничной работы, изображавший старика в греческой одежде, сидящего в кресле перед столом. Автомат этот, подаренный Нарышкину цесаревичем Павлом, мог перебирать карты, переставлять шашки, считать деньги и был в самом деле предметом очень занимательным и редкостным. Бригонций привез статую в разобранном виде на дачу вельможи. Но когда он стал ее собирать, то потерпел неудачу. Автомат был настолько сложен, что театральный механик бился над сборкою несколько дней и ничего не мог поделать. Боясь гнева вельможи, он заявил, что собрать его может только сам изобретатель, знающий секрет, и что он, Бригонций, дает голову на отсечение, что никто другой сделать этого не сумеет. Нарышкин был в отчаянии — главный курьез выпадал из программы празднества. Накануне бала Нарышкин встретил на Исаакиевском мосту Кулибина. «Бог послал мне тебя, Кулибин, — сказал сиятельный вельможа, — садись в карету, поезжай скорее ко мне на дачу и поддержи честь русского механика, исправь Корнелия».

Они отправились на Васильевский остров, забрали инструменты в доме Кулибина и поехали на дачу.

Кулибин рассмотрел автомат и собрал «капризного старика». И вот тот зашевелился и стал проделывать свои диковинные фокусы. Радости Нарышкина не было предела.