И помогали.

Толик и Гаврила навели мосты с местным криминалом и нищей братией и из их числа организовали чтото вроде службы информации. Нашей. Личной. Как задел на будущее. Этим направлением занимался персонально Толик, а Гаврила взял направление несколько иное слуги и мелкие торговцы, а также некоторые купцы и приказчики. Вся эта публика работала за деньги, но работала не хуже идейной еврейской службы информации де Санглена, он курировал какогото их рабе, которому было откровение и по его слову многочисленные ученики оказывали посильную помощь русским. Я особо не вникал, да меня и не допускали к таким секретам, но эффективность такой информационной, и не только информационной службы была высока чрезвычайно. Закревский, сделавший в свое время ставку на мелкопоместную служилую местную шляхту, проигрывал де Санглену в информационном плане безнадежно. Поляки, литвины и литовцы были не надежны и требовали гораздо больших средств в оплате своих услуг. Хасиды придерживались иной тактики и просили в оплату за услуги услуги ответные, на сегодня либо в будущем. Деньги тоже брали, но строго под отчет. Более того, они сами давали довольно значительные средства.

Мои соратники не стали влезать в чужое поле. Воришки, нищие, слуги и торговцы, вот тот источник информации, которым пренебрегли другие, а вот нам они пришлись в самый раз.

Добавил и я в эту копилку агентурной сети свою невеликую лепту. Я уже почти позабыл за каждодневной суетой, что есть названным родичем цыганского барона. А вот он не позабыл. Привет от него привез ко мне неугомонный Мурш. Паренек повзрослел за то время, что мы с ним не виделись.

Цыгане вовсе не собирались оставаться в стороне от той беды, что надвигалась на Россию. Часть молодых мужчин из таборов шли в солдаты. Вот уж удивили, честно говоря. Мало того, цыгане собирали довольно значительные средства для передачи на армейские нужды. Второй раз удивили. Какието неправильные цыгане. Или, наоборот, именно сейчас правильные?

Так вот Мурш предложил услуги соплеменников в виде информационной службы лично для меня. Цыганская почта работала не хуже еврейской. Полковник Закревский тоже в тот же день получил предложение о привлечении цыган в помощь работы Особенной канцелярии при военном министре. Там естественно с предложением были люди посолидней чем молодой парень, бароны, но ссылались они на некоего Горского, как человека в чьей голове впервые возникла такая идея. Закревский от такого подарка естественно не отказался, это ж какая возможность гасконский нос де Санглену утереть! Но все, что ему позже докладывалось смуглолицей публикой, мне становилось известно тоже, причем едва ли не раньше. Естественно от моего напарника по зимней скачке. Он все время крутился гдето в Вильно и окрестностях и почти ежедневно имел возможность встретиться с поручиком Горским.

Ой, не простой цыганченок, этот парнишка Мурш.

Полковник Закревский также зачислил в мой отряд волонтером рядового казака Войска Донского Беспамятного, т.е. Толика, освободив его от обязательной весенней поездки на Дон, а также двух первых офицеровохотников из четырех, минимально положенных в такой партии как моя. Двух молодых прапорщиков, причем один из них был прапорщиком гвардейского Семеновского полка. Захотелось парню романтики, понимаешь.

Я взял, правда, с опаской, както с гвардейцем в подчиненных уживусь? Впоследствии не пожалел. Авантюристом оказался почище меня. Звали этого двадцати двух летнего парня как и меня Сергей, а по фамилии он был Трубецкой. Вот именно! Будущий декабрист...

Я даже не понял сперва, кого мне полковник сватает. Князь и князь. Что мы князей, что ль не видали? Тонкий в кости, сдержанный в движениях, ироничный, чуток нахальный и отчаянно смелый. До дерзости. Но при этом никогда не теряющий головы. Фехтовальщик от Бога, не хуже второго кандидата о котором скажу позже, правда, свое искусство мог показать пока только в манеже. Боевым приемам не обучен вовсе.

