Вот таким человеком был Коромыслов, возглавлявший мебельную фабрику «Стол и стул».

Однажды он получил срочную телеграмму: «Связи открытием выставки доставьте облцентр адресу Московская 18 образцы продукции вашего предприятия».

Коромыслов сиял. Он участник выставки! Интересно, что теперь скажут те, кто пытался критиковать его мебель? И старомодна, мол, она, и тяжела, и громоздка, и прочна не очень. Нет, его, Коромыслова, наверху, безусловно, ценят, раз такое доверие оказали!

Образцы продукции в облцентр Коромыслов сопровождал сам, лично. Сидел в кабине грузовика, насвистывал под нос легкомысленные мотивы и не подозревал, как с ним обойдется фортуна. А она обошлась грубо, бестактно. Оскорбительно даже.

Когда грузовик остановился на Московской, 18, Коромыслов увидел на фанерном щите надпись, от которой… Нет, что было с ним, это уже вы домыслите сами. А надпись была такой: «Выставка низкокачественной и устарелой продукции».

Люди, толпившиеся у подъезда, встретили приехавшего репликами:

— Чем комод будешь сгружать, отец? В нашем городе такого крана нету.

— Откуда дровишки?

Кто-то даже свистнул в три пальца.

И Коромыслов в общем был достоин того, чтобы его освистали.

Но дело не только в нем. «Низкокачественную и устарелую продукцию» делает целый коллектив. Разве он не в ответе? И почему бы широкой общественности не проявить беспокойство? Ведь ей, общественности, даны очень большие права.

Ей — и перо в руки: пишите в газету.

Ей — и микрофон к губам: выступайте на собраниях.

Наконец, и выставку можно было бы организовать. Отрицательную, наподобие той, о которой мы сейчас говорили. Свою, в масштабе предприятия. Небольшой музей, где были бы представлены бессовестные люди и их нечистая работа.

Чудесное это средство — отрицательные выставки! Хорошо исцеляют бракоделов от их тяжелого недуга.

Да мало ли проверенных, испытанных средств! Тут и лихие атаки «легкой кавалерии», и оперативные рейды боевых комсомольских постов. Важно, чтобы каждое из этих средств действовало. Чтобы по бракоделам с разных сторон велся дружный прицельный огонь.

Всему, что сделано на наших заводах и фабриках, должна быть одна оценка — «отлично». Может быть, сообразительные работники торговли придумают серию уступок: «отлично Б», «отлично Д». Но согласитесь, «отлично Д» — это не очень гармоничное сочетание. Никаких уступок!

Дворец мелодий

Один знакомый недавно поведал мне о событии, происшедшем в их городе.

Город этот не известен ни храбрыми сражениями с Мамаем, ни продукцией местной промышленности, ни футбольной командой.

Расположен он в средней полосе. По размерам и числу населения тоже средний. И если школьник не сумеет показать его на карте, учитель никогда не поставит ему двойку за этот промах.

Среднее положение долгое время угнетало городских руководителей. И выхода из него они просто не видели. Пытались соревноваться в масштабе республики за чистоту, но первого места городу не дали. Хотели взять реванш по зеленым насаждениям, но опять как-то не вышло.

И в тот момент, когда они находились в состоянии крайнего уныния и разочарованности, явился спаситель.

Это был энергичный мужчина с рыжим портфелем в руках. Портфель имел несколько застежек и крайне разбухший вид. Видимо, там находилось все, что необходимо для достижения широкой известности и славы в веках.

— Ассигнуйте мне энную сумму, — деловито сказал спаситель, — и вы войдете во все энциклопедии. В Большую Советскую, в Британскую и даже в справочник Хютте…

Со справочником Хютте его собеседники накоротке знакомы не были, но он, видимо, произвел на них впечатление.

— Что нужно? — перебивая друг друга, спросили они.

Мужчина небрежно закинул ногу на ногу, выдержал многозначительную паузу и ответил, чеканя каждое слово:

— Вашему городу нужен народный хор…

Потом он разошелся и изложил свою программу более подробно:

— Хоровое пение — это пение будущего. Недаром оно так популярно. Хор Пятницкого, Омский, Северный, Уральский… «Рябинушку» слыхали? Вот! И у нас будет своя «Рябинушка». Но предупреждаю: никакой самодеятельности! Все на профессиональную ногу. А для этого — финансы!

