Шел третий день массированного налета вражеской авиации на наши позиции. В предрассветных сумерках утра 25 августа белых клубков становилось все больше. Это вступили в действие орудия 3-го дивизиона. Враг и на этот раз был встречен шквальным огнем. Дым от разрывавшихся снарядов и бомб застилал все вокруг. Аида работала без устали, сообщала командиру все новые и новые данные о движении вражеской авиации. Огонь наших зенитчиков был точен. Зенитные разрывы становились все гуще. «Облака» приобрели темный цвет. Вражеские самолеты пытались изменить курс, уйти от возмездия.

Аида точно определяла дальность и высоту полета вражеских самолетов. По ее данным пушки 3-й батареи стреляли почти без промаха. Уже не раз, когда командир батареи получал от Аиды данные о фашистской авиации и давал команду «Огонь», самолет противника, оставляя за собой черную дымку, врезался в землю… На приборе управления Аиды появлялась новая звездочка: за две недели батарея сбила восемь фашистских самолетов.

29 августа гитлеровцы прорвали фронт в районе Вертячего и в полдень вышли к Волге севернее города. Враг оказался в полутора-двух километрах от корпусов Тракторного завода. Он мог в любую минуту ворваться в город, так как имел превосходящие силы — до 200 танков с мотопехотой и артиллерией на механической тяге. Эти силы продвигались от Дона к Волге при активной поддержке авиации.

Несмотря на все это, зенитные батареи корпуса противовоздушной обороны полковника Райнина, куда входил 1078-й полк, встретили гитлеровцев мощным огнем. Им пришлось бороться одновременно с самолетами, танками и пехотой противника. Восьмая батарея дралась до последнего снаряда. Зенитчики стояли насмерть, не отступая ни на шаг.

В начале сентября 1942 года положение батареи и всего полка еще более ухудшилось. Как ни маскировали пушки, их огонь все же был на виду у противника. Фашистские стервятники первый удар решили нанести по зенитчикам, чтобы расчистить себе подход к важным объектам. Батарея была сильно потрепана. Часть пушек вышла из строя.

Из-за отсутствия снарядов, будучи окружен танками и пехотой противника, 3-й дивизион вынужден был взорвать материальную часть. Многие из зенитчиков пали смертью храбрых, а остальные, в том числе и Аида Алахвердян, оказались в окружении и попали в плен. Гитлеровцы угнали военнопленных на Запад. Аиде пришлось скитаться по многим фашистским лагерям, пережить страшные пытки, издевательства. В феврале 1943 года в числе других советских военнопленных ее отправили в концлагерь Равенсбрюк, в 80 километрах от Берлина.

Аида Сергеевна Алахвердян.

В Равенсбрюке Аида Алахвердян, как и другие узницы, лишилась имени, отчества, фамилии. С 27 февраля 1943 года — первого дня ее пребывания в лагере — она стала номером 17 526. С нее сорвали одежду, выдали юбку, кофту полосатой тюремной расцветки и боты на деревянной подошве.

Ауфзеерка, надзирательница лагеря, калечила тела и души узниц. Она могла, например, дать пощечину Аиде и любой-другой узнице за то, что те не выполняли ее «капризы». А «капризы» эти диктовались законами фюрера. Старшая ауфзеерка Бинц часто выгоняла узниц из бараков и заставляла бежать по сто метров без остановки. Невыполнение этого приказа грозило крематорием.

Однажды Аида не успела вовремя явиться на «стометровку», а придя, тут же упала, обессиленная. Эсэсовка с эмблемой смерти — черепом со скрещенными костями — подошла к ней, схватила за волосы и начала зверски избивать.

Ревир — лагерная больница. Но там не лечили, а калечили людей. Эсэсовские врачи часто пользовались ядом эвиналом и бактериями, которыми умерщвляли больных, истощенных, а нередко и здоровых узниц. Палачи делали различные опыты, медицинские эксперименты над живыми людьми. Садист врач Трейте ежедневно отбирал для сжигания партию заключенных, давая им билет красного цвета, что означало направление в газовую камеру крематория.

Бетриб — фабричный цех в лагере. Там душили узниц работой. Там их избивали за саботаж. Полы бетрибов, как правило, всегда были закапаны человеческой кровью. Аида работала в мастерской по пошиву одежды вместе с бакинскими девушками Лидой Назаровой, Ниной Бондаренко и другими. Из-за слабого здоровья она не выполняла норм. За это ее зверски избивали.

Но Аида была полна решимости бороться до конца. Она переходила от одной машины к другой, уговаривала женщин шить медленнее, хуже. Зимой бараки не отапливались, а узницы были одеты слишком легко. Аида вместе с подругами накопила «излишек» шерстяных материалов и шила теплые тапочки для более слабых — престарелых женщин и детей.

Аппель — это раздирающий душу вой сирены, извещающий о поверках. Ежедневно по этому оглушительному вою узниц выводили из блоков во двор лагеря и заставляли часами стоять под снегом или под знойным солнцем.

Так жили в Равенсбрюке десятки тысяч советских женщин и антифашисток из разных стран Европы. Однако ни страшные пытки, ни бесконечные издевательства не сломили Аиду. Она вместе с подругами продолжала бороться.

В Равенсбрюке Аида Алахвердян томилась в 32-м, последнем по счету бараке. С первых же дней она установила связь с пленницами других бараков, знакомилась с их жизнью. Особенно крепко сдружилась Аида со своими землячками — девушками-грузинками Кето Хомерики и Нателлой Титвинидзе, армянками Осанной Аваковой и Валентиной Партикьян, бакинками Лидой Назаровой и Ниной Екимовой.

В Равенсбрюке действовало интернациональное коммунистическое кольцо. В его состав входили узницы многих национальностей: от чешек — Мама Запотоцкая, жена премьер-министра Чехословакии А. Запотоцкого, от француженок — Мари Клод Вайян-Кутюрье (впоследствии вице-председатель Международной демократической федерации женщин, депутат Национального собрания Франции); от англичанок — антифашистка Айрин и другие. Душой подпольного коммунистического кольца были советские женщины — Евгения Лазаревна Клем, работавшая до войны в Одессе преподавателем истории, и Вера Удовенко.

Участницы коммунистического кольца ставили своей задачей поддерживать в лагере бодрость духа, ограждать заключенных от фашистской агитации, организовывать саботажи на работах, оказывать медицинскую помощь раненым и больным, рассматривать вопросы, касающиеся жизни заключенных, спасать их от неминуемой гибели. С этой целью к баракам были прикреплены доверенные лица из самих же узниц, которые проводили в жизнь решения коммунистического кольца.

Однажды в лагерь привезли новую партию арестованных чешских женщин. Двое из узниц — Инка и Милка, подруги Аиды по бараку, — горячо обнимали и целовали высокую женщину с усталым печальным лицом.

— Зденка, Зденка, — со слезами на глазах звали они вновь прибывшую. Аида узнала, что Зденка Неедлова — дочь видного чехословацкого ученого, жена героя-коммуниста.

С этого дня Аида сдружилась с Зденкой, как с родной сестрой. Она с большим интересом слушала рассказы Зденки о деятельности борцов чехословацкого Сопротивления, о гестаповском произволе в тюрьмах, о смелых действиях партизан и подпольщиков. Узницы верили, что рано или поздно фашисты будут жестоко наказаны, а заключенные освобождены из неволи.

Вскоре у Аиды появились и другие подруги. Как-то вечером по баракам распространился слух о том, что среди «новичков» находится жена вождя трудящихся Германии Эрнста Тельмана Роза Тельман.

— В какой блок ее определят? — спрашивали узницы.

— Конечно в наш, тридцать второй, — сказала Аида.

И она не ошиблась. У входа в 32-й барак Розу Тельман встретили почти все его обитатели. До поздней ночи затянулась беседа.

Два года и два месяца провела Аида Алахвердян в стенах концлагеря Равенсбрюк. Каждый день здесь тысячи людей увозили в камеру с газом и умерщвляли. Но люди не сдавались, боролись, как могли, и выжили. Выжила и Аида Алахвердян.

Политзаключенная Лили из Люксембурга написала об узницах стихотворение «Русским женщинам». Оно было переведено на русский язык Аидой Алахвердян и впервые опубликовано в армейской газете «За Родину» в 1945 году, а затем перепечатано в книге «Они победили смерть».