За нахальство и самомнение был бит в первой же учебной схватке с Толиком. Бит крепко и не единожды. До крови. Но не обиделся, а напросился к спецу в ученики. И что удивительно, был в эти ученики принят. Толик, честно говоря, терпеть не мог аристократов, вернее дворян вообще, а тут неожиданно сделал исключение. Наверное, потому, что Сережа совсем на князя был не похож. Не наблюдалось в нем той наполеоновской заносчивости, которую отмечали перед восстанием на Сенатской площади. Учился жадно у всех, не гнушаясь и нижних чинов, и все это без всякого панибратства, желая во всем быть лучшим. За образец для подражания почитал Суворова. Единственно, всем своим учителям весьма самоуверенно обещал превзойти их в кратчайший срок. Борзый... Но в хорошем смысле.

Еще не коснулась молодой души масонская зараза, и мне жутко захотелось, чтобы и минула его эта забугорная дрянь. Что в России больше ничем заняться, чем в вольных каменщиков играть? Ведь сколько доброго может для Отчизны сделать этот незаурядный парень. Значит, что? Значит будем перековывать.

Место еще одного кандидата у меня было зарезервировано с самого начала. Прапорщик Глеб Горяинов, мой названный младший братишка.

Хм... Еще один. Сколько у меня уже названной родни за почти два года образовалось? А главное, до чего же пестренькая компания!

Глеба я, конечно, забыть не мог, да и под моим присмотром целее будет. Он все еще находился в офицерском резерве, и по моей слезной просьбе сего щегла отыскали в списках, зачислили в штат Иркутского драгунского полка и отдали под мое начало. Ура протекции личного адъютанта военного министра!

Так Глеб у меня стал исполнять роль моего зама по кавалерии и командира второго взвода, а Сережа Трубецкой возглавил егерей. При каждом из молодых офицеров был пестунфельдфебель, что в эти времена было распространенной практикой. Когда возле Глеба находился унтер Ивушка, я был спокоен. Трубецкой же был и постарше, и поопытней, но не гнушался выслушать добрый совет от седоусого егерского унтера, хотя последнее решение оба прапора всегда оставлял за собой. Военная косточка, что тут скажешь.

Гаврила в это время крутился в городе как купец и управляющий, и вовсю рубил копеечку, но это так, попутно и больше для маскировки. В основном же занимался сбором информации и спасением хоть части наших трофеев от загребущих ручек армейских тыловиков. В будущем я намеривался пустить в ход это добро, а для того пришлось Гавриле срочно взять ремонтерский патент, а также договор по выкупу трофейного оружия для переделки в наших мастерских. Подряды на отечественные стволы были на казенных заводах, там не протолкнуться, а с трофейным железом пока не определились. Условия неплохие. Половину стволов в казну, половину нам. Бизнесмен, однако...

Так обстояли дела у нашей слаженной боевой тройки.

Вот теперь можно вернуться и к событиям конца апреля 1812 года. А они были весьма интересны, хоть временами и опасны, а порою и довольно грязны и неприятны.

Мы уже почти неделю преследовали неуловимый отряд. Небольшой, в общемто отрядик, но истинная невидимка. Человек в сорок, но они как сквозь землю проваливались после каждого налета.

А налеты по своей жестокости были невиданны, да и материальной потере были весьма велики. Четыре военных магазина до крыши заполненных продуктами, амуницией и фуражом ушли с дымом. Снабжение целого корпуса сорвано. Четыре охранных взвода вырезаны в ноль. И это не такими уж большими силами.

Как?

Ведь их возле каждого склада по человек тридцать с лишним было. Не слепые, не глухие.

А все оказалось просто, хоть об этом мы узнали и чуть позже, да и то случайно. Заполненыто эти громадные срубы были только по бумагам, и так, еще коечто по мелочи. И палили их люди в военной форме русской армии. Оттого и подпускали охранники своих будущих убийц буквально на удар ножа, вот и не было в их руках оружия. А как иначе, если человек, которого знали все в армии как одного из главных снабженцев, лично возглавлял отряд ряженых в мундиры бандитов.