— И много их, финансов? — осторожно спросил предгорсовета.

— Легкой жизни в этом смысле не обещаю, — честно и мужественно сказал спаситель. — Но так просто ничего по делается… Я беру на себя организацию, репертуар и общее руководство. Кроме меня дирижер, хормейстер. Дальше — художник по сарафанам. Три солиста, двадцать семь певцов на разные голоса. Это же сила! Кстати, вот проект штатного расписания и смета на деревянные инструменты.

— А инструменты только деревянные? — с облегчением спросил один из участников беседы. — Других не надо?

— Не надо. Это будет особенность нашего хора. И сарафаны тоже. Таких ни один хор не видывал. И вообще наш коллектив должен отличаться от других. В этом залог успеха. Если другие, например, поют, нажимая на «о», то мы будет налегать на «а» или на «у». В общем, есть еще гласные буквы! И репертуар будет свой — нечто вроде советской былины, этакой народной оратории.

— А где ее взять?

— Заплатим — напишут. Есть тут на примете некоторые былинники речистые. Да я и сам! И не пугайтесь, что платить надо. Потом с лихвой окупится: концерты, гастроли по всему Союзу, полные аншлаги, призовые места! Слава вашего, то есть нашего, города пересечет границы всех административных экономических районов. На крыльях песни! А деньги — это деньги! Чтобы их получать, их надо вкладывать.

— Еще куда-нибудь надо вкладывать? — с некоторым беспокойством спросил предгорсовета.

— Вы правы. У хора должен быть свой дом. Раз вы сказали «а», говорите «б». А «б» — это Дворец народной песни. Такого ни в одном городе нет! Надо построить! Представляете: бетон, стекло, витражи… Красота! Сюда потянутся на выступления лучшие хоры и ансамбли страны. Приедут сказители, ашуги, акыны и эти — как их? — тамады… Кроме того, здесь будут народные карнавалы, фестивали танца и торжественные заседания горсовета совместно с общественными организациями. Вы выходите на трибуну и…

Владелец рыжего портфеля говорил так вдохновенно, что вскоре на стол перед ним положили договор, а когда он ушел, состоялась небольшая летучка. Обсуждали вопрос, где взять деньги на Дворец песни. Решили срезать со сметы жилищного строительства.

Через несколько месяцев на Площади песни (до недавнего времени она называлась Базарной) был заложен фундамент Дворца. А хор дал уже первые концерты. Успеха они, правда, не имели: публика бежала за калошами еще до первого антракта. Но автора «народных ораторий» это не обескуражило.

Оправдываясь перед своими покровителями, он сказал:

— Состав хора у нас пока не очень сильный. Не подозревал, что в нашем городе так мало талантов. Придется выписать из других… И потом — дворец-то побыстрее надо строить. В этом клубе скотобойни, где мы выступаем, разве акустика?

Меценаты вздохнули и пошли на новые расходы. Для этого законсервировали строительство еще двух домов. Попутно отменили ремонт кинотеатра.

А худрук наседал:

— Я не могу восстанавливать свои силы на ту зарплату, какую вы мне дали! Либо прибавьте, либо уйду… И на сарафаны не жадничайте. В таких сарафанах только коров доить!

Петля, которую на себя добровольно накинули меценаты, все туже затягивалась на их шее. Искусство требовало новых жертв. До полных аншлагов и призовых мест было еще далеко. Лучшие ансамбли страны, сказители, ашуги и акыны в дорогу пока не собирались. А горбюджет трещал по всем швам.

Разговоры о славе и об упоминании в энциклопедии приумолкли. О справочнике Хютте тоже никто ничего не говорил. Тем более — узнали, что он технический.

Впрочем, один лучик славы как-то прорвался. Он шаловливо поиграл на лысинах меценатов и угас. Как выяснилось потом, он был очень обманчивым.

…Местная газета напечатала статью «Дворец мелодий». Автор ее сладкозвучно описывал неповторимые формы будущего дворца, колоннаду у входа, зал, способный вместить чуть ли не четверть городского населения, бра, канделябры, гобелены, витражи… В статье было много превосходных степеней и восклицательных знаков.