Изменить стиль страницы

— Слушай дальше. Недавно в укоме партии о тебе был разговор. Как я помню, одно время ты был в партизанском отряде Русакова.

— Да. Вы, Василий Александрович, были у нас начальником эскадрона.

— У тебя хорошая память, — улыбнулся Шемет. — Так вот, Русаков отозвался о тебе как об опытном разведчике.

— Ну, какой у меня опыт, — смутившись, ответил Дороня. — Просто выполнял задание и все.

— Теперь тебе даем новое поручение: разведать местонахождение банды, сообщить об этом при первой же возможности Усть-Уйскому военкому Новгородцеву… Какое-то время будешь находиться в его распоряжении. Когда нужно, мы тебя вызовем. Сейчас я напишу Новгородцеву письмо. — Василий взялся за бумагу.

— Когда выезжать?

— С утра. Береги себя. Не забывай, что лезешь в волчью пасть.

Дороня вышел. Садясь на коня, подумал: «Не забыл меня Григорий Иванович, помнит. А задание выполню… выполню…»

Проводив глазами Третьякова, Шемет опустился на стул. На душе было неспокойно: «Рано Дороню политруком назначили. Но и то сказать, бурно растет парень. Умен, находчив. Вернется ли живым!»

Скрипнула дверь. На пороге стоял человек, одетый в легкий парусиновый пиджак и широчайшие шаровары с лампасами. Круглое, как арбуз, лицо с маленькими плутоватыми глазками выражало угодливость. Приложив руку к форменной фуражке, козырнул:

— Здравия желаем.

— Вы — председатель совета? — спросил сухо Шемет.

— Так точно. Чем могу служить? — председатель не спеша повесил пиджак на торчавший в стене гвоздь.

— Коммунист?

— Член Российской коммунистической партии большевиков, — усаживаясь за стол, ответил тот с готовностью.

— Как вы могли допустить беспорядки в станице? — Шемет в упор посмотрел на председателя. — Больше того, спрятаться, когда вся станица бурлит?

— Провиночка есть, это правильно. Действительно, пошумели бабы немножко, но ошибочку поправим. Дело пустяковое.

— Почему вы как председатель станичного совета не предупредили ошибку? — Шемет с трудом сдерживал охвативший его гнев: — Задержать отправку хлеба рабочим вы считаете пустяками?

— Согласен, заминка вышла, — заерзал тот на стуле. — Не сумлевайтесь, все будет в аккурате…

— Очевидно, нам придется разговаривать по этому вопросу в уездном политбюро, — поднимаясь со стула, сердито сказал Шемет. — А теперь устройте меня на ночлег.

Председатель поспешно сорвал пиджак и, забежав вперед, предупредительно открыл дверь:

— Это можно-с. Тут недалеко подходящая квартирка есть.

На улице было темно. Деревья и постройки тонули во мгле. Остановившись возле какого-то дома, спутник Шемета произнес:

— Вы тут постойте, я узнаю насчет комнаты. Здесь приезжие завсегда останавливаются.

Ждать его пришлось недолго.

— Заходите. Комната как раз свободна.

Нащупав ногой ступеньки, Василий поднялся на крыльцо. В ярко освещенных сенях стояла Луша, приподняв лампу и приветливо улыбаясь.

Первой мыслью Шемета было вернуться в станичный совет: хозяйка дома — жена бандита. Зачем председатель привел его сюда?

Отступать было поздно. Василий решительно шагнул следом за хозяйкой.

— Заходите, Викентий Захарович, — кивнула та.

— Благодарствую. Тороплюсь домой, — ответил председатель.

— Постойте, — рука Шемета приподнялась. — Скажите начальнику охраны, чтобы выслал ко мне связного.

— Скажу, — ответил с готовностью Викентий и, сделав какой-то знак Луше, вышел.

Хозяйка провела постояльца в комнату.

— Похлопочу насчет ужина, — Луша вышла на кухню, поспешно открыла окно.

— Здесь я, здесь, — послышался приглушенный голос Викентия.

— Ну, как он? — шепотом спросила Луша, кивнув головой на комнату.

— Лют, как зверь. В уездное политбюро грозил меня потащить.

— Ничего, у меня будет ласковый.

— На тебя вся надежда, Лукерья Егоровна. Боюсь, как бы партийный билет не отобрали. Выручай, голубка.

— Ладно. Утре приходи. Не забудь четверть самогонки прихватить. Пить будем трое.

