— Кажется, надо вернуться за зонтиком,— Освальд торопливо нажал на кнопку двадцать восьмого этажа, а затем лезвием ножа сковырнул кнопочную панель. Оставалось только пристегнуть к разъему свой терминал и ввести давно код доступа в оболочку отеля. Программа “кукушка”, загруженная агентом, взяла в плен остальные подъемники гостиницы. Теперь эти лифты каждый шестнадцать миллисекунд посылались наверх, и буфер обращений к ним заполнился на ближайшие полчаса.

— Сейчас начинается высший пилотаж,— сказал Освальд и тут кабина, в которой они ехали, застряла между сороковым и сорок первым этажом.

— Эх, был бы парашют,— протянул сельский мечтатель.

Освальд погладил руками стенки кабины и сказал:

— Говорят, сейчас в моде просторные гробы. Заставляем ждать катафалк, нехорошо, Виктор Васильевич.

— А у нас в деревне Пахомыч вначале помер, а потом ожил, когда Петька догадался ему пятки прижечь,— с готовностью поддержал тему дядя Витя.

— И мы прижгем пятки, только не Пахомычу,— вдруг сообразил Освальд. Он выдернул несколько листиков из записной книжки, свернул в трубочку и, запалив, поднес к пожарному датчику. Сразу заблестела надпись на потолке: “Аварийный выход”. Но не более того.

Агент погрузился в задумчивость, а дядя Витя вдруг ударился в пляс. Это настолько напоминало помешательство, что Освальд уже собирался отключить безумного напарника ударом в левую половину затылка. И тут вой сирен просквозил шахту и проник в печенку. На головы полилась пенистая жидкость с резким запахом.

— Три десятка прерываний от пожарной сигнализации,— определил, несколько смущаясь, агент Фалько.

А по экранам его очков пробежался, выпуская дым из ноздрей, вирусный киберобъект “К2”.

— Что это, шампунь течет? — поинтересовался дядя Витя. — Почем литр?

Пена прибывала живо, она уже подбиралась к дяди Витиным усам и не давала ему возможности нести околесицу. Освальду все никак было не выбить аварийный люк.

— У нас или недолив, или перелив, — подчеркнуто меланхолично заметил агент, хотя сердце прыгало в груди как встревоженная сорока.

— Утопаю, Фан Фаныч, спасай,— не сдерживаясь, заголосил дядя Витя. Он пытался выпрыгнуть из пены, которая была ему уже выше шляпы.

Наконец, люк поддался и вылетел от удара лбом в прыжке. Освальд выскочил на крышу лифта, потом с трудом выудил напарника из мокрой могилы.

— Умоляю, не дрыгай ногами. Ну, послушай меня хоть раз, в порядке исключения.

По скобам, прихваченным к бетонной стене шахты, они добрались до ближайшего этажа. Там Освальд аварийным рычагом отжал дверь и открыл выход. На сорок первом этаже царила паника. Неупорядоченное стадо сотрясало пол. Люди бежали в разных направлениях, “пахло” адреналином. Изо всех сил старались системы пено-, паро— и порошкового тушения. Мгла застила воздух, как при Бородино. Пока Освальд разбирался, куда бежит большинство, послышался возмущенный голос дяди Вити.

— Чего хватаешься, ой, рука, больно, ой, голова же не резиновая…— агент обернулся и понял, что дядю Витю замели. Двое крепких ребят работали над ним с ответственным выражением на лице: выламывали назад руки, били кулаком по шее.

Освальд пригнулся и обошел с фланга сцену грубого насилия над представителем трудового крестьянства. По дороге агент обнаружил использованный огнетушитель и прихватил его с собой.

Того бойца, что ломал дяди-витины руки, Освальд сбил с пола подсечкой. Кто специализировался на ударах по шее, получил по затылку, отчего ноги у него разъехались, а лицо приблизилось к полу.

Освальд еще тюкнул обоих групзахов огнетушителем по макушке, и дядя Витя освободился от них окончательно. После этого колхозник гордо прошелся по телам поверженных врагов к пожарному спуску, куда и стремились наиболее сознательные постояльцы гостиницы…

Пожарный спуск представлял собой невидимый простым глазом мономолекулярный трос до земли. За этот трос надлежало зацепиться страховочным поясом, после чего скользить вниз, почти с той же скоросью, что и при обычном падении.

Несколько отчаянных мужчин съехали вниз, испуская рев подбитого самолета. Это не ободрило оставшихся наверху. Напротив, некоторые дамы лишились чувств и теперь их валяющиеся тела мешали броуновскому движению постояльцев. Даже у Освальда немножко защемило где-то внутри. Единственное, к чему он относился с недоверием, так это к высоте. Эх, если бы нырять надо было, подумалось ему. Но дядя Витя потянул его за рукав.

— Давай быстрее, Фан Фаныч. Через пару минут здесь будет такой завал, что бульдозером не разровнять.

Дядя Витя уже хотел сигануть вниз, Освальд едва успел надеть на него хлипкий страховочный пояс, и защелкнуть самохват.

— Проверь страховку,— напомнил Освальд, но дяди Вити уже не было рядом, от пикирующего крестьянина донесся только вопль: “Иду на ты!” Пришлось и Освальду сделать шаг в пропасть…

На улице у подножия небоскреба уже сновали красные и белые машины. В белые автомобили укладывались жертвы виртуального пожара. Какой-то представитель ССС в штатском потребовал у дяди Вити документы, но крестьянин своевременно обратился к публике:

— Вот этот гад свой хабарик не затушил, из-за него пожар случился. Узнал я его!

Толпа плотным кольцом окружила оболганного человека и искала момент, чтоб поделикатнее приступить к линчеванию.

Освальд поспешно вытащил дядю Витю из толпы линчующих.

— Пошли, пошли. Любая толпа мигом попадает в камеры наблюдения разных киберболочек, от рекламных до милицейских.

— Да отпусти ты меня, замашки прямо тюремные, — дядя Витя пробовал сопротивляться железной длани агента Фалько.

— А ты, случаем, не пилотировал когда-нибудь летательный аппарат? — спросил Фалько. — Не прыгал ли с парашютом?

— Без парашюта прыгал. С кровати на горшок. Да и то травму заработал,— хихикнул дядя Витя.

— Ладно, пока оставим. А зачем тебе вообще все эти кощеи, троны, дворцы? Кто ж ты на самом деле: народный мудрец или чемодан с двойным дном, набитый дрянными мыслекодами?

— Не диверсант я! Я.., — дядя Витя поискал слова, пожевал губами. — Я

— просветленный. Вижу то, что другие не видят. Вижу каменное кощеево, которое вертится вокруг его дворца и глотает людей.

Врубаешься?

— Грамотно объяснил. Ну, проглотило, и что дальше?

— Если камень тебя слопал, то все, назад дороги нет, до серебряного неба тебе не добраться вовек. Понимаешь, теорию раскрутить я не могу, потому как учился понемногу и незнамо чему.

— Жалко, если ты мне соврал, дядя Витя. Будет тогда тебе и небо в единообразном узоре, и дворец огороженный.

Блок 14

С аэропортом Мелании по большому счету пришлось распрощаться. Не стоило мелькать в местах, где легко засветитьcя. На железнодорожных вокзалах тоже нескучно, хотя там слишком густой суп варится.

Все елозит, трется друг о друга, как вермишель в кастрюле.

Время от времени Мелании приходилось отваживать тех, кто назойливо лез в ее “частные владения”. Какое-нибудь рыло, которое, дыша перегаром и луком, собиралось согнать ее со скамейки. Или рыло, что желало схватить ее за костлявую попку. Мелания поступала всегда безошибочно. Она хватала рыло за ноздри и нажимала ему на глаза — это помогало. Иногда вступал в действие Кот и довершал разгром.

Однако появиться на аэровокзале ей пришлось — и вступить там в сговор с одним из приспешников Кожаного, известным по имени Бацилла. Хотелось увести роллер со стоянки — чтобы умчаться по республиканской магистрали куда-нибудь, где попросторнее.

Бацилла взял аванс за работу, чудом сохранившееся на Меланьином пальце обручальное кольцо, и роллер действительно спер.

ССС и почесаться не успела.

Так по крайней мере обрисовал Бацилла. Затем он слюнявым голосом детсадовца попросил разрешения покататься с денек. Мелания согласилась, ну не раздирать же Бациллу на куски с помощью верного Кота.

На следующий день она снова отловила вора, и тот опять попросил разрешения, но уже небрежно чавкая резинкой.