— Боже! — прошептала она сквозь слезы. — Не понимаю, чем я заслужила такое отношение?

Магдален вытерла мокрое лицо рукавом.

— Я никак не могу найти моего платка.

Гай подошел к столу и, обмакнув в кувшин с водой свой платок, подал ей.

— Возьми, тебе полегчает. На ужине никто не должен заметить, что ты чем-то расстроена.

— Спасибо, — сказала она и попыталась улыбнуться. — Но я сегодня не хочу идти на ужин.

— Придется, — проговорил он мягко, но настойчиво. — Весть о приезде хозяина замка должна быть торжественно объявлена в большом зале, и все должны видеть, что жена Эдмунда де Бресса рада не меньше других возвращению мужа.

— Но я не хочу…

— Твое отсутствие может дать повод для ненужных подозрений. Иди к себе, соберись с мыслями и силами и приведи себя в порядок. Скоро всех созовут.

У себя в комнате Магдален никак не могла сосредоточиться, все еще пытаясь осмыслить невероятное: Гай готов бросить ее и свою дочь. Новость о нежданном возвращении мужа Магдален не поразила: она всегда знала, что Эдмунд жив. Его возвращение для нее ничего не могло изменить… но, оказалось, что Гай думает иначе.

Она была уверена, что в настоящей любви не может быть греха: любовь по природе своей благословенна, а Гай твердил о бесчестии и позоре! «Впрочем, — подумала она, — возможно, он все это наговорил, потому что был очень взволнован. Сегодня ночью я проберусь в его спальню, и там наш разговор будет иным».

Магдален спустилась в большой зал чуть бледная, но вполне спокойная — у Гая камень упал с души: он боялся, что она не в состоянии будет взять себя в руки.

Они заняли свои места за высоким столом, и Гай жестом приказал герольду дать сигнал. Тот торжественно приложил рожок к губам, и чистый звонкий звук призвал всех присутствовавших в зале замолкнуть. Шум стих. Лорд де Жерве медленно встал. Голос его не дрогнул, когда он оповестил собравшихся, что получил сегодня радостную весть: хозяин замка Бресс возвращается к своим подданным.

Новость была встречена воодушевлением, но без особого ликования. Молодого де Бресса плохо знали в замке, здесь успели привыкнуть к строгому, но справедливому управлению милорда де Жерве, чьи решения были всегда правильны, чье водительство на полях сражения приносило успех и славу всем, кто сражался с ним, чья забота и внимание к молодой леди де Бресс вызывали только восхищение. Смена хозяина всегда сопряжена с нарушением обычного порядка вещей и далеко не всегда означает переход к лучшему.

Однако энтузиазм значительно возрос, когда Гай объявил, что в честь прибытия лорда де Бресса в замке будет объявлен турнир. Ведь это означало, что предстоит три дня пиров, поединков и светских развлечений, проще говоря — всех, не исключая прислугу, ждал праздник.

Магдален принимала поздравления с тихой улыбкой. Под впечатлением известия о турнире никто особенно не задумался о том, достаточно ли горячую радость проявляет леди.

А леди тем временем машинально пила и ела и вспоминала дни совместной жизни с мужем, начиная с той отвратительной ночи в замке Беллер и кончая турниром в Вестминстере. Она всегда относилась к мужу по-дружески, всегда помнила о своем долге, но страсти в его объятьях не испытывала никогда. Страсть она берегла для Гая де Жерве, ведь она любила его с одиннадцати лет! Она вспоминала Эдмунда и думала, что тот может — должен! — понять, кому принадлежит ее сердце. Но по брачному договору, освященному церковью, тело ее — собственность мужа, и как разрешить эту проблему, она плохо себе представляла.

В зале было очень душно, и Магдален обрадовалась, когда Гай, наконец, встал и попрощался с собравшимися. Они вместе вышли из зала.

— Можем мы немного пройтись, милорд? — спросила она уже во дворе. — Мне бы хотелось подышать свежим воздухом.

— Как вам будет угодно. Правда, у меня множество дел в связи с приездом вашего супруга.

Магдален поразил его отстраненный тон, и она сочла за лучшее сейчас на время расстаться.

Малышка спала в соседней комнате, и ночью, когда она просыпалась и просила есть, Эрин и Марджери кормили ее медовой водичкой, чтобы не тревожить сон госпожи, которой, скорей всего, могло в спальне и не быть.

В полночь, после колокола к заутрене, Магдален прокралась потайным коридором в спальню Гая. Там было темно.

— Гай? — прошептала она, наощупь пробираясь к кровати.

— Святой Господь! — никогда она не слышала, чтобы в голосе его было столько злобы. — Как тебе в голову могла прийти мысль явиться ко мне, когда твой муж жив и едет сюда?

Он зажег свечу.

— Магдален, немедленно возвращайся к себе!

— Нет, пожалуйста, не гони меня, я хочу объяснить.

Гай спрыгнул с кровати. Его обнаженное тело отбросило на стену длинную черную тень. Накинув на себя рубашку, он снова повернулся к Магдален.

— Все кончено, Магдален. Что мне сделать, чтобы ты поняла это?

Она затрясла головой.

— Это не может кончиться. Моя любовь к тебе — это моя жизнь! И у нас с тобой ребенок.

— У тебя есть муж, — он взял ее за плечи. — Муж, уверенный в твоей верности, хотя и понимающий, что ты не в силах заставить себя любить его. Теперь, когда известно, что он жив, я не могу быть таким вероломным. Видит Бог, я взял страшный грех на душу лишь потому, что был уверен в смерти Эдмунда.

— Так ты меня не любишь? — простота вопроса лишила его всяких аргументов. — Обними меня, — тихо сказала она, и он услышал слезы в ее голосе. — Пожалуйста, я чувствую себя брошенной, одинокой, мне страшно! Пожалуйста, обними меня! Больше я ни о чем не попрошу. А потом я сделаю все, что ты прикажешь.

12

Из замка Бресс в соседние города и замки были отправлены глашатаи, чтобы оповестить всех и вся: в честь возвращения сьёра Эдмунда де Бресса устраивается грандиозный рыцарский турнир. Дошла эта весть и до улицы де Берри в Париже, и Шарль д'Ориак немедленно приступил к сборам в дорогу.

В самом замке приготовлениями были заняты все — от кухни до гарнизонного двора, так что у леди Магдален оставалось мало времени для размышлений о будущем. Гай теперь подолгу отсутствовал, а вернувшись в замок, запирался с начальником стражи, сенешалем или камердинером. Он решительно пресекал все ее попытки поговорить с ним о том, что их ждет, справедливо полагая, что жизнь сама все расставит по своим местам.

Ночами Магдален по-прежнему засыпала в его постели, но ничего уже от него не требовала, ей было достаточно, чтобы он обнимал ее, пока сон не смежит ее веки, и это было для Гая величайшим счастьем, хотя потом ночь напролет он лежал без сна, обхватив голову руками и с ужасом думая о том надвигающемся времени, когда он станет снова одиноким и будет засыпать один, не ощущая у себя под рукой этого теплого, душистого тела, этого ровного дыхания, этого беспредельного доверия к себе, ибо все это будет принадлежать ее мужу.

В Париже и Руссильоне члены семейства де Боргаров ломали голову, как вести себя после получения известия о том, что Эдмунд де Бресс не погиб в результате покушения на его жизнь в вестминстерском лесу.

Бертран де Боргар первым делом излил ярость на голову своего сына Жерара: именно он прошлым летом под чужим именем был отправлен в Англию, где должен был организовать убийство Эдмунда; способ и время убийства Жерар мог избрать по своему усмотрению.

— Мы им заплатили столько денег! — шипел патриарх. — И все это теперь псу под хвост?

— Милорд, это невозможно, он не мог остаться в живых; после таких ран не выживают, — побелевшими губами пробормотал Жерар; ему не надо было объяснять, как это опасно — не исполнить поручения отца. — Мне поклялись, что он был мертв, когда они бросили его в лесу.

— И ты им поверил? — презрительно усмехнулся отец. — Они принесли в подтверждение своих слов мертвое тело?

— Нет, милорд, — признал сын, совсем упавший духом. — Но у меня не было оснований не доверять им. Они безупречно служили нам и раньше. К тому же, по правде говоря, было бы очень непросто и опасно для всех нас пытаться перевезти тело на постоялый двор в самом центре города.