— Ух ты! — От мысли о пирушке с начальником продотряда у Викентия захватило дух. — Раскрасавица ты наша, — произнес он в восхищении.

— Иди, куда послан! — Окно захлопнулось.

Оставшись один, Шемет оглядел комнату. Посредине стоял большой стол, накрытый филейной скатертью. В правом углу — буфет с посудой, в левом — под цветным ситцевым пологом с двумя наколотыми бумажными розами кровать, на которой горкой высились подушки. На стене копия картины «Как мыши кота хоронили». Перед иконами на позолоченной цепочке парил в воздухе фарфоровый голубь с едва заметным круглым отверстием для лампады. Слышался запах богородской травки и сушеной мяты. Вошла Луша.

— Хозяйством занялась, извиняйте. — Заменила на столе филейную скатерть полотняной. — Устали с дорожки-то, — голос ее звучал приветливо. Открыв буфет, Луша достала тарелки и поставила графин с самогоном, из кухни принесла жаровню с мясом и, посмотрев через плечо на стенное зеркало, поправила прическу. В дверь раздался осторожный стук. Луша вышла.

— Пришел председатель сельсовета с вашим человеком. Пригласить их к столу? — хозяйка вопросительно посмотрела на Шемета.

— Нет, я сейчас выйду.

Викентий Захарович привел связного, розовощекого и совсем еще юного Колю Дмитрева.

— Как в отряде? — спросил Шемет бойца.

— Выехали по вашему распоряжению на кормежку коней к озеру. Охрана и дозорные на местах, — ответил бойко Коля.

— Хорошо, ночуешь здесь. А вы, — Шемет исподлобья посмотрел на переминавшегося Викентия, — можете идти.

И как только закрылась за ним дверь, Василий зашептал:

— Глядеть придется в оба. Понял?

— Есть глядеть в оба, — Коля выпрямился. — Где прикажете находиться?

— Здесь. Посматривай за окнами и за крыльцом. Если что заметишь, сейчас ко мне.

Шемет вернулся в комнату.

— Мой связной ночует на кухне. Надо его покормить, — садясь за стол, сказал он хозяйке. Та налила стакан самогона и вышла с ним к Дмитреву. Через открытую дверь было слышно, как она, гремя ухватом, вытащила из печки чугунок со щами и поставила еду перед Колей.

— Выпей сначала.

— Не полагается, — коротко ответил связной и, отодвинув стакан, принялся за еду.

Шемет улыбнулся: «Не купишь! — Посмотрев на обильно заставленный стол, покачал головой: — Люди пухнут от голода, а тут: мясо, самогон, белый хлеб. Не плохо живет. Попытаюсь, однако, узнать, где все это берется». Заслышав шаги, Шемет вынул портсигар:

— У вас курят?

— Курите, — поставив стакан с самогоном, ответила Луша. — У меня хозяин-то курящий.

— Он что, в отлучке?

— Мешочничать уехал, — сохраняя безразличие, ответила женщина, как бы угадывая мысли гостя, добавила: — Какая есть одежонка, меняем на еду. Так вот и живем. Выпейте, — Луша подвинула стакан Шемету.

— А вы?

— С хорошим гостем всегда можно… — приподняв стакан, хозяйка потянулась к Василию. Он невольно отвел глаза от ее искательной улыбки.

— Со свиданием!

Шемет с трудом проглотил противную жидкость и принялся за мясо.

— Налить еще?

— Спасибо, не хочу.

Луша поднялась со стула, поправила яркую широкую юбку, отделанную по подолу черным кружевом, подошла к Василию. Наклонилась за графином, как бы нечаянно задела Шемета грудью. В голову гостя ударил буйный хмель. Обхватив рукой хозяйку, он привлек ее к себе.

— Не балуйся, — Луша ловко вывернулась. На раскрасневшемся лице ее промелькнула победная улыбка.

«Еще стакан, два — и ты будешь мой, голубчик», — казалось, говорили ее глаза. Шемет, проклиная себя за минутную слабость, шумно отодвинул стул. — Спасибо за угощенье, — сказал он сухо и вышел на кухню. Коли Дмитрева не было. «Должно, посмотреть коня ушел».

Василий толкнул дверь и оказался на крыльце. Стояла теплая ночь. В станице — ни звука. Лишь на окраине глухо тявкали собаки. Над головой Шемета стремительно пролетела ночная птица. Прислонившись к перилам, Василий закурил. Из темноты вынырнула фигура